Чжунгоцзе, плетение узлов - Татьяна Никитина
Он велел закинуть сети, и уже тогда они знали, что с ними говорит Иисус, по Которому они так тосковали. Не сдержавшись, Иоанн прошептал: «Это Господь». А Петр кинулся в воду. Если бы на другом берегу сейчас стоял Христос, Нежата тоже, не раздумывая, бросился бы в реку, даже не умея плавать. Но в этом не было необходимости, потому что Господь был сейчас везде: Он изливал Свою милость лунным светом, движением темной реки, шелестом деревьев, влажной прохладой росистой травы, звездами на холодном шелке неба. И не было необходимости идти в Иерусалим, ведь весь мир освящался Божественным присутствием — Его добротой, любовью, милостью, — и каждый уголок вселенной становился святой землей.
***
…А потом появилась Ариша. И было это очень таинственное явление. Именно она первая нарушила все границы.
Накануне у Нежаты разболелась голова, и отец Авраамий велел ему ложиться пораньше. Ему снился смутный сон про заросший сад, где он блуждал между деревьями без всякой цели, и ему казалось, будто он бродит там не для себя, а для кого-то другого. Словно ищет что-то для другого человека или должен встретиться с кем-то незнакомым. Ему казалось, он видит: то тут, то там среди листвы мелькает красноватая девичья рубаха, окашенная корой дуба или мареной. И даже пошел навстречу, но никого не нашел. Лишь когда сон стал рассеиваться, Нежата услышал шаги позади и, оглянувшись, краем глаза заметил девочку, а потом проснулся.
Загадочная девочка в нарядной одежде появилась будто бы ниоткуда. Она ничего не рассказывала о себе, и Нежата не спрашивал. Глядя на ее посеребренные височные кольца и браслеты, на ее яркую рубаху, он подозревал, что она дочь какого-то знатного горожанина. Ариша часто угощала Нежату и Незнанку чем-нибудь вкусным: пирогами с диковинной капустой, сладкой белой кашей из сорочинского пшена… Она каждый раз старалась принести что-нибудь съестное, хотя бы вареные яйца. Нежата не придавал значения еде, а для вечно голодного, быстро растущего Незнанки это было настоящим спасением. Пока Незнанка ел, Нежата с Аришей говорили о разном. О Боге, об удивительном мире вокруг, о книгах, которые он читал и которые советовал прочесть Арише. Она была необыкновенной. Глядя на ее руки, можно было точно сказать, что она не пряла, не ткала, не шила. Зато на ее среднем пальце была маленькая мозоль от пера, как у Нежаты, потому Ариша казалась мальчику такой родной. Когда он смотрел на эту мозоль, ему становилось тепло на душе.
Однажды Нежате довелось переписывать жизнеописания подвижников Киево-Печерского монастыря. Житие Иоанна Многострадального поразило Нежату и вызвало много вопросов.
— Отче, — приставал он к отцу Авраамию. — Что это преподобный старец говорит: «…я, сильно разжигаемый похотью, много претерпел ради своего спасения»[3]. Как это? Зачем он истязал себя, закопав в землю? И почему он жалуется, что у него «и от этого не прекратилась жгучая плотская страсть»? О чем он повествует?
— Нежатко, чадо, сколько тебе лет?
— Шестнадцатый год.
— Раз тебе это не ясно, то и не надо понимать. Я, пожалуй, не сильно больше твоего знаю о таких вещах. Может, нас с тобой миловал Господь, не посылая нам испытаний свыше силы. Но помни, что, если подобное ощутишь вдруг, проси блаженного Иоанна и Моисея Угрина о помощи.
Привыкнув обо всем рассказывать Арише, Нежата и об Иоанне Многострадальном ей поведал. Ариша посмотрела на него непонятно — то ли ласково, то ли строго, подумала немного и, вздохнув, согласилась с отцом Авраамием.
После этого она как-то поддразнила Нежату, спрашивая, не стал ли он молиться блаженному Иоанну.
— Конечно, молюсь, — отозвался Нежата серьезно.
— Неужели ощутил уже жгучую плотскую страсть? — не унималась Арина.
— Нет, я так, на всякий случай, — простодушно ответил Нежата.
— На всякий случай? — Арина прыснула. — Ах, на всякий случай! А вот посмотрим, помогут ли тебе эти молитвы, — и она принялась его теребить и щекотать.
Нежата повалился на землю, хохоча и отмахиваясь от нее.
— Перестань! Перестань!
— Молись, молись святому Иоанну!
Наконец они угомонились и лежали в траве, прерывисто дыша.
— Неподобающие шутки у тебя, Арина, — строго сказал Нежата.
— Отчего же?
— Нехорошо потешаться над святыми.
— Я не над святыми, а над тобой потешаюсь, — рассмеялась Арина. А потом добавила, прижимаясь к его плечу: — Ну прости. Не буду больше.
***
А далеко-далеко на юго-востоке, в государстве под названием Южная Сун, родился в третьем году правления Кайси[4] Ао Юньфэн[5]. Он вырос в уезде Чанша провинции Цзиньхунань[6]. В тринадцать лет мальчик лишился отца, так что, как говорят, некому было наставлять его к учению. Однако и сам он весьма усердствовал в получении знаний. Что называется, руки не бывали свободны от книг, волосы привязывал к потолочной балке. Жили они с матушкой арендной платой за небольшой участок земли в окрестностях — отцово наследство, — впрочем, каллиграфия Юньфэна, его тонкое чувство живописи и умение реставрировать свитки тоже приносили небольшой доход.
Юноша был красив, умен и талантлив. Он много занимался, готовясь к экзамену, заучивая мудрые и изысканные слова древних.
Задумавшись, наизусть напевая стихи, проникая в их смысл, их изящную форму катая во рту, повторял, например, Цюй Юаня: «Кто мог до нас донести рассказы о временах изначальных? Как нам судить о поре, когда земля еще не отделилась от неба? Кто мог проникнуть взором вглубь хаоса и различить, что вращалось в том круговороте?
Из бескрайней тьмы возник свет — почему он возник? Силы Инь и Ян, соединившись, дали начало жизни. Что породило их и как они возникли? Девять слоев имеет небесный свод — кто их создал? Кто мог быть первым строителем этого величественного сооружения?»[7]
В четырнадцать лет он сдал уездный экзамен и обратил на себя внимание знатного и уважаемого горожанина — господина Сяхоу, взявшего юношу под покровительство. Господин Сяхоу часто приглашал Ао Юньфэна на литературные вечера в свой дом, где собирались самые замечательные люди Чанша. Сюцай Ао не только писал хорошие стихи, он также превосходно играл на
