Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
— Ага, — пробормотал я и. спохватившись, гаркнул: — Приду!!!
В ответ раздался весёлый смех…
…В роще было одно место, где царила полная темнота — кусты и деревья тут не позволяли видеть огни ни с шоссе, где остановка, ни с улицы Пурсовской. Я шагал, не осо-бо торопясь (но всё равно получалось быстро, я по-другому просто не умею ходить) и ду-мал, что завтра всё-таки встану пораньше, чтобы успеть до встречи с Танюшкой заско-чить в ДЮСШ и оправдаться за две пропущенные тренировки по фехтованию. А где-ни-будь после обеда в штабе наверняка соберутся все наши — должны собраться, первый по-настоящему свободный день лета непременно нужно посвятить Большому Хуралу и об-суждению планов на это самое лето… Но больше всего, конечно, думал я о Танюшке.
Хотя… приходилось думать и о том, что мне сегодня будет. И что мне сегодня бу-дет. Времени-то уже ого… Я ещё прибавил шагу.
Огни в домах погасли. Вообще, ни огонька. Не обратив на это толком внимания, я проскочил по берегу, рискуя свалиться — и едва не сыграл в воду.
Моста не было.
Это оказалось до такой степени неожиданно, что я обалдело взглянул вниз, наде-ясь увидеть там рухнувшие бетонные плиты. Но там текла вода. И подальше… да и во-обще — Пурсовка вроде бы оказалась в три, а то и в четыре раза шире, чем я привык её видеть.
Чушь какая-то… Я посмотрел влево.
Там тоже не было огней. Ни светящихся в любое время ночи окон почтамта, ни красных огоньков телевышки в небе, ни проносящихся по мосту бегучих лучей фар.
Справа — на улицах Бугра — тоже не было огней. Там был… я потряс головой и втянул воздух сквозь зубы, словно обжёгся.
Там был лес, или я ничего не понимаю. Тёмная хорошо знакомая масса.
Как, кстати, и за рекой. Теперь я чётко различал тёмные силуэты высоких деревьев на фоне более светлого неба. Но больше всего меня ужаснуло не это, а отсутствие зву-ков.
Вы не замечали, что человека в первую очередь выдают звуки? Машина проехала. Залаяла собака. Хлопнула дверь. Прозвучали обрывки разговора, смех.
Я стоял посреди леса. Это знание пришло вместе с небольшим, но всё же опытом турпоходов, имевшимся у меня. Только в лесу может быть так. На берегу лесной речки, где на многие километры вокруг нет человеческого жилья.
Я почувствовал, что меня охватывает паника, которой почти невозможно не под-даться, паника, рождающаяся из страха перед необъяснимым…
… - Олег! Оле-ег!
3.
Танюшка кричала совсем недалеко, за деревьями, и я опрометью бросился на её го-лос, даже сам не соображая, куда и зачем бегу. Я бежал не на её голос, а на человечес-кий голос во внезапно и страшно изменившемся мире.
Мы врезались друг в друга, как два пушечных ядра, вцепились. Поняли, что это по-настоящему — и застыли, немного отойдя от всплеснувшего тяжёлой волной ужаса. Ли-чно я совершенно не думал, что сбылась моя мечта — я обнимаю эту девчонку. Похоже, Танюшка — тоже. Её колотило, хотя за прошедший год я убедился, что она смелая и ре-шительная.
Нет, такой она и осталась. Я понял это быстро. Девять из десяти других девчонок впали бы в неконтролируемую и дикую истерику. Танька, продолжая дрожать, отстра-нилась и вполне твёрдым голосом изложила:
— Олег, шоссе нет. И остановки, и домов — вообще ничего, только лес. Я туда чуть-чуть прошла, а потом… — она смутилась, но с усилием закончила: — Потом я испугалась и побе-жала.
— А я испугался так, что и побежать не мог, — признался я. — Стоял и головой крутил.
Она отстранилась и шмыгнула рукой по глазам — я понял: всё-таки плакала. Но го-лос у Таньки по-прежнему был деловитым и собранным:
— Я так и не поняла, что случилось. А, Олег?
Я немного приободрился. Танька любила Грина, но не особенно жаловала классиче-скую НФ, до которой я был большим охотником — разные там "проколы", "переходы" и "гиперы" зароились у меня в сознании… пока до меня не дошло, что это — по-настояще-му… и это случилось с нами.
Тут уже мне захотелось позорно зареветь. Но я собрал в кулак всю волю, которая у меня нашлась, и мужественно сказал:
— По-моему, Тань, мы попали… ну, вроде как в параллельный мир. Смотри — речка, холл-мы, всё, как у нас, а людей нет…
На меня опять сошёл романтический стих, но Танька вернула меня на землю, тихо сказав:
— А как же… наши? Папка… он же меня ждёт, и твои…
На миг я представил себе, что мама, должно быть, уже ищет меня, и дед с бабу-лей, наверное, тоже… и снова удержал себя от слёз. Смутно я чувствовал — мне сейчас надо быть сильным, потому что Танька — девчонка. Но она решительно сказала:
— Я не знаю, правильно ты говоришь, или нет, но мы должны попробовать выбраться.
