Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце - Андрей Анатольевич Федин

— Дмитрий Иванович, жарко, — сказала она.

Демонстративно помахала книгой, словно веером.

Я встал, вынул из кармана жилета удостоверение, раскрыл его и предъявил журналистке.

Представился снова:

— Дмитрий Нестеров, капитан, Комитет государственной безопасности СССР.

— Оперативный уполномоченный, — прочла в удостоверении Лебедева.

Она перевела взгляд на моё лицо и спросила:

— Вас мой папа прислал? Зачем?

— Александра Витальевна Лебедева, — сказал я, — вы подозреваетесь в совершении особо тяжкого государственного преступления. К нам поступила информация, что вы планируете побег за границу. Поэтому мы вынуждены вас задержать.

Я отметил, что широко открытые глаза журналистки сейчас выглядели не голубыми, а тёмно-бирюзовыми. Лебедева моргнула, растеряно улыбнулась (будто надеялась, что я пошутил).

— Гражданка Лебедева, — сказал я, — вставайте и следуйте за мной. Советую вам: не делайте глупостей. Напоминаю, что неподчинение представителю власти — это уголовно наказуемое деяние. Не усугубляйте свою вину.

— Мою… вину? — переспросила Александра. — Государственное преступление? Побег за границу? Дмитрий Иванович, это такая шутка?

Я спрятал в карман удостоверение и заявил:

— Никаких шуток, гражданка Лебедева. Измена Родине — это нешуточное обвинение.

Журналистка всё ещё улыбалась.

— Что? — переспросила Александра. — Измена Родине? Вы… знаете, кто я такая? И кто мой отец?

Я кивнул.

Вагон дёрнулся — из-под подола сарафана вновь выглянули женские колени.

— Разумеется, Александра Витальевна, — сказал я. — Меня поставили в известность. Ваш отец, генерал-майор Комитета государственной безопасности Корецкий, арестован. В настоящий момент он уже даёт признательные показания.

— Папу арестовали⁈ Кто такое приказал⁈

Лебедева вцепилась руками в край стола. На её скулах вспыхнул румянец.

Я попятился к выходу, поманил Александру за собой.

— Александра Витальевна, — сказал я. — Следуйте за мной. Уверен, что ТАМ вам всё объяснят.

Демонстративно выглянул в коридор и снова взглянул на Лебедеву.

— Александра Витальевна, поспешите. Сейчас вернутся ваши попутчики. Вы же не хотите, чтобы в их присутствии я защёлкнул на ваших руках наручники, как на какой-то… воровке?

Журналистка встрепенулась. Возмущённо выдохнула.

— Сам ты!..

Она свесила с полки ноги, сунула их в босоножки.

— Я вашему начальнику позвоню, — заявила она. — Крючкову Владимиру Александровичу. Он знает, что мой папа честный человек! Они с папой не первый год знакомы. Владимир Александрович разберётся.

— Очень мудрое решение, — сказал я. — Обязательно побеседуйте с Крючковым. А сейчас, пожалуйста, без лишних эмоций. Ведь вы же дочь генерала, а не базарная баба. Следуйте за мной, Александра Витальевна.

Лебедева подхватила с полки сумочку, повесила её на плечо.

Посмотрела мне в лицо и прошипела:

— «Базарную бабу» я вам ещё припомню, Дмитрий Иванович. Это я вам обещаю.

Она поправила волосы.

— Ведите, Нестеров, — сказала она. — Не бойтесь: за границу я не сбегу.

Я кивнул и зашагал по коридору в сторону противоположную той, где курили в тамбуре «студент» и «пенсионер». Оглянулся — Лебедева следовала за мной. Александра шла с высоко поднятой головой, хмурила брови и посматривала на меня с нескрываемой неприязнью. Я снова подумал о том, что Паша Бондарев её не зря расхваливал: Лебедева действительно красавица.

Рядом с комнатой проводника я шагнул к окну — жестом велел, чтобы журналистка шла вперёд. Александра пренебрежительно скривила губы, продефилировала к выходу из вагона. Я направился за ней следом. Выдерживал дистанцию в три шага. С интересом рассматривал фигуру Лебедевой уже с другой стороны — с которой Александра выглядела ничуть не хуже, чем с предыдущей.

Теперь я оценил и её фигуру, стройность которой не прятал, а лишь подчёркивал бежевый в мелкий цветочек ситцевый сарафан. Классические девяносто-шестьдесят-девяносто. Рост примерно метр и семьдесят сантиметров (на пару десятков сантиметров ниже меня теперешнего). Гладкая и шелковистая загорелая кожа, будто Лебедева ехала сейчас не из Волгограда, а с морского курорта.

В тамбуре следующего вагона журналистка обернулась. Вопросительно взглянула на меня.

— Идите до первого вагона, — скомандовал я.

Лебедева дёрнула плечом.

Под перестук колёс поезда мы с Александрой брели по заполненным пассажирами вагонам. Вдыхали букеты не самых приятных запахов, слушали обрывки чужих разговоров. Детский плач, бренчание гитарных струн, женский смех, громкий мужской бас — всё это поочерёдно сопровождало нас в пути. Как и мелькание зелени за окнами (деревья, кусты, густая высокая трава).

В первом вагоне Лебедева снова остановилась.

— Первое купе, — сказал я. — Первое и второе места.

Журналистка хмыкнула, но промолчала. Побрела мимо изнывавших от жары пассажиров. Я поглядывал по сторонам. Видел, что люди общались, читали газеты и книги, играли в карты и в шахматы. Ожидаемо не заметил никаких смартфонов, планшетных компьютеров или ноутбуков. В пятом купе мужчина колдовал над радиоприёмником, а во втором ребёнок пиликал игрой серии «Электроника».

Лебедева снова остановилась.

— Что дальше? — спросила она.

Я указал ей на нижнюю полку, где заблаговременно расстелил постель.

— Присаживайтесь, Александра Витальевна.

Лебедева послушно опустилась на край полки, сложила руки на колени. Мазнула внимательным взглядом по лицам наблюдавших за нами пассажиров. Тут же снова нахмурилась и тяжело вздохнула.

Я склонился над ней и строго потребовал:

— Никуда не уходите с этого места, Александра Витальевна. И не пытайтесь сбежать. За вами наблюдают.

Лебедева стрельнула глазами в женщин, что щёлкали семечки и посматривали на нас со своих «боковушек».

— Ждите меня здесь, Александра Витальевна, — сказал я. — Располагайтесь. Скоро я к вам вернусь.

* * *

Я отодвинул дверь, заглянул в купе — «студент» и «пенсионер» при виде меня замолчали. Иннокентий Николаевич (не глядя, но и не очень ловко) нарезал ножом копчёную колбасу. Павел Дружинников жевал бутерброд, размешивал сахар в стакане с чаем.

Мужчины дружно взглянули поверх моего плеча.

Я шагнул к столу и взял сразу два куска колбасы. Прожевал их. Кивнул.

Заявил:

— Неплохо. Очень даже. Вкус туалетной бумаги совсем не заметен.

Павел оставил в покое ложку и потрогал указательным пальцем прыщ на своём лице.

— Какой бумаги? — спросил он.

В окно купе заглянуло солнце, заставило нас сощуриться.

— Туалетной, — повторил я. — Не слышали об этом? Это же общеизвестная легенда! О том, что в Советском Союзе дефицит туалетной бумаги именно потому, что вся она уходит на приготовление колбасы.

«Студент» с опаской взглянул на остатки своего бутерброда.

— Правда, что ли? — спросил он.

Павел посмотрел сперва на замершего с ножом