Аферист - Сергей Майоров
Я поймал себя на том, что мысленно составляю ориентировку.
— Налюбовался? Забирай своё барахло, — пренебрежительно швырнули мне ком одежды.
— Это моё? — уточнил я.
А вдруг эти куцые брючки и клетчатая рубаха не первой свежести не мои всё же. Трусы-семейники, сто лет таких не носил, белая майка. Куртка опять же на широкой резинке по подолу. В ответ прилетело стандартное про алкашей. Понятно, значит мои. Придётся брать, что дают, не голышом же ходить.
После одевания полагалась лекция о вреде пьянства. Всех уже загнали в аудиторию, а я ещё копался. Так хреново с похмела мне ещё не было. А опыт у меня богатый. Так что с уверенностью могу сказать, что вчера это тело употребляло какую-то дрянь, имеющую очень отдалённое родство с этиловым спиртом. Меня колбасило по-страшному, поэтому я никак не мог попасть в рукава и застегнуться. Завязать шнурки и вовсе казалось невыполнимой миссией, поэтому я их просто упихал за борта ботинок. И вот я копался под неодобрительными взглядами технички, которая три раза прошла мимо, а дежурные Николаич с Барсуковым принимали очередного постояльца. Тот активно протестовал и нарушал общественное спокойствие, поэтому его вязали по рукам и ногам.
— Менты позорные! — орал гражданин.
— Держи его, держи, — пыхтел Николаич.
— Готово! — наконец выдохнул Барсуков и уселся на поверженного буяна.
Мне было видно его в то самое зеркало, куда я перед тем таращился, пытаясь постичь, что со мной приключилось.
— Что там? — спросил Барсуков.
— Документы на имя Дмитриева Петра Ивановича. Сантехник жэка номер пять.
— Плевать мне на документы. Деньги есть?
— Неа.
— У, жирный боров. А в штанах смотрел?
— Штаны с твоей стороны.
— Так, что тут у нас. Трёшка, рубь, ещё рубь о, пятёрка.
— Негусто. На оплату не хватит.
Барсуков повертел купюры, поделил их на двоих, и сунул свою часть в нагрудный карман.
— Ты чего? — изумился Николаич.
— Сам же сказал, тут даже на оплату вытрезвителя не хватит. А мы с этим боровом столько провозились. Считай, премия за труды.
— Ты это брось, так же нельзя! — пытался протестовать Николаич.
— Да перестань. Я же говорил, тут можно неплохо зарабатывать.
— Это не заработок, это воровство. А если он пожалуется?
— Кто? Этот? Да он же не соображает ничерта. Завтра он и не вспомнит, сколько пропил, а сколько потерял. Так что не бойсь. Бери.
— Нет, Миша, я так не могу. Сейчас доктор придёт…
Я так напряжённо вслушивался, что завалился вместе с лавкой в угол. На грохот примчались доблестные стражи.
— Опаньки! Это ж тот мультик. Ты почему не на лекции?
— По-моему, рано его отпускать, — скептически прокомментировал Николаич мои барахтанья.
— Нормально, — справившись с лавкой, встал я. — Где тут ваша лекция?
— Знаешь, чего, иди-ка ты отсюда подобру-поздорову.
— Погоди, он ещё не расписался поди. Гражданин, пройдёмте.
Барсуков вывел меня к стойке дежурного.
— Валентина Васильевна, гражданина оформите, домой его отпускаем.
— А лекцию прослушал?
— Прослушал. Только не расписался. Выдайте его вещи, ключи-кошелёк, что там при нём было.
— Как фамилия?
— А он без фамилии поступил. По номеру ищите — тридцать шесть.
— Кто заполнял журнал? Пишут, что попало. Почему начёркали? Сумма какая? Было семьдесят пять рублей, зачёркнуто, двадцать пять.
— Двадцать пять там было. Ошибка, потому и зачёркнуто, — уверенно вступил Барсук, тыкая пальцем в журнал. — Сейчас проверим. Открывай кошелёк.
С заклёпкой я с горем пополам справился, а считать содержимое было выше моих сил. Это не мой кошелёк, и внутри не мои деньги. И вообще не наши российские. Это советские, образца шестьдесят первого года. Барсук нетерпеливо выхватил у меня купюры, пересчитал.
— Двадцать пять. Говорил же. Не ту сумму записали вначале.
И внушительно посмотрел на каждого по очереди, убеждая, что так и было.
Николаич поймал взгляд напарника, точно хотел возразить, но оставил разборки на потом. Развернулся и вышел.
А у меня чётко щёлкнуло, куда девалась разница в пятьдесят рублей. Ах ты, сука. Он и тут меня успел поиметь. С моего кошелька полтинник присвоил. Скандалить не буду, потому что доказательств у меня нет. Бегающие глазки Барсука к делу не пришьёшь. Но зарубку в голове сделаю.
