Евгений Токтаев - Самозванец
Княжна вышла из комнаты сына. Дед воспитывает из внука царя. Это заставляло сердце матери сжиматься в тревоге: она слишком хорошо знала горькую судьбу царских наследников в смутное время.
"Может быть сны, которые мучают его, это какое-то знамение? Я принесу жертвы. Немедленно. Боги, не допустите, чтобы он разделил судьбу своего отца!"
* * *Кратер сам не понимал, зачем он принял приглашение князя тавлантиев. Он почти не знал Главка, лишь смутно помнил этого могучего чернобородого человека, что когда-то давно благосклонно принимал изгнанника Александра. Кратер не последовал тогда за царевичем, как Гефестион, Птолемей и Филота. Видел он Главка позже. Стратег, ветеран войн Филиппа, он участвовал в мирных переговорах с тавлантиями, после поражения князя Клита, возомнившего, что может противостоять закаленной в боях македонской армии. В тот день Кратер увидел растерянного человека, до глубины души пораженного тем, насколько он недооценил своего бывшего гостя. Может быть, Главк захотел отомстить за свое унижение? Кратер единственный из тех, кто еще помнит это. Иных уж нет, а те далече…
Какой вздор. Разве есть ему теперь дело до какого-то изгнанника-македонянина? Когда вокруг рушится мир. Кратер не боялся ловушки. За многие годы смуты, в душу его закралась апатия. Он словно ждал какого-то чуда. Разумом сознавая, что это невозможно, он все же ждал. Ждал с той самой минуты, когда понял, что его любимая родина обречена. Тогда он присягнул эпирскому царскому роду и Клеопатре, дочери Филиппа и жене эпирского царя. Лишь двое сохранили верность царице, полагая, что Клеопатра, последняя из Аргеадов — единственная, кто обладает правами на македонский престол. Этими двоими были Кратер и Полисперхонт.
Кратер часто задумывался над тем, почему Полисперхонт оказался в одной с ним лодке. Он, в отличие от Кратера, поднявшегося из низов, происходил из знатного рода. Привыкший относится к слабому Эпиру с высокомерной снисходительностью, он, казалось, должен был ненавидеть мать Клеопатры и Александра, Олимпиаду. Ведь только такое чувство испытывала она сама к македонской знати. Царица, потерявшая надежду на возвращение в Македонию и обосновавшаяся на своей родине, в Эпире, еще надеялась сохранить влияние на своего брата, Александра Молосского и на его жену, свою родную дочь. Зачем Полисперхонт встал под знамена Олимпиады? Может быть потому, что не нашел своего знамени в станах других претендентов? Почему он поддержал ее тогда и оставил после, когда Александр Молосский сложил свою голову в Италии, повторив судьбу племянника? Кто знает. В конечном счете, Олимпиаду поддержал только Эвмен. Но с ним-то как раз все было понятно — грек-кардиец был чужим для всех. Его не приняли бы македоняне, его считали предателем эллины. Кратер же мог выбирать. Хотя нет, не мог, обязан был выбрать, встать под чьи-то знамена. Он уже не мог тихо уйти в сторону. Оказавшись в центре давящей толпы, покинуть ее почти невозможно. Когда опустевший эпирский трон занял Эакид, двоюродный брат Олимпиады, никто из македонян-изгнанников не поддержал царицу, пытавшуюся развязать новую гражданскую войну, на этот раз в Эпире. Хотя в Эпире закон и позволял править женщинам, знать большей частью пошла за Эакидом. Олимпиада, не выдержав очередного, теперь уже окончательного поражения, приняла яд. Эакид гарантировал безопасность Клеопатре и ее сыну. Он сдержал свое слово, а позже женился на овдовевшей царице, тем самым окончательно закрепив свои права не престол.
Со странным чувством ступил Кратер на двор крепости Главка. С чувством, что вот-вот должно произойти нечто важное. Князь оказал ему радушный прием. Он доказал, что не понаслышке знаком с эллинскими законами гостеприимства. Кратер был тронут. На пиру в честь дорогого гостя Главк переводил разговор с одной темы на другую, легко уходя от осторожных вопросов стратега. И Кратер, вспомнив, что не в обычае варваров сразу переходить к делам, понял, что в этот вечер настоящего разговора не будет. Он заставил себя улыбаться и предался излишествам в еде, свойственным варварам, но не бывшим ему в новинку. Полуварварский двор македонских царей был таким же, как ни старался Филипп представить себя утонченным эллином. Стратег хмелел и вскоре забылся в пьяном беспамятстве. Впервые за многие месяцы, а может быть годы, он позволил себе это.
* * *…Главк дважды хлопнул в ладоши и дверь отворилась. Кратер, не слишком любивший театральные эффекты, слегка поморщился, но глядел с любопытством. В зал вошел мальчик, четырнадцати-пятнадцати лет, почти уже юноша.
