Civilization - Виктор Коллингвуд
— Летом голодно бывает. Пока урожая нового нет, плохо живем, — добавила Алина. Слушая нас, она, кажется, постепенно вспоминала родной язык.
— Я смотрю, воды в озере совсем мало!
— Да, обмелело совсем. Снег больше не выпадает, уже лет двадцать, как. Дождей тоже все меньше и меньше. Скоро совсем пересохнет озеро, я думаю — лет через пять. С каждым годом урожай все беднее!
— А что вожди думают с озером делать, раз оно мелеет?
Алина рассмеялась.
— Как что! Просить богов, чтобы наполнили! — воскликнула она, шутливо ткнув меня кулаком в плечо.
Гм. Ну да.
— Слушай, а про меня-то они что знают? Скажи, как мне с этими вашими адаже половчее сладить?
Валерьян пожевал беззубым ртом, раздумывая над ответом.
— Адаже во всяких духов верят. Дух огня, дух неба, земли, воды, ну и все такое прочее. Очень суеверные они, адажи. Ну а ты у них теперь навроде бога! Они узнали о тебе от варваров Асхенаба. Очень они тебя выразительно им живописали! Даже череп убитого Эггона показывали — он до сих пор прикреплен к столбу возле твоего модуля. А адаже как считают — если есть в каком-то месте бог, его надо уважать. В другое место откочуют — там других богов надо почитать, там они хозяева. Но и своих духов не забывают, — берут с собой частицу земли, пепел очага, воду с родины, прах предков, и тащат с собой, «в эмиграцию». Очень все суеверные тут. Ты, кстати, как этого Эггона-то убил?
Я рассказал, как сделал с Виктором электроловушку, когда узнал о грядущем нападении на мой модуль.
Валериан насмешливо покачал головой.
— Это ты, Костя, устроил из своего пристанища лейденскую банку, гигантский «конденсило»! Хорошо, что сам не пострадал. Но, ты это дело брось. С такими знаниями об электричестве ты, пожалуй, себя угробишь. Не надо таких ловушек больше делать.
— Да, надо будет разобрать все это, ведь энергия нужна для работы капсулы. Только вот страшновато мне, ведь этот мой модуль — огромный кусок железа. Как бы его не вскрыли! Ты же сам понимаешь, пока я там, как в хрустальном гробу, лежу — делай со мной, что хочешь!
— Ничего тебе не сделают, — Алина, насмешливо улыбаясь, вступила в разговор. Ты для них — бог. Тебя боятся, и не ходят на холм!
Я обернулся к ней.
— У тебя-то как дела? Сколько сыновей уже?
Алина вновь улыбнулась. Если она и горевала о прежних мужчинах, то недолго. Её одежда, обилие украшений и вид уверенной в себе хозяйки говорил о том, что она обрела надежное место в социальной системе завоевателей. Хотя ей было уже к пятидесяти, она еще сохраняла остатки былой красоты, и, явно умела пользоваться сделанной из подручных средств косметикой.
— Родилось семеро. Живы трое. И девочки еще!
— Ну, прямо, мать-героиня. Твой муж — вождь?
— Да. Очень сильный, смелый вождь. Он и другие мужчины сейчас ушли в набег на соседнее племя. Должны вернуться через три дня. Почти все ушли, мало их осталось.
— Ладно, Валерьян, рад был, честно, рад. Не думал увидеть тебя! Пойду на Сашу посмотрю, поздороваюсь. Давно тоже не виделись с ним!
— Иди, конечно. Он там у хаты своей баглайничает.** Наверное, как раз брагу греться поставил!
— А куда идти-то?
— Вот прямо, а потом в левый кут, там сразу увидишь! И, прихвати у него для меня баклажечку — у него здорово теперь паленка выходит. И еще, знаешь что — шелковицы сушеной, перетертой, как у них делают. Очень люблю!
* — Энигмо — паззлы — прим.
** — баглайничать — бить баклуши, бездельничать, — прим.
Глава 8
Саша — теперь — Дядя Саша, очень уже старый, сухопарый и совершенно седой, крепко обнял меня на пороге своей хижины. Жил он в небольшой, но добротной мазанке из белой глины, крытой ячменной соломой, с маленькими окошками овальной формы, затянутыми какой-то мутной пленкой. Перед входом в хатку стоял небольшой навес, тоже покрытый соломой. Рядом — «сажок», загончик для овец. Полуголые дети играли в свайку на улочке перед хатой.
Жена Саши, невысокая смуглая женщина из племени, и ее дети вынесли под навес циновки и много местных фруктов со стареющего хуторского сада.
Выпили за встречу. Дядя Саша гнал самогон из ячменя и падалицы фруктов. Как он это делал без самогонного аппарата, я не вполне понял — как-то хитро ставил одну кастрюлю в другую, а сверху — перевернутую крышку. Несмотря на кустарное исполнение, результат был вполне достойный. Полученное пойло имело где-то 20–25 градусов и стойкий запах исходного продукта, но, другого крепкого алкоголя тут нет.
— Семмун одобряет! — радостно сообщил мне дядя Саша, закусывая вторую стопку прекрасной сливой из хуторского сада. — Он мне и выдал эту посуду, да и абрикосы с яблоками на это дело выделяет. Слушай, а мне вот еще змеевик нужен. Нельзя там у тебя в твоем «ковчеге» отколупать чего-нибудь? Да шучу я, шучу. Можешь меня током не лупить. А то наслышан я уже, про дела то твои, убивец ты наш коварный!
— Это не я. Слушай, ДядьСаш, а как бы мне с Семмуном этим поладить? Не хочу проблем с начальством, прошлого раза хватило!
— Ну, он вроде мужик нормальный. У меня с ним все ровно. Как примет моего, свежевыгнанного — так прямо кунаки мы с ним!
— Кстати, Валерьян просил ему баклажку…
— Ну, старику Валерьянычу ничего не жалко. Сколько лет мы с ним среди нехристей этих обитаем — страшно и подумать! А шелковицы, скажи, нет. Вся в спирт вышла.
— Смотрю, вы тут не бедствуете!
— Я-то? Да ну! Если руки есть и голова — везде себя найдешь. Мы с адажами нормально живем, частью племени стали. Кочевать с ними, конечно, тяжело было, ну а сейчас ничего, полегче.
— Вы тогда постоянно по степи мотались?
— Да нет. Переходили с места на место, жили какое-то время, пока можно было еду добывать, потом собирались и шли на новую стоянку. Бывало, и год, и два жили на одном месте.
— А потом сюда пришли?
— Ну да. Мы уж и забыли обратный путь, случайно тут оказались!
— Про меня-то, что
