Муля, не нервируй... Книга 2 - А. Фонд
– Думаю, если нужен выход из ситуации быстро, то тут есть только один правильный вариант, – задумчиво сказал я и спросил, – у тебя же нету блата, чтобы помочь?
– Муля, если бы у меня был блат, то разве я бы жил в этой кладовке? – печально усмехнулся Жасминов и покачал головой.
– Угу, – глубокомысленно покивал я и озвучил вариант, – тебе нужно жениться, Орфей. И этой площади будет недостаточно для проживания двоих.
В разговоре мы с Жасминовым постоянно переходили то на «ты», то на «вы», в зависимости от серьёзности темы.
– Но у меня нету невесты! – возмутился Жасминов. – Это же любить надо…
– Это может быть и фиктивный брак, – пояснил я, – пожениться, получить комнату побольше, пожить там какое-то время, а потом потихонечку развестись. И ты, и она получите отдельное жильё. А если ещё и ребёнок будет…
– Ну ты, Муля, и голова! – восхитился Модест Фёдорович, который всё это время внимательно слушал наш разговор. – Не знаю, в кого ты пошёл такой? Надя вроде не ахти, Адияков этот вообще какой-то недалёкий, раз профукал всё. А ты вот как…
– В деда, – коротко ответил я и Модест Фёдорович кивнул, удовлетворившись моим ответом.
– Муля, – Жасминов продолжал топтаться рядом, обдумывая мой совет. – А теперь тогда подскажи, где мне невесту найти?
– Орфей, – устало вздохнул я, – вот уж чего-чего, а это вообще не вопрос. Сколько из деревень девчонок ежедневно приезжает в Москву? И любая из них будет счастлива на такой вариант. А сколько вдов осталось, чьи мужья с войны не вернулись? Они страдают от одиночества. У многих и дети есть. Кстати, может, тебе действительно взять хорошую хозяйственную женщину с ребёнком или двумя? Расписаться с нею, немного пожить, она тебе и готовить будет и хозяйство вести, а потом получить жильё и развестись? И никто в обиде не будет.
Глаза Жасминова полыхнули восторгом.
– А пока вы в чуланчике жить будете, она очень быстро Гришку на место поставит. Он у неё по струночке маршировать будет.
Этот совет пришелся Жасминову особо по душе. И он с энтузиазмом воскликнул:
– Муля! Ты меня спас! – и счастливый и лучезарный, умчался обратно в комнату.
Оттуда тотчас же послышалась ругать Гришки.
– Ужас какой, – прокомментировал Модест Фёдорович, качая головой на всё это.
– Так и живём, – пожал плечами я.
Модест Фёдорович затушил окурок и сказал:
– Пошли, Муля. Поздно уже. Мы с Машей сейчас уйдём, а ты давай-ка ложись спать. Ты ужинал?
– Да, мы с Машей по дороге в общагу зашли в столовку, поели, – сказал я. – А ты?
– А меня Дуся накормит, – отмахнулся Модест Фёдорович и с улыбкой добавил. – Хорошо, что я на два дня раньше вернулся, хотел к докладу подготовиться к пятнице. Как чувствовал, что тут что-то не то.
– Да, хорошо, – кивнул я и сказал с улыбкой, – пошли мою будущую мачеху тормошить, а то она там заждалась уже вся.
На следующий день на работу я шел, честно говоря, опасаясь результатов вчерашнего. Я, конечно, человек отмороженный и плевать мне на все эти разборки, но для моего плана мне нужно задержаться в Комитете по искусствам. А если со мной будет то же, что хотели вчера провернуть с Машей и Мулиным отчимом, то вряд ли получится задержаться здесь надолго.
Поэтому перед тем, как пройти на своё рабочее место, я сходил к кабинету, где работала кареглазка с подругами, и заглянул туда.
– О! Муля! – обрадовались мне девчата, – а почему тебя вчера не было?
– Это длинная история, – загадочно сказал я, – обязательно расскажу потом как-нибудь. А что вчера было? И чем всё закончилось?
– Ой, такое было! – экспрессивно воскликнула кареглазка и всплеснула руками, очевидно, для дополнительной аргументации.
И девчата, торопясь и перебивая друг друга, принялись рассказывать мне о вчерашнем заседании.
В общем, если кратко, то комсорг решил на меня наехать, что я перестал проводить лекции. И что мои лекции содержат вредные для советского комсомольца идеи. Что я пропагандирую мещанство. И так далее. Это бла-бла-бла он вещал долго. Если его послушать, то я – вражеский элемент, который разлагает коллектив с какой-то тайной целью.
Мда, дела явно непростые.
Моё отсутствие подтвердило мою виновность. И комсорг, захлёбываясь возмущением, обличал мою мещанскую и вражескую сущность. А потом встал Барышников и тоже внёс свои пять копеек. И тоже, с его слов, я выходил конформистом и приспособленцем, для которого своя шкура дороже, чем общее дело строительства коммунизма.
Не знаю, до чего они бы договорились, но, когда поднялся вопрос о том, что мои лекции вредные и их нельзя слушать, то народ взбунтовался. Особенно неиствовали девушки, которые надеялись послушать мои лекции по изменению внешности. Они-то и отбили меня у комсорга, буквально силой. Сгруппировались все и дружно напали на него.
– Там такой ор стоял! – мечтательно закатила глаза подружка кареглазки.
– А что решили в конце концов? – спросил я.
– Решили, что ты должен лекции продолжить, – хихикнула кареглазка, – так что теперь будешь каждый день нам рассказывать.
Я вежливо поулыбался, поблагодарил милых девушек, но ничего не обещал.
Когда вернулся в кабинет, Лариса сказала осуждающим тоном:
– Ты прогулял вчера собрание, Муля. Тебя рассматривали. Наш очень злой на тебя.
– Спасибо, Лариса, – сказал я и сел на своё место.
– Ты разве не собираешься к нему в кабинет? – удивилась она.
На что я пожал плечами и ответил:
– Меня не вызывали. Сижу, работаю.
Некоторое время в кабинете было молчание. А потом дверь без стука распахнулась и вошел сердитый комсорг.
