Император Африки (СИ) - Птица Алексей
Убийца успел запалить вторую бомбу, когда его грудь получила сразу две пули, он упал, бомба тоже, и через секунду раздался второй взрыв, заглушив разрыв первой бомбы, сделавшей своё дело.
Заудита бежала ко мне, со страдальческим выражением на лице, выставив вперёд нежные смуглые руки. За ней я, вдруг, заметил высокого европейца, достававшего из фотоаппарата, размещавшегося на треноге, не сменные кассеты, а два предмета, очень похожих на РГОшки, только намного больше. «Бомбы», — осенило меня и, несмотря на рану, я похолодел.
Пока я думал, европеец запалил бомбу и через секунду ловко метнул её в нашу с Заудитой сторону. Запалив и переложив в правую руку следующую, он собирался швырнуть и её.
— Нет!!! — закричал я, с ужасом глядя, как первая граната, кувыркаясь в воздухе, летит прямо к нам. Ярость, дикость, звериная злоба, ненависть захлестнули меня с головой, даже без унганского эликсира.
Время словно остановилось и потекло утомительно медленно, вязко отсчитывая миллисекунды жизни. Маузер, подчиняясь моей воле, выстрелил два раза. Я отчётливо видел цель, словно приблизившуюся ко мне вплотную. Два выстрела прогрохотали один за другим, и я не сомневался, что обе пули попадут точно в цель.
Тень смерти накрыла европейца, жить ему оставалось не больше мгновения. Но граната уже нависала над Заудитой. С ужасом и отчаянием я видел, что тень смерти стремительно накрывает и её своим тяжёлым могильным пологом.
— Нет!!! Не надо, Боже, не надо!!! Я не прощу!!!
Заудита, видя отчаяние на моём лице, успела лишь повернуться навстречу своей смерти, в удивлении распахнув огромные глаза и пытаясь поймать непонятный ребристый предмет, которого так испугался её муж.
Громкий взрыв разорвал в клочья её одежды, выжег лучистые глаза, оторвал протянутые навстречу руки и бросил всё то, что осталось от бывшей секунду назад молодой женщины на пыльную, истоптанную сотнями ног землю.
— Ненавижу! — Ненавижу! — захлёбываясь яростью, страхом, гневом, отчаянием и безысходностью, кричал я, наблюдая, как происходит непоправимое. Ничто не вечно на земле, не вечна и моя жизнь. Но за что умирала сейчас эта женщина, за что я опять остался один. За что???
Подхватившись с земли, я сделал два шага и опустился перед телом Заудиты, распластанным на земле. Поднимая обеими руками землю, пропитанную кровью, я подносил её к своему лицу и рыдал.
Рыдал взахлёб, не всхлипывая, не вдыхая в перерывах воздух, а просто орошая своими слезами окровавленную землю, зажатую в моих руках. Заудита умерла. Её душа, оторвавшись от тела, кружила надо мной, не решаясь сразу улететь туда, куда мне не было доступа, словно прощаясь с моим залитым кровью сердцем и потерянным в горести сознанием. Покружив, она вознеслась ввысь, и вскоре растаяла среди ясного неба.
Как только я осознал это, неведомая сила всколыхнулась во мне.
— Будьте все вы прокляты! Я уничтожу вас. Я знаю, кто приказал это сделать и ради чего. Слышите вы, я знаю. Я объявляю войну Британской империи. Войну до конца. Клянусь своей кровью и духами Африки. Я уничтожу её. Я уничтожу всех, кто отдал этот приказ, и всех, кто задумает сделать такое вновь.
— Бойтесь меня, Мамбу, царя Судана, Иоанна Тёмного, Иоанна Мстителя. Я отомщу, и месть моя будет страшная и неотвратимая. Ждите, я приду к вам, англы, и отомщу. И пусть небеса содрогнутся от моей мести!
Ненависть захлестнула меня с головой, я закружился в каком-то диком танце вокруг тела Заудиты, которая так и не успела стать моей женой, и которую я почти не знал. Этот танец ярости и мести, вызванный откуда-то из глубин моей души, был настолько дик и ужасен, что вокруг меня образовалось огромное пространство, полностью свободное от живых людей.
Я танцевал ритуальный танец, присланный мне мёртвым богом из тьмы веков, и который жил в моём подсознании, запрятанный там так далеко, что я о нём и не догадывался.
