Ростов-папа. Часть 2 - Дмитрий Николаевич Дашко
— Ох, Варя-Варя! Был бы я твоим отцом, не взирая на твой возраст, выдрал бы тебя ремешком как следует, — печально вздохнул я. — Ты такую кашу заварила, что я теперь даже не знаю, как её расхлёбывать.
Мне было искренне жаль эту дурочку, а дров она наломала знатных.
— Сдадите меня — да? — догадалась она о мыслях, бродивших у меня в голове.
— Это было бы самым простым и правильным решением.
— Так чего ждёте, арестовывайте меня! — она вытянула руки.
— Да иди ты!
— Тогда что мне делать — самой во всём признаваться? Хорошо, я ничего не боюсь. Могу прямиком отсюда поехать в ОГПУ и дать чистосердечное признание. Но скажите, положа руку на сердце, в чём я виновата — в том, что помогала честному человеку?
— А с чего ты решила, что Навойтов — честный человек?
— Это он устроил меня в уголовный розыск. Я видела, как он работает, как сутками сидит в засаде, как ловит бандитов.
— Так он ведь и сам бандит! — заметил я. — Ворон ворону…
— Я знаю: глаз не выклюет. Только сразу после революции он порвал со своим прошлым.
— Тогда за что его арестовали?
— Станислава Войцеховича обвинили, что он якобы застрелил секретного агента ЧК.
— А он, значит, никого не убивал?
— Не убивал. Его подставили.
История была достаточно складной, чтобы убедить молоденькую неопытную Варю, но мне показалась притянутой за уши. Конечно, конторе могло не понравиться, что её агента убили, вот только секретный сотрудник на то и секретный, чтобы никто догадался, на лбу у него слово «чекист» не написано, а в перестрелке особо разбираться некогда. В общем, темнит Станислав Войцехович.
— Разберёмся.
— Разберитесь, пожалуйста, товарищ Быстров! — умоляюще произнесла Варя. — Кстати, он вами очень интересовался.
— Ого… Это с какой такой стати? — удивился я.
— Сказал, что вы — человек со стороны, вам будет легче отнестись к нему без предубеждения.
— Да уж. А что, в городе у него других союзников, кроме тебя, не нашлось? — задал резонный вопрос я.
— Теперь будут. Станислав Войцехович недавно нашёл новые доказательства. Он сказал, что пойдёт с ними к товарищу Художникову, — торжествующе сказала Варя.
— А когда именно?
— Сегодня вечером. Наверное, он уже у него.
— Твою мать! Так, Варя, давай пулей к себе и сиди там, — принял решение я.
— А вы?
— А я по делам.
Я знал адрес начальника угро, мне уже приходилось бывать у него, когда дом Петра подожгли бандиты. Поймав неподалёку от больницы извозчика, я велел ему гнать во весь дух.
— Хозяин — барин! — легко согласился тот.
Через четверть часа пролётка замерла возле здания, в котором была квартира начальника угрозыска. Я расплатился и ринулся в подъезд.
На бегу едва не вынес двери плечом, перепрыгивая через ступеньку взлетел на третий этаж и, оказавшись возле его квартиры, нарочно замедлился и стал прислушиваться.
Увы, дом был старинный, каменный, не какая-то хрущёвка, в которой соседи из разных квартир могли спокойно переговариваться друг с дружкой через тонкие, почти прозрачные стены.
Если в квартире происходило что-то страшное, обычному человеческому уху услышать это не представлялось возможным.
Я прильнул к двери и немного постоял, затаив дыхание.
И всё-таки мне повезло: удалось уловить отголоски разговора между женщиной и мужчиной, причём вёлся он обычным будничным тоном. Скорее всего, Иван Никитович беседовал со своей женой, но это ещё предстояло проверить.
Я нажал на кнопку звонка облегчённо выдохнул, когда дверь открыла супруга Художникова.
— Жора, здравствуй! Заходи, не стесняйся, — улыбнулась она и, обернувшись, позвала:
— Вань, к тебе пришли.
В коридоре появился Иван Никитович. Вид у него было расслабленно-домашний.
— А, Георгий! Как раз тебя вспоминали. Чай будешь? — не дожидаясь моего ответа, он добавил:
— Мать, давай ставь на стол.
— Иван Никитович, чай — дело хорошее, но нам бы сначала переговорить.
— Что-то стряслось?
Я кивнул.
— Мать, пока погоди, чай откладывается.
Мы прошли в кабинет Художникова, полки шкафов в котором буквально ломились от книг. Иван Никитович опустился за стол и вытащил портсигар.
— Тебе не предлагаю: ты вроде не куришь. Или уже того — закурил? — усмехнулся начальник угро.
— Пока держусь, — избавиться от старой привычки было непросто, почти всю прошлую жизнь я смолил, бросал несколько раз, но потом всё равно срывался.
— Молодец. Вот и дальше держись.
Он закурил, с наслаждением пуская кольца дыма. Я с завистью посмотрел на него.
— Давай, Быстров. Рассказывай с чем пришёл.
— Ни с чем, а с кем. Вы знаете, что Навойтов сбежал?
— Что?! — Новость оказалась для Художникова сюрпризом, он даже закашлял от неожиданности.
Переведя дух, спросил:
— Впервые слышу об этом. А ты откуда узнал?
Мне не хотелось впутывать в эту историю Варю. Захочет — расскажет сама, поэтому я неопределённо протянул:
— В Москве случайно ориентировка на глаза попалась. Фамилия редкая, но я только недавно узнал, что он был вашим замом. И да, есть все основания полагать, что Навойтов в городе. Скажу больше: есть большая вероятность, что сегодня он планирует наведаться к вам в гости.
— Интересный вечер намечается, — вздохнул Художников. — Что ж, встретим гада как полагается!
— Гада?
— А как его ещё назвать? И дело даже не в том, что он бывший уголовник, который выдавал себя за другого.
— А в чём же?
— В феврале двадцатого, когда беляки неожиданно атаковали Ростов, он отвечал за эвакуационный обоз уголовно-разыскного подотдела, который вывозил наши документы и ценности, изъятые при обысках и у преступников в качестве вещественных доказательств. На одной из улиц обоз попал в засаду. Удалось спастись только Невойтову и ещё нескольким сотрудникам угро.
Он снова затянулся и продолжил:
— Через три дня наши снова отбили город. Была назначена комиссия, которая выясняла обстоятельства той засады. Возглавлял её, — Художников мрачно усмехнулся.
— Неужели Навойтов? — не поверил я.
— Он самый. Уж больно ему доверяли в руководстве Ростово-нахичеванского ревкома: находился в подполье, был схвачен деникинцами и приговорён к расстрелу… В общем, биография что надо.
Художников затушил папиросу в пепельнице.
— В итоге комиссия признала виновным тогдашнего начальника угро — Коврецкого. По версии Навойтова