— Согласен, — кивнул я. — Только Тань, надо ждать утра. Тогда мы хоть осмотреться сможем.
Мне повезло с девчонкой. Опять-таки девять из десяти упёрлись бы рогами и нача-ли требовать немедленных поисков выхода. Танюшка кивнула мне в ответ:
— Да, наверное… Олег, — голос её дрогнул, — мы обязательно должны выбраться. Папка не сможет без меня, он… — наверное, она заметила, как у меня дрогнуло лицо, потому что поспешно сказала: — Прости, я больше не буду про это.
— Да ладно, — вздохнул я. — Знаешь, надо, наверное, найти дерево, не ночевать на земле. Если это лес, да ещё рядом с рекой, то на водопой разное может придти.
— Давай искать, — согласилась Танька, — только не расходиться…
…В роще росли тополя и вязы, но там, где в нашем мире начинался подъём на Бугор, плотно стояли дубы — невысокие, с грубо-трещиноватой корой, раскидистые. Одеты мы были подходяще: я — в хороший гэдээровский спортивные костюм, синий с красным и бел-ым, с подсученными рукавами, лёгкие белые туфли с мягкой подошвой и белую спортив-ную майку. Танюшка — в кроссовки, джинсы и ковбойку. Справа на речке — на том берегу, правда — началось какое-то движение, послышались неясные звуки, и мы не стали мед-лить с выбором: я подсадил Таньку на нижнюю ветку, потом вскарабкался сам.
Нам повезло — метрах в пяти от земли ветви расходились широким веером, образо-
4.
вывая круглую площадку метров двух в диаметре, усыпанную пружинящим слоем трухи. Мы сели на этот упругий матрас… и Танюшка наконец заплакала. Я привалил её к себе, с трудом удерживая слёзы и с отчаяньем думая, что надолго меня может и не хватить.
Кажется, мы так немало просидели. Ещё несколько часов назад я мечтал об эт-ом… Потом Танюшка, похоже, уснула, и я уложил её — осторожно, прикрыв сверху своей курткой. Стало холодно, но одновременно потянуло в сон, и я прилёг ближе к "стенке", не опасаясь свалиться — сучья были мощные и частые. Сунул руки под мышки и сонно вы-ругал себя, что не догадался наломать каких-нибудь веток или хоть травы нарвать.
Кажется, я отрубился именно на этой мысли. И проснулся в темноте от того, что Танька меня трясла за плечо — сильно, но тихо.
— Тань… ты почему?.. — забормотал я, не сразу проснувшись, но отметив по звёздам, что уже часа два.
— Олег, — голос Таньки оставался спокойным, но это было спокойствие ужаса, — внизу кто-то есть.
Я перевернулся на другой бок и, затаив дыхание, высунулся между двух сучьев.
Бесформенная тёмная масса тихо шевелилась внизу, почти не издавая звуков — лишь временами слышалось лёгкое похрипыванье, словно у этого существа были неполадки с дыханием.
Двигая только правой рукой, я полез в карман и, достав складной нож, открыл лез-вие. Машинально, не потому что надеялся на него, как на оружие. Просто слишком стра-шно было не иметь в руках вообще ничего, когда за спиной — Танюшка.
Существо не уходило. В голове было кипящее крошево из обрывков мыслей. Если по-лезет — надо бить по лапам или глазам… если у него есть лапы или глаза… если это во-обще не что-то из "Хранителей"… вот бы мне мой охотничий нож…
Танюшка молчала, но я не был уверен, что её надолго хватит. И я резко ослабел (так, что зашумело в ушах), весь вспотев, когда эта бесформенная тень плавно скользну-ла в темноту и бесшумно в ней растворилась.
Руки у меня позорно дрожали, я даже не смог сразу закрыть нож — а потом так и положил рядом раскрытым. Танька снова прижалась ко мне, и на этот раз мы легли уже спина к спине, укрывшись моей курткой. Я лежал с открытыми глазами, ощущая, как бьё-тся у девчонки сердце и вслушиваясь — страх не отпускал, бродил рядом, карабкался по де-реву и усаживался на ветвях, покачивавшихся под его тяжестью.
Так страшно мне не было даже в недавнюю мою одинокую ночёвку в лесу. Может быть, потому что сейчас я боялся не только за себя.
Как часто бывает, когда боишься спать, я не заметил, как уснул, и навалившийся кошмар показался продолжением реальности — мне снилось, что я лежу, как лежал, а че-роез край нашей площадки перебирается какая-то жуть и вот-вот навалится на нас…
Я проснулся, вздрогнув и широко открыв глаза. Было утро, солнце уже поднялось, вовсю гомонили птицы. Танюшка стояла спиной ко мне в развилке веток — в распор рука-ми и ногами. Она куда-то смотрела и была совершенно неподвижна.
