Стальная сеть - Натан Темень
Обломки вагонов обугленные кругом валяются. В воздухе клочья какие-то порхают, как чёрные бабочки с багряной каймой. Жар, дым, всё трещит и тлеет. Пожарные как налетели, давай всё подряд тушить.
Следом за пожарными карета скорой помощи подоспела. Понял я, почему скорую так называют. Она и есть карета. С красными крестами на дверцах. Из кареты медики поскакали, с чемоданчиками типа саквояж в руках. Санитары — хмурые мужики — носилки тащат.
Суета поднялась. Хорошо, я вовремя успел к поезду прибежать, хоть немного вокруг паровоза с вагонами поковырять. Набежали здоровенные мужики с топорами и баграми, всё затоптали. Что не затоптали — водой залили.
Хотел я вякнуть, что здесь место преступления, но куда там! Еле ноги унёс. Пожарным при исполнении глубоко наплевать, кто тут права качает. Хоть сам губернатор. На пожаре все равны.
Ухватил я пару обгорелых «бабочек», что в воздухе порхали, и убрался от места взрыва. Листки какие-то бумажные оказались. Сунул в карман — потом посмотрю.
А вокруг санитары туда-сюда с носилками бегают, раненых и убитых носят. Раненых в карету, убитых — на телегу складывают. Телега быстро заполнилась, а карета — не очень.
Губернатора пронесли первым. За ним уже других потащили, рангом пониже. Смотрю — полицмейстера несут, и не в телегу, а в карету. Живой, значит? На вид труп-трупом. Но санитарам виднее.
Заместителя полицмейстера, моего шефа, в носилки не уложили. Он навалился на плечо здорового полицейского, как на костыль, и стал распоряжаться. Кто из полиции легко раненый, кто ранен потяжелее, но на ногах — все забегали.
Меня заметил, к себе подозвал.
— Стажёр! — говорит, а сам морщится, дышит тяжело. — Быстро в участок. Найди Бургачёва. Ищите виновных, землю ройте, а найдите. Скажи Бургачёву — он теперь вместо меня. Ивана Витальевича нет уже.
— Живой он, — говорю. — Его в карету пронесли, где раненые.
Закашлялся шеф, сплюнул, слюна красная пополам с чёрным.
— Какое там живой. Мимо пронесли, сам видел — не жилец наш полицмейстер. И вот ещё что...
Тяжело вздохнул, глянул на меня покрасневшими глазами, сказал:
— Как до бумаг доберусь, напишу, чтобы тебя в чин произвели. Хватит в стажёрах болтаться. Заслужил. Всё, беги.
— Слушаюсь, ваше высокородие! — гаркнул я. Хрипло от волнения. Развернулся, и бегом с вокзала.
Глава 2
Бургачёва в полицейском участке я не нашёл. Зато нашёл себе неприятностей на пятую точку. Никто ведь не знал, что я под прикрытием. Первый же полицейский меня за шиворот ухватил.
— Куда прёшь? Не положено!
— Пусти, — вырываюсь, — я по делу!
— Знаем мы таких! Все по делу, а потом бомбы взрывают!
Это он в точку попал — весь участок уже на ушах стоял. Грохот взрыва все слышали.
Выволок меня полицейский на улицу, а тут коляска подкатила. В ней Бургачёв с какой-то девицей. Коляска дорогая, кучер важный, лошадка запряжена — серая в яблоках. Девица вся из себя нарядная, в шубке собольей. Сразу видно, при деньгах.
Бургачёв из коляски выскочил, девице ручку поцеловал. Коляска с девицей укатила.
Тут он нас увидел:
— Эт-то что такое?
— Да вот, ваше благородие, разжалованного поймал! — полицейский меня за ворот тряхнул. — Пролезть пытался!
Я говорю:
— Ваше благородие! Срочное донесение от Василия Викентьевича! Дозвольте доложить, только внутри, во избежание паники!
Помрачнел Бургачёв. Коротко приказал:
— Отпустить. Ты — за мной.
Прошли мы в кабинет, тут я ему про взрыв поезда и рассказал. Говорю:
— Принимайте командование, ваше благородие.
Он аж вспотел весь:
— А как же Иван Витальевич?
Я ему:
— Считайте — нету его. Викентий Васильевич теперь главный. Да и то... — я изобразил хромую ногу и костыль.
Бургачёв глаза выпучил, кадыком подвигал, будто подавился чем. Похоже — не рад.
***
Собрались мы в кабинете его высокородия — все кто мог. Приставы, суровые пожилые дядьки, на стульях уселись. Я в уголке пристроился.
Бургачёв бумажку достал, всю исписанную. Когда только накатать успел. Мелким почерком, с двух сторон.
Развернул бумажку, только рот открыл, а самый пожилой пристав спросил:
— Верно ли, что Иван Витальевич при смерти?
У Бургачёва аж глаз задёргался. Конечно, он уже с порога всем объявил. И вот опять. Глянул на меня:
— Стажёр, доложите!
Встал я, доложился:
— Господин полицмейстер без памяти лежит. Состояние тяжёлое. Его высокородие мне лично сказали — плох Иван Витальевич. Так что теперь он за него, а его благородие Бургачёв — за Викентия Васильевича.
Пристав вздохнул тяжело. Остальные лица печальные сделали. То ли по его высокородию скорбеют, то ли Бургачёва над собой не хотят.
— Да точно ли есть виновные? — встрял другой пристав. — Паровозы эти — придумка заграничная, ненадёжная... то ли дело лошадки. Сел и поехал. Любо-дорого!
— Верно! — поддержал другой. — Чему у лошади гореть? Разве что пёрнет. Да и то корова пердит сильнее...
Бургачёв аж побагровел весь. Ладонью по столу как хлопнет:
— Его высокородие сказал искать виновных, значит — будем искать!
А я смотрю — желающих нет. Все приставы мрачные, на стульях ёрзают, как бы сбежать из кабинета поскорей.
Бургачёв рубит:
— По первому пункту плана! Первым делом инородов проверить. Кто больше всех зол на государя и его верных слуг? Они! Орги и гобы. По второму пункту — сей же час пройтись с обысками по известным адресам...
— Людей где взять, ваше благородие? — снова встрял пожилой пристав. — И так уже с ног сбились, которые сутки не спим, все на ногах. До ветру отойти нельзя.
— Попрошу не перебивать! — шипит его благородие. — Пункт третий...
И так до конца бумажки дочитал. Слушаю, а меня в списке не назвали. Будто нет стажёра Найдёнова.
Конечно, с одной стороны хорошо, что про меня забыли. Нет работы — сидим курим, расслабляемся. С другой стороны, всё равно ведь найдут и к делу приставят. На морозе в карауле стоять у какой-нибудь будки. Или в участке на ресепшене сидеть, задницу отсиживать до пенсии. Кто будет продвигать чувака с печатью полукровки?
Нет, я уже решил — буду карьеру делать. Своими силами. Вспомнил дружка Егора с истфака. Как бы он наверх до самого царя добрался. А я чем хуже? Знаний маловато? Так не беда, книжки почитаю, людей порасспрошу, мозги напрягу.