— Пирр, — произнес Главк, — мой старший внук…
"Рыжий, — повторил про себя имя мальчика Кратер, — действительно рыжий. Волосы чуть ярче, чем у… Боги, да возможно ли это!"
Стратег быстро взглянул на Главка. Вид у князя тавлантиев был, как у кота, обожравшегося мышами.
— …сын царя Александра, — договорил Главк.
Кратер вскочил и, быстрым шагом подойдя к замершему посреди зала Пирру, пристально взглянул в его глаза, словно пытаясь увидеть в них доказательства слов князя и своей догадки. Доказательств было предостаточно.
— Одно лицо, — прошептал он, — только волосы ярче.
— Немного пошел в мать, — подал голос довольный Главк.
— Кто твоя мать, мальчик? — срывающимся голосом проговорил стратег, от волнения уже забывший, как представил Пирра князь.
— Моя мать — Меда, — ответил Пирр.
Держался он спокойно и уверенно. Ровная осанка, гордо вскинутая голова. Царский сын…
— Ты стал туговат на ухо, македонянин? — раздраженно прорычал Главк, — я сказал, что мальчишка мой внук, соответственно его мать приходится мне дочерью, раз уж я не отец Александра! Пирр, ты можешь идти пока, я призову тебя позже. Ступай.
Пирр поклонился деду, Кратеру и вышел. Потрясенный стратег вернулся на ложе. Главк молчал. Пауза затягивалась.
— Чего ты хочешь от меня? — не выдержал македонянин.
— А ты не догадываешься? — ответил иллириец, — ты единственный, кто отстаивал права Аргеадов, пусть их мужская линия и прервалась. Как все полагали.
— Не единственный, — пробормотал Кратер, — Клеопатре присягнул Полисперхонт. И Эвмен поддерживал Олимпиаду. Почему ты пригласил именно меня?
— Это же так просто! Тебя я встречал прежде. Их — нет. Соответственно, тебе я верю больше.
— Спасибо, за доверие, — усмехнулся Кратер, — не слишком ли оно велико?
— Думаю, нет.
— Эвмена ты должен помнить, — рассеянно сказал стратег, — ты видел его… тогда…
— Не помню.
— Он возглавлял царскую канцелярию.
— Потому и не помню, мне не было дела до всяких писак.
"Наследник! Прямой наследник Александра. За ним пойдут все", — мысли стратега кружились в бешеной пляске, он прилагал массу усилий, чтобы привести их в порядок.
"Пойдут ли? — возразил сам себе македонянин, — многие сочтут, что внешность, еще не доказательство прав. О нем не знали ничего пятнадцать, нет больше, шестнадцать лет! Знал ли сам Александр?"
— Ведь он не рожден в браке, — проговорил вслух Кратер.
— Какая разница, — ответил Главк, — кровь царя налицо. Он царь! Разве Линкестиец, имеет больше прав на престол? А Кассандр? Он вообще не царского рода! Разве ты не видишь, Кратер, что сейчас наиболее благоприятный момент, чтобы возвести мальчишку на трон его отца?!
"Да, все так, Линкестиец древнего рода, линкестийцы всегда были соперниками Аргеадов, но оказались никудышными царями. А Кассандр вообще слывет сумасшедшим. Да, сейчас самый благоприятный момент. Пятнадцать лет назад македоняне не пошли бы за незаконнорожденны. Пирра ждала бы судьба Арридея. Но сейчас, когда страна поставлена на колени, когда Александр-Линкестиец, чуть ли не ноги целует спартанцам, когда Кассандр, залил кровью окрестности Амфиполя, все будет иначе".
— Я заключил договор с Севтом, — говорил Главк, — одрисы будут на нашей стороне, когда придет нужда показать силу. Не бескорыстно, разумеется. Севт хочет получить кое-какие земли, отобранные Филиппом и на которых сейчас сиднем сидит Кассандр. Ты слушаешь меня?
— Почему ты не сделал этого сам, — вернулся в реальность Кратер, — сейчас у тебя хватило бы сил завоевать для своего внука престол Македонии.
— Если бы я вторгся в Македонию и посадил Пирра на трон, то он не долго бы там удержался. Поскольку ничто не убедило бы македонян, будто власть не узурпировал самозванец. Но ты и Полисперхонт, совсем другое! Вы сможете представить дело в более привлекательном свете. Все знают, что вы ратовали за Аргеадов. За вами пойдут. И если войско Эпира войдет в Македонию с иллирийцами и одрисами, это будет не то же самое, как если бы иллирийцы и одрисы вошли в Македонию одни. Ты даже можешь сказать, что всегда знал о существовании Пирра, но скрывал это до поры, ибо сын Александра был слишком мал и сильные разорвали бы его! Ты почти не погрешишь против истины. Скажи мне, наконец, свое слово.
