Вторжение - Даниил Сергеевич Калинин
— ГОЙДА!!!
Войско вновь взорвалось приветственными криками, славя Скопина-Шуйского — а когда тот, наконец, обернулся ко входу в шатер, я расслышал тихие слова Делагарди, обращенные к уже «Великому» князю:
— Пусть теперь Василый Иоанновыч только попробует не признать тебя наследником, «кесарь» Михаил…
Что же, Василий Шуйский действительно не рискнул открыто противостоять геройскому племяннику, раз тот мудро решил не обострять и лишь дерзнул подтолкнуть дядю к официальному объявлению себя наследником — в обход брата Дмитрия… Причем с одной стороны, это даже упрочило позиции нелюбимого в народе и войске царя — с таким наследником, как Михаил, многие люди гораздо охотнее смирились с властью самого Шуйского.
Вот только с другой стороны, потративший большую часть сознательной жизни на интриги, предательства и подлости Василий Иоаннович не может теперь не задумываться о том, что племянник в какой-то момент решит ускорить его встречу с Господом Богом! Ибо сам он поступил бы именно так… Причем если Шуйский объективно оценивает свой жизненный путь и совершенные им поступки, то вряд ли он ждет от этой встречи что-то для себя хорошее! Уж больно много зла сотворил… А это значит, что назвав себя кесарем, Миша нарисовал мишень у себя на спине. Из плюсов — он это теперь и сам понимает, а потому к угрозе отравления относиться всерьез. С другой стороны, не одним только ядом могут сработать наемные убийцы…
А мы со Стасом, как назло, отосланы из лагеря Великого князя на дальние границы Московской Руси!
…От тяжких дум, к коим я невольно обращаюсь снова и снова, меня отвлек встревоженный голос Николы, неизменно выполняющего при мне роль ординарца:
— Обожди, голова! Смотри вон, как дозорный к нам спешит — со всех ног! Не иначе, казаки литовцев заприметили…
Глава 1
Молодой, худощавый казак в слегка поношенном и чересчур свободном кафтане, явно снятом с чужого плеча, подскочил к нам с Николой, жадно хватая воздух раскрытым ртом.
— Не дыши так жадно! Мороз, застудишься… Что там у вас?
— Голова… Черкасы впереди, в селе озоруют!
Я аж весь подобрался:
— В каком числе⁈
— Две дюжины, голова, если по лошадям судить… Так-то большая часть казаков по хатам разошлась.
— Ага…
Я обернулся назад, вглядываясь в настороженные лица своих воев. Михаил Васильевич не стал выделять мне большого числа людей, резонно сочтя, что о сильном, многочисленном отряде с обозом враг может прознать заранее — и тогда встретит еще на подходе. И будь у меня хоть пара сотен казаков — все одно ляхи и литовцы встретили бы нас большим числом, выставив в поле крепкую боевую хоругвь.
Нет, расчет был сделан на то, что небольшая группа опытных, бывалых бойцов просочиться на лыжах лесными тропами, миновав польские дозоры и избежав пытливых взглядов возможных соглядатаев из местных. Увы, во все времена находились те, кто готов был за тридцать сребреников продать своих же, выслуживаясь перед новыми хозяевами… Хотя, как я надеюсь, здесь и сейчас таких вот предателей — один на сотню, а то и еще меньше!
Итого у меня имеется тридцать пять стрельцов и казаков — в основном ветераны сотни и участники моего предыдущего рейда в качестве «драгун». Разве что большую часть казачков я заменил, набрав новых — уцелевших бойцов из выбитых в предшествующих боях ватаг, ныне не имеющих своего головы. Таким образом, в этот раз я не допустил, чтобы в крошечном отряде изначально имелось сразу два лидера… Конечно, в будущем ситуация измениться — с ростом моей покуда не великой рати. В конце концов, тридцать пять опытных воев — это лишь боевое ядро будущего и, как я надеюсь, достаточно сильного отряда, пополняемого из местных. Но назначаемые мной командиры уже привыкнут беспрекословно подчиняться мне… И потом, нас уже вполне достаточно, чтобы обстрелять вражескую колонну из леса и уйти на лыжах от погони — или напасть на небольшой обоз. Или расправиться с бандой грабителей и мародеров вроде черкасов, о которых доложил головной дозор…
Вот только действовать нужно осторожно, с умом. Воров ведь не сильно меньше нашего — и они могут дать жесткий отпор, если среди них найдутся бывалые сечевики и низовые казаки, выпестованные в схватках с татарами и турками. Засядут в хатах, начнут стрелять в ответ — попробуй, выкури! К тому же запас пороха с пулями у нас не столь велик… Тратить его, да еще и людей терять в рядовой схватке с бандитами, в самом начале боевого пути — как-то уж очень глупо получается… Кроме того, мы не знаем, нет ли поблизости и иных вражеских отрядов.