Все смотрели на безумство Мамбы и не осмеливались подойти к нему. Неизвестная сила, имеющая сверхъестественную природу, отталкивала их, заставляя бежать, куда глаза глядят. Наиболее стойкие и храбрые стояли в оцепенении, как будто увидели проявление своих старых, тщательно скрываемых страхов, и только потихоньку отступали назад, вытаращив в ужасе глаза и заливаясь холодным потом, несмотря на жару.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Кружась в запредельном мистическом танце и улавливая незнакомые для меня образы, я впал в транс. В голову приходили слова на незнакомом языке. Я повторял их, одной рукой срывая с себя тяжёлые одежды и кружась уже полуголым, собирая со своей груди текущую по ней кровь из ран и разбрызгивая её вокруг.
Пуля, застрявшая в груди, давно уже была выдернута и сейчас валялась где-то в пыли. Поднося к губам руку, окровавленную своей кровью и Заудиты, я выкрикивал слова проклятий и клятв, пока у меня ещё оставались силы. В голове проносились видения будущего, которые я не в силах был запомнить.
Потом силы оставили меня, я зашатался, разум окончательно помутился, и кровавая пелена опустилась на мои глаза. На слабеющих ногах я сделал ещё два круга безумного танца, пока они окончательно не подкосились, и я не рухнул на окровавленную землю, уже ничего не слыша и не видя. Мир закружился перед глазами, и я потерял сознание.
Луиш Амош ждал во дворце прибытия из церкви Мамбы с Заудитой. Время тянулось мучительно медленно. «Надо было поехать вместе с Мамбой», — досадуя на самого себя, думал он. Здесь же ждали Ефим Сосновский и остальные приглашённые, включая послов ведущих европейских держав.
С улицы послышался шум. Заинтересовавшись, Луиш вышел из дворца, надеясь, что это звуки приближающегося свадебного кортежа. Действительность поразила его. Шум оказался выстрелами, которые слышались от церкви. Луиш стоял, напряжённо прислушиваясь, пока отчётливо не услышал треск револьверных выстрелов, а потом, ни на что не похожие, раздавшиеся один за другим, два гулких взрыва. Сердце ёкнуло — «Беда!».
Не помня себя от страха, он бросился бежать в сторону выстрелов. Заметив стоявшую неподалеку повозку, с запряжёнными в неё двумя лошадьми, принадлежавшую какому-то вельможе, Луиш запрыгнул в неё и закричал: «Гони!».
То ли у него был страшный вид, то ли его уже здесь хорошо знали, но возница, чёрный, как сапог, негр хлестнул лошадей длинной плёткой и, повернув повозку в сторону раздавшихся взрывов, направился туда, всё ускоряясь и ускоряясь.
Через несколько минут они домчались до церкви и страшная картина, открывшаяся их глазам, заставила сжаться сердце Луиша в мучительном спазме. Прямо перед церковью лежала убитая, разорванная в клочья Заудита, а возле неё, шатаясь от бессилия, опускался на землю Мамба. Как Луиш оказался рядом в течение пары секунд, он не мог бы объяснить и самому себе.
Мамба лежал на залитой кровью земле, без сознания, весь перепачканный. Луиш, который был намного меньше его, одним движением просунул под тело руки, не чувствуя веса, поднял Мамбу и бегом бросился к повозке. Уложив Мамбу, он вышвырнул с козел кучера и, настёгивая лошадей и издавая вой, подобно раненому волку, понёсся к дворцу, желая только одного, чтобы его друг выжил.
Что происходило дальше, Луиш помнил плохо. Как передавал Иоанна Тёмного в руки русских лекарей, работавших в госпитале, организованном в Аддис-Абебе ещё при итало-абиссинской войне, да так там частично и оставшихся; как кричал, что Мамба должен жить; как рыдал, словно женщина, забившись в самый дальний угол дворца; как потом сидел в прострации, не думая ни о чём.
Всё это прошло мимо его сознания, оставив только горечь утраты и чувство несправедливости жизни. Мамба будет жить, это всё, что интересовало его, а Заудита погибла, так и не став его женой. Император Менелик II пребывал в полнейшем шоке. Его дочь погибла смертью храбрых. Погибла в мирное время, но в бою, став жертвой подлого нападения. В том, что это нападение было организовано врагами Мамбы, он не сомневался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Но зачем было убивать невинную девушку? Лес рубят — щепки летят, ответил бы ему любой русский. В большом деле без потерь не бывает, — сказали бы ему англичане, которые всё это и затеяли. Но что делать отцу, у которого убили единственную дочь? Мстить и требовать наказания виновного! А что делать императору, у которого подло убили дочь? Мстить и убивать в ответ, объявляя войну!