Пол Андерсон - Год выкупа
И тут он закричал, как будто нас разделяла сотня миль:
— Донна Ванда Тамберлийская — это вы?
Почему-то этот оглушительный зов мне помог — не будь его, я бы сама заорала в ужасе. Что бы ни означала эта чертовщина, я выдержу! Вовсе не обязательно впадать в истерику. Может, я сплю и вижу дурной сон? Нет, вряд ли. Слишком уж сильно солнце печет спину, скалы дышат жаром, и можно сосчитать все колючки вон на том кактусе. Розыгрыш, каскадерный трюк, психологический эксперимент? Все это даже менее вероятно, чем то, что я вижу… Этот тип обратился ко мне на испанском, причем на кастильском диалекте, но вот акцент совершенно не знаком.
— Вы кто? — наконец исторгла я из себя. — И что вам нужно?
Незнакомец размыкает челюсти. Зубы у него плохие, в голосе поровну гнева и отчаяния:
— Живо отвечайте! Я должен найти Ванду Тамберлийскую. Ее дяде Эстебану грозит ужасная опасность.
— Ванда — это я, — неосторожно выбалтывают мои губы.
Под лающий хохот наездника машина пикирует в мою сторону. Бежать?!
Бородач настигает, мгновение летит рядом, свешивается и правой рукой обвивает мою талию. Эти мускулы сделаны из титановой стали! Отрываюсь от земли. Курс самообороны! Зря, что ли, я его прошла?! Бью растопыренными пальцами в глаза. Похититель слишком ловок, моя рука отброшена. Какая-то манипуляция с панелью управления… И вдруг мы уже совсем в другом месте.
3 июня 1533 года
(по юлианскому календарю)
В тот день очередной караван доставил в Каксамалку долю сокровищ — перуанцы желали выкупить своего повелителя. Их издалека заметил Луис Ильдефонсо Кастелар-и-Морено, когда за городской чертой проводил учения своей конницы. Солнце уже низко висело над западными холмами — настало время войску возвращаться. По долине протянулись тени, блестела река, закатные лучи золотили пар над царскими купальнями, построенными над горячими ключами. С юга по дороге гуськом плелись ламы и носильщики; пройдя много лиг с тяжким грузом, они были изнурены до крайности. На полях туземцы разгибали спины, бросали торопливый взгляд на вереницу и возвращались к работе. Кто бы ни правил этими людьми, они подчинялись беспрекословно — покорность была у них в крови.
— Примите командование, — бросил лейтенанту Кастелар и дал жеребцу шпоры.
Сразу за околицей он натянул повод и застыл в ожидании каравана.
Какое-то движение слева привлекло его взгляд. Из проема между двумя глинобитными постройками с белеными стенами и тростниковыми крышами вышел человек. Он был долговяз; если бы Кастелар спешился, то оказался бы ниже его на три с лишним дюйма. Окружающие тонзуру волосы были такого же пыльно-коричневого цвета, как и ряса францисканского монаха, но возраст почти не сказался на светлокожем, с тонкими чертами, без следов оспы лице. Даже все зубы у этого человека были на месте.
В последний раз эти двое виделись несколько недель назад, и немало событий случилось за минувшее время, но Кастелар мигом опознал фрая Эстебана Танаквила. Он и сам был узнан.
— Приветствую вас, святой отец.
— Да хранит вас Всевышний, — последовал отклик.
Монах остановился у стремени всадника. Их миновал караван с сокровищами. Город встретил его восторженными возгласами. Позволил себе выразить радость и Кастелар:
— Красота! Правда же, великолепное зрелище?
Не получив ответа, он опустил взгляд на монаха. У того на лице застыла мученическая гримаса.
— В чем дело? — удивился всадник.
Тяжко вздохнув, Танаквил произнес:
— Не могу не испытывать жалости к этим несчастным. Они изнурены, у них сбиты в кровь ноги. Разве не печальное зрелище? Также не могу не думать о том, что сюда они доставили накопленные их предками за многие века богатства, — и о том, каким образом эти сокровища были отняты у них.
Кастелар напрягся в седле.
— Неужто вы считаете, что наш командир не прав?
«Сказать, что это человек со странностями, — ничего не сказать», — подумал он.
Странным было уже то, что Танаквил принадлежал к францисканскому ордену. В отряде почти все монахи были доминиканцами. Загадка, как сюда попал фрай Эстебан и почему ему доверяет Франсиско Писарро. Хотя последнее можно объяснить ученостью и деликатным манерами, ведь то и другое здесь редкость.
— Ну что вы, конечно же нет, — ответил брат Эстебан. — И все же… — Он не закончил фразу.