— Молодой человек, двадцать пять рублей уплатите за пребывание в вытрезвителе. Где работаете? Справку на работу выпишем, — отмерла Валентина Васильевна.
— В уголовном розыске, — мрачно сообщил я, сообразив, что меня лишают последних денег. В кошельке оставалась какая-то позвякивающая мелочь.
— Чего? Какой уголовный розыск? А удостоверение где?
— Учтите, гражданин, мы проверим ваши сведения, будете отвечать по всей строгости закона за дачу ложных сведений.
— Надо позвонить в отделение и выяснить, работает ли у них гражданин Казаков.
— Телефон какой? В каком отделении работаете? — требовали у меня ответа. — Кто начальник?
И что ответить? Начальник Барсуков Михаил Игнатьевич, гнида и падаль. Вот он передо мной стоит, и судя по всему, вчера из школы милиции, а падалью уже сейчас является. Я-то думал, он с годами ссучился, а он такой изначально был. Сегодня ты бухарей на работе чистишь, а завтра с криминалом закорешишься. Ну я тебе, мудила, крылышки-то пообломаю.
— Телефон милиции — ноль-два, это любой ребёнок знает. А начальник — генерал Барсуков, — нагло заявил я. И ведь ни словом не соврал.
— Нет у нас таких генералов! — взвился Барсучонок. — А вот тебя мы сейчас за хулиганство на четырнадцать суток задержим.
Я не стал дослушивать, схватился за рот обеими руками и побежал в сторону туалета. Типа, сейчас стошнит. Никто, естественно, за мной не побежал. Куда я денусь?
Через пять минут, поплескав на лицо, я собрался с мыслями и оглядел руки-ноги. Прикинул, что одного Барсука уделать смогу. Николаич после моего полтинника свалил подальше от нечистого на руку дружка. И правильно. Его мне бить неохота.
Открыв дверь с ноги, я приготовился к схватке, но биться оказалось не с кем. Привезли ещё одного шумного клиента, и встречающие были заняты им. Я выглянул из-за угла, удостовериться, что всем пока не до меня и по тихой двинулся на выход. Чёрный ход где-то здесь, мы проходили мимо него, когда шли из спальни за одеждой.
Так что покинуть вытрезвитель удалось совершенно беспрепятственно.
Глава 2
Через пять минут я шёл по улице, с наслаждением вдыхая свежий воздух и осматриваясь во дворах, куда нырнул сразу после бегства. Ну хоть город тот же самый, а вот времена не те, совсем не те. Нет яркой детской площадки, которую поставил депутат Пупкин и растрезвонил об этом во всех средствах массовой информации. Вместо неё красуется монументальная песочница под не менее монументальным грибом на столбе-ноге. Вкопанные до середины покрышки. Обычные качели — доска на верёвках. А лестницы и рукоходы рассчитаны на баскетболистов, не иначе. И ведь играли дети, лазили на высоте, и никто над ними не трясся. И мамаши не кудахтали и не сопровождали каждый дитятин шаг. А вот и верёвки для сушки белья, и перекладины для выбивания ковров. Людей как-то мало, на работе все наверное. Но даже те, кто встретился, одеты в такой же винтаж, как я сам. И мне любопытно будет вступить в контакт с аборигенами. После того как напьюсь воды. Сушняк давит. Вовремя вспомнилось, что неподалёку есть парк, а в советском парке должны быть автоматы с водой.
Парк тоже изменился. Ещё возвышались старые деревья, дающие шикарную тень в жару. Недавно высаженные сосенки на аллее ветеранов высотой с человеческий рост. В наши дни — это целый строевой лес.
В парке царило оживление. Бригада рабочих колотила из досок сцену. Вдоль аллеи на верёвках пестрели красные и жёлтые флажки, а у памятника погибшим воинам трепетала на ветру розетка с флагами союзных республик. Настроение у прохожих приподнятое. Какой-то праздник? В конце аллеи виднелась мороженщица с холодильником, но я даже мороженого сейчас не хотел. Газировочки бы, без сиропа.
У центрального входа, под сенью огромного плаката с изображением счастливого трудового народа, стояли автоматы с газводой. Стакан — копейка. Я вытряхнул из кошелька остатки былой роскоши, поймал копейку и сунул её в прорезь. Монетка провалилась с металлическим звяком, и в подставленный стакан с шипением полилась прозрачная жидкость. Кажется, вкуснее я ничего в своей жизни не пил. Три стакана проглотились на раз. Хотелось ещё, но пока остановлюсь. Сортиров в нашем парке отродясь не водилось.
— Подскажите, какой сегодня день? — спросил я у двух девушек в лёгких брюках и кофточках.
— Четверг, — укоризненно