Вот только и пройти мимо мы также не можем! Хотя бы потому, что если черкасы нас заметят и решатся дать бой — а то и за подмогой отправят — наши потери вырастут кратно. Да и не хочется как-то оставлять бедных селян на бандитскую расправу… Мы же ведь хозяева на родной земле — и мы ее защитники!
— Вот что, братец, скажи — открытая ли вокруг села местность, сколько дорог, куда ведут?
— Дорога одна, голова — на закат. Зимник слегка притоптанный, по нему черкасы и пришли. А землю вокруг села мужики, конечно, распахали, вырубив все деревья и выкочервав пеньки.
— Сколько же саженей будет от села до границы леса?
— Да сотни три, не меньше, голова!
Я кивнул казаку, погружаясь в размышления. Смышленый кстати парень, Иваном «Малым» кличут за юность лет — он и считать умеет, и расстояние прикидывает, как надо… Наскоро все обдумав, я обратился к дозорному:
— Вот что, возвращайся к старшому, обойдите село по опушке леса — да на поле не выходитесь, хоронитесь от черкасов! Следуйте к дороге — и пусть Кожемяка выберет место получше для засады, чтобы лес как можно ближе к дороге подходил. И от села чтобы с полверсты было!
Иван согласно кивнул — и, отдышавшись, уже не так быстро последовал назад, к старшому дозора, лично выбранному мной из числа казаков. Никита — крепкий, чернявый и немногословный воин произвел на меня впечатление человека разумного, вдумчивого, да и физической силой Господь его не обделил. Но поставил я «Кожемяку» старшим дозора за немалый боевой опыт, приобретенный в схватках с крымскими татарами в донских степях. Ему даже в полоне довелось побывать, да черкасы отбили… Настоящие черкасы — те, кто с иноверцами бьется, народ православный от набегов бережет, да полон освобождает! Прозвище, кстати, я ему также сам придумал — ранее ведь Никиту «Молчуном» кликали. Но с повышением новое «погоняло», данное в честь тезки — и былинного богатыря — вроде как прижилось…
— Что голова, не пойдем сразу с ворами биться?
— Не пойдем Никола. Селян жалко, да воев моих еще жальче… Из леса, хоронясь за деревьями, мы из пищалей их не достанем — слишком велико расстояние. Зато, коли есть у черкасов самопалы да луки, так пока мы до хутора доберемся, они половину отряда пулями да срезнями повыбьют… А там еще и на звук выстрелов к ним подмога по дороге подойдет! Но даже если и нет — как начнется рубка, да пальба в упор, так вторую половину отряда я здесь и потеряю. Да еще и людишки местные ненароком пострадают — даже те, кого воры сейчас глядишь, и не тронут… Нет, Никола, мы в засаде дождемся, когда вороги возвращаться с награбленным станут. Вот тогда-то на дороге их и встретим, никто не уйдет! Ну, а если затемно черкасы из села не выйдут, нагуляются сейчас да упьются — вот тогда уже попробуем под покровом ночи тихонько подобраться, да в ножи воров взять…
Ординарец кивнул, соглашаясь с моими доводами — а потом все же не удержался, с легкой тоской в голосе произнеся:
— Как бы черкасы сами всех селян под нож не пустили.
Слова старого товарища отозвались болью в сердце — сам о том думаю. Но ответил я резко, не терпящим возражения голосом:
— Тогда мы их всех похороним христианским обрядом