Кастелар поморщился. Он догадывался — или считал, что догадывается, — какие мысли бродят под этой бритой макушкой. Положа руку на сердце, дон Луис и сам не считал вполне законным содеянное отрядом Писарро в последний год. Великий инка Атауальпа встретил испанцев мирно, позволил им расположиться на отдых в Каксамалке, благосклонно принял их приглашение и явился в город для продолжения переговоров. Рабы доставили носилки со своим повелителем прямо в западню. Под пулями и клинками конкистадоров полегла его свита — сотни воинов, — а сам он оказался в плену. За освобождение царя инков испанцы потребовали одну комнату наполнить золотом, а другую дважды наполнить серебром. Вняв мольбе Атауальпы, его подданные теперь собирали ценности по всей стране и сносили их в Каксамалку.
— На то Божья воля! — процедил Кастелар. — Мы принесли сим язычникам веру Христову. С их вождем обращаются достойно — надеюсь, вы не будете спорить? Ему оставлены жены и слуги, и он не может пожаловаться на дурной уход. Что же до выкупа… — Всадник прокашлялся. — Что же до выкупа, то святой Яго, как и полагается хорошему покровителю, щедро вознаграждает свои войска.
Фрай Эстебан поднял голову и криво улыбнулся всаднику, словно хотел сказать, что проповеди — негожее для солдата дело. Вместо этого он пожал плечами и проговорил:
— Сегодня вечером я погляжу, что это за вознаграждение.
— Ну да, — кивнул Кастелар, радуясь возможности покончить с этим спором.
Сам он учился в школе святого ордена, был изгнан из-за связи с девицей, пошел воевать с французами и в конце концов последовал за Писарро в Новый Свет, уповая на то, что ему, младшему сыну разорившегося эстремадурского идальго, улыбнется судьба. Несмотря на все пережитое, он сохранил уважение к клиру.
Дон Луис пожал плечами и спросил с нарочитым равнодушием:
— Говорят, вы осматриваете каждую партию ценностей, прежде чем она отправляется на склад.
— Кто-то ведь должен это делать… И лучше, если это будет человек, видящий в золоте и серебре не просто металлы, а произведения искусства. Мне удалось в этом убедить нашего военачальника и его капеллана. И при императорском дворе, и в Церкви есть ученые, они будут рады каждой спасенной крупице культуры.
— Гм… — затеребил бороду Кастелар. — Но почему вы этим занимаетесь по ночам?
— Вам и об этом известно?
— Я долго отсутствовал, но слухи-то доходили.
— Осмелюсь предположить, что вы добываете для империи несравнимо больше, чем получаете в награду. Хотелось бы поговорить с вами о трудном и опасном походе, что совершил ваш отряд.
Тотчас перед мысленным взором Кастелара пронеслись события последних месяцев. Во главе с Эрнандо Писарро, братом предводителя конкистадоров, один из отрядов двинулся на запад. Они преодолели высочайший горный хребет, прошли по ущельям с головокружительно крутыми стенами, пересекли бурные реки и добрались до океанского берега, где стоит город Пачакамак, известный своим мрачным храмом и вещающим там оракулом.
— Успехи этой экспедиции более чем скромны, — честно сказал Кастелар. — Самая ценная наша добыча — индейский вождь Чалкучима. Ну, еще удалось подчинить большую часть тамошних земель… Однако вы обещали объяснить, почему изучаете сокровища только после захода солнца.
— Ни к чему бередить людскую алчность и провоцировать дрязги. Такого здесь и без того хватает. При дележе добычи люди с легкостью впадают в буйство. Ну и наконец, по ночам Сатана и его слуги особенно сильны. Моя молитва очищает от скверны вещи, которые предназначались для ложных богов.
Последний носильщик, едва переставляя ноги, миновал собеседников и скрылся между домами.
— Интересно было бы на это посмотреть, — пробормотал Кастелар. И, ощутив азарт, повысил голос: — Правда, почему бы и нет? Составлю вам компанию.
— Что? — растерянно спросил фрай Эстебан.
— Я не буду мешать. Всего лишь понаблюдаю.
Монаху эта идея явно не понравилась.
— Сначала нужно получить разрешение.
— Разрешение? У кого? Я сам начальник. А что вы имеете против моего общества? Странно, я думал, вы ему обрадуетесь.
— Вам это занятие покажется скучным. С другими было именно так. Собственно, отчасти по этой причине мне позволяют трудиться в одиночестве.
— Знали бы вы, как я привык стоять на часах, — усмехнулся Кастелар.
И монах уступил.
