Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый
Ну да ладно. Поиграем! Подбоченившись, я произнёс:
— А вы испытайте меня, бояре. Пущай Симеон Полоцкий поговорит со мной. Знаю я и науки, и языки иноземные. Знаю столько, сколько и учёные мужи в Европах не знают!
— Что баешь? Кто с тобой поговорит, полковник? Мертвец и еретик Полоцкий? — настороженно спросил Григорий Григорьевич Ромодановский.
Другие на меня также нацелили свои взоры. Вот так оплошность! Я же был практически уверен, что Симеон Полоцкий жив [умер в 1680 году]. Ведь знаю точно, что именно этот человек тестировал Никиту Зотова на профпригодность — быть ли ему учителем Петра Алексеевича. Разве же это всё не произошло уже после стрелецкого бунта?
— А! Туда ему и дорога! — сказал я, стараясь не показывать своего смущения. — Пусть меня спытает кто иной.
Но бояре всё хмурились, и я решил ещё один аргумент привести.
— Пётр Алексеевич будет думать теми мыслями, кои вложите в его голову. Что скажете… токмо вы… А я передам. Чем увлечь царя найду, не сумневайтесь, — попеременно я посмотрел на троих бояр. — О том и думать будет на законном троне Пётр Алексеевич, чему научим.
— То дело… — первым высказался Ромодановский.
— После я сам тебя испытаю, и Никитка Зотов поспрашивает [Никита Зотов — учитель Петра Великого]. Коли будет та наука полезной для Петра Алексеевича, так и поглядим, — высказался Матвеев.
— Добро. Мы готовы вместе со стремянными спасать усадьбы от разграбления. За что и плату свою возьмём, — не желая больше развивать тему с наставничеством, выставил я ещё одно условие.
Вернее, поставил сие собрание перед фактом. С другой же стороны, звучит всё очень благовидно. Прямо стремление пионеров бабушку через дорогу провести. Однако эти пионеры собираются брать немалую плату за обеспечение безопасности пожилой женщины.
— Пятнадцать долей от всего того, что удастся схоронить и вывезти из любой усадьбы. Такова плата! — озвучил я расценки.
И вновь встретил грозные взгляды, полные возмущения.
— Коли так… — первым задумчиво произнёс Языков. — Мою усадьбу первой повинно вывезти в Кремль. Сегодня верно грабить её будут.
Я насилу не засмеялся, когда Ромодановский стал спорить не со мной о цене, а со своим сотоварищем о том, чью именно усадьбу нужно в первую очередь вывезти.
Это на первый взгляд плата высока. Однако ведь все понимают, что сегодня бунт не заканчивается. И с самого утра начнутся погромы. И, конечно же, первыми пострадают усадьбы тех людей, которых ассоциируют с главными противниками бунтовщиков.
— На этом был твой сговор, полковник, с Никиткой Глебовым, полковником стремянных? — догадался Матвеев.
— И не токмо, — отвечал я.
Я задумался и решился все же оставить бумагу боярам.
— Тут мои предложения, как ослабить наших ворогов. Думайте, бояре. Токмо одним оружием усмирить сложно.
В бумаге было главным — это предложение объявить Ивана Алексеевича вторым царем. Тем, кто принимать решений не будет, только числиться. Но такой ход, я уверен, сильно остудит головы бунтавщиков. А еще он выбивал почву из-под ног наших врагов.
Сговорившись с боярами, я отправился в расположение своих стрельцов. Нужно было понять, что произошло за ночь, кто ещё прибыл в Кремль. Я видел, когда подходил к Красному кольцу, что разноцветье стрелецких кафтанов ещё более разнообразилось. Я заметил стрельцов и в коричневых кафтанах, и в зелёных, и болотного цвета. И со всем этим нужно разбираться мне, а то иначе найдутся те, что быстренько заменят меня и станут претендовать на главенство.
Нет, не для этого я рискую, не для этого отягощаю свою душу новыми грехами.
* * *
Когда два полковника пошли заниматься своими делами, подготавливая вылазки в усадьбы Ромодановского и Языкова, трое бояр вновь схлестнулись недоверчивыми взглядами.
— Буде ещё раз… Ворогом тебе стану, Артамон Сергеевич, — сказал Языков.
— Ты, Артамон Сергеевич, больше так не поступай! Есть у нас уговор, что трое рядом с Петром встанем, — сказал Ромодановский, глядя в глаза Матвееву. — Так тому и быть. Иначе… Один из нас не сдюжит.
— Былого не вернёшь, а верить нам друг другу потребно! — отвечал боярин Матвеев.
А после усмехнулся.
— Как бы, бояре, не вышло, что не втроём нам быть подле Петра, а четверым, — заметил Матвеев.
— Шустёр выборный полковник. Эко зыркал на тебя, Артамон Сергеевич. Не глупее нашего будет, понял, что это ты Петра приваживать удумал. Ещё гляди, чрез тебя возвеличиваться станет, — заметил Языков.
— Да куда же ему больше? — удивился Матвеев. — В полковниках ужо.
— Нужен он нам нынче. Вон и стремянных под нашу руку привёл. Дорого нынче стремянные обходятся. Шесть тысяч ефимок вынь да положь стрельцам конным, — сетовал Ромодановский.
— А ещё с кожной усадьбы возьмут… Так стрельцы богаче нашего с вами станут! — усмехнулся Языков.
Двое других бояр промолчали. Богаче их? Это вряд ли. Особенно если равняться с Матвеевым. Тот имел не меньше миллиона ефимок серебром. Даром, что ли, столько лет был вторым человеком в Русском государстве? Матвееву через Наталью Кирилловну Нарышкину удалось немало серебра и золота добыть от влюблённого в воспитанницу Матвеева царя Алексея Михайловича.
Ну, конечно же, о том, что перед самой опалой Артамон Сергеевич смог вывезти в надежное место, под Коломну, почти всё своё состояние, он говорить не стал. Богатейшая усадьба Артамона Сергеевича в Москве уже давно пустует. И были те людишки, что хотели поживиться в усадьбе опального друга царя. Да не нашли там ничего. Даже ковры и утварь перед отбытием в ссылку Матвеев успел продать.
— Так что, бояре, как сила станет нашей и начнём головы сечь бунтовщикам, так заодно и полковнику нашему? С чего он уже в наставники к царю наметился? — спрашивал Артамон Сергеевич Матвеев.
Его подельники ничего не ответили. Матвеев подумал, что это они так проявляют свою слабость. Ну или опасаются, что становящийся популярным смелый и деятельный молодой полковник, в случае того, что почует угрозу, ещё и свой бунт учинит. И вот этот бунт может быть куда как опаснее, чем-то, что нынче творит Хованский.
Вот только и Григорий Григорьевич Ромодановский, и Иван Максимович Языков уже видели в молодом полковнике такую возможную силу, что можно было бы использовать в своих играх
