Барин-Шабарин - Денис Старый
— Ты, Федя, лучше рот уже свой прикрой, — нарочито спокойно, даже медленно сказал я. — Целее окажешься.
— Я не Федя, — инстинктивно вжимаясь в кресло, сказал Ухватов.
— Скажу, так будешь Федей, — настаивал я, сжимая пальцы в кулаки.
— Э-э, все, хватит, я понял. Ты же не думаешь, что на тебя управы не найдется? — говорил Ухватов, выставляя руки вперед. — Поехали обратно. С тобой поговорят люди, и ты все поймешь.
— Я уже все понял, — считая в уме, как советовал психолог, сказал я.
Не нужно было даже учиться у опытных менеджеров, участвовать в семинарах и конференциях, чтобы понять, что здесь творится. Пилят бюджет, списывая потери под боевые действия. А еще, я в этом полностью уверен, гуманитарка, которая идет и по бюджету, и со стороны многих организаций, рассчитана на более чем две тысячи человек, а волонтерская так и вовсе может дербаниться сразу по выезду в регион. А я не заметил ни одного новоиспеченного гражданина РФ. Тут и двух-то тысяч человек не проживает.
На одного человека по бумагам приходится в день порядка полутора тысяч рублей. Не так уж сложно подсчитать, что если гуманитарку не раздать, или отвезти не государственную, а волонтерскую, в день только на этом выходит чистоганом сумма около трех миллионов. Пусть из этих денег миллион уходит на действительную помощь, что вряд ли, но даже так за месяц некоторые личности могут наварить миллионов шестьдесят рублей. Учитывая воровство из целевых средств, направленных на восстановление города и деревень, дорог, для социальных выплат людям, которых здесь и нет… Воруются очень, очень большие деньги. Кто там со мной поговорит? Нужно приезжать сюда сразу с бойцами и просто брать всех и крутить.
— Покажи мне хоть одного человека, — потребовал я. — Где кто-нибудь из тех двух тысяч?
— Значит, ты из тех, кто наивно думает, что мир изменчив к лучшему, что красота его спасет, или сила в правде? — задумчиво и даже несколько сочувственно сказал Ухватов. — Поехали, покажу таких же упертых. Вернее, одну упертую — бабку с детьми.
В глазах моего сопровождающего впервые я увидел человеческую эмоцию, из тех, что из скотины превращает существо в человека. Наверняка и он когда-то хотел быть честным, желал изменить мир, сделать что-то нужное и полезное. Но вот появились такие «ухватовы», которые дали денег, подсадили на власть, как на наркотик. Где-то припугнули, где-то подставили, извечный «кнут и пряник» сработал, и сам Ухватов сдался, стал частью гнойника. Ведь порой достаточно одного проступка, ошибки, чтобы полностью подмять свою совесть и честь под систему.
Только я смотрел смерти в глаза и уже видел, как старуха замахивается косой. Меня уже пугали, меня уже ломали, и я выстоял. Сложно представить, что такое они могут выкатить, чтобы я все-таки из Энакина Скайуокера превратился в Дарта Вейдера.
Болевые точки у меня, конечно, тоже есть, правда, далеко отсюда, на Алтае. Там мама, сестра, ее непутевый муж и подрастающий сорванец-племянник. Но туда даже длинные руки здешних воров вряд ли дотянутся. А дотянутся — так их обрубят и не подумают даже извиниться. Соседи у меня суровые, да и сестра стреляет неплохо, и не только из охотничьего оружия. Было дело, даже рвалась со мной на контракт, несмотря на то, что сыну три года. Так что любого чужака там встретят, а после жаркой встречи — высушат.
Мы продвинулись еще на километров десять, заехав в какой-то дачный поселок, прежде чем Ухватов попросил меня сбавить скорость. Сопровождающий начал отсчитывать дома и морщить лоб, видимо, чтобы вспомнить нужный номер. Такие телодвижения говорили о том, что он здесь нечастый гость.
— А вот, за этим зеленым сараем у них дом! — обрадованно, словно нашел клад, выкрикнул Ухватов.
Проезжая мимо тех строений, которые вдруг появились следом за коттеджами и новомодными дачными домиками из фанеры, я был удивлен архитектуре. Здесь располагались дома в два, а то и три этажа, деревянные, такие, что показывают в фильмах про девятнадцатый век или как минимум начало двадцатого. Конечно же, многое было разрушено или покосилось. Однако складывалось впечатление, что серьезных боев именно в этом дачном поселке, наверняка бывшем ранее частью местечка или большой деревни, не случилось. Иначе приставка «полу» в слове «разрушено» была бы неуместна. Такие застройки, если в них засел противник, разносятся в щепки. Между тем, война тут, кажется, своя была.
— Только тут уж ты сам. Там бабка неадекватная, — сказал Ухватов. — Тем более, что мне нужно сделать кое-какие звонки.
Я достал свой сотовый телефон, посмотрел на отсутствующие показатели сети, удивленно поднял глаза на Ухватова.
— У меня спутниковый. Спецсвязь, — злорадно ухмыльнувшись, мой сопровождающий достал аппарат и стал вертеть его в руках. — А что, такую игрушку не выдали? Не положено?
Я не стал обращать внимания на ужимки Ухватова. Хотя вопросы к некоторым людям, которые утверждали, что здесь и связь мобильная уже налажена, и рация сработает, были. Не добивает, словно глушилки работают. Но РЭБ далеко отсюда, фронт — почти за триста километров, складов и каких-либо важных объектов тут нет.
Взяв ящик с гуманитарной помощью, я направился к двухэтажному дому.
— А ну, стой! — не дойдя до двери метров пять, я услышал требовательный голос.
Женский, но явно принадлежавший старушке. Прямо представился образ такой бывшей сотрудницы НКВД, которой сам Судоплатов руку жал, или не руку, а что иное. Хотя зря я так о таких людях со своим казарменным юмором. Это кремень, а не люди. Может быть, только этого я всегда и боялся — быть недостойным таких вот стальных людей, их подвигам той войны, на которые мы равняемся и сейчас. И не без основания.
— Я пришел с помощью. Впусти, мать! — сказал я, ставя ящики на землю и поднимая руки.
Прямо-таки знал, что на меня направлен ствол. Чуйка, развитая на войне, никуда не делась.
— Слышь, сыночек! — отозвалась бабуля. — Всех тех, кого рожала, знаю поименно и в лицо, как это ни странно. А вот тебя не рожала. Или пьяная была, что не помню. Дак не пью ведь, как в пятнадцать годков бросила пить, так и не пью. Какая я тебе мать?
А бабка-то с юморком!
— Так в дом-то пустишь? — спросил я, улыбнувшись.
— Тебя впущу. А того хлыща, что сейчас
