Цеховик. Отрицание - Дмитрий Ромов
— А? — хмурится он.
— Блин, ты тупой что ли?
— Сам ты тупой, — огрызается он.
Нет, ну что за человек.
— Ладно, короче, слушай сюда. Я тебя п***ть не буду, понял теперь? На первый раз прощаю, но если ещё раз мне дорогу перейдёшь, пожалеешь. Помнишь, что с корешами твоими случилось? И финка не помогла кривому вашему. Ты понимаешь, что я говорю?
— Да, — зло отвечает он.
— А чё тогда недовольный? — удивляюсь я. — Хочешь всё-таки, чтоб я из тебя говно вышиб?
Он молча машет головой.
— Значит так. Вот, держи. Ел ананас когда-нибудь? — я вытаскиваю из мешка жестяную банку с жёлтой этикеткой и протягиваю Трыне.
Он ошалело на меня смотрит и осторожно протягивает руки. Ананас кусочками, консервированный. Вьетнамский наверное. От сердца отрываю.
— С дружбанами своими схаваешь. И вот ещё что… Ты куришь?
Он трясёт головой.
— Бухаешь?
— Нет, — неуверенно тянет он.
— Молодец.
Держать свёрток одной рукой неудобно, но я ухитряюсь залезть в брючный карман и выудить оттуда трёшку.
— На вот тебе, иди торт купи или пирожных, чего там высматривал в булочной? Не вздумай курево или пойло покупать. Понял? В кино можешь сходить. Девчонку пригласи.
— Какую ещё девчонку! — пренебрежительно выплёвывает он, беря деньги.
Трёшка быстро исчезает в его руках, но поручиться, что он понял мои слова как надо, я не могу.
— На этом всё. Разбежались, — завершаю я аттракцион невиданной щедрости. — С Новым годом, короче. Желаю тебе в Новом Году перестать быть дебилом и стать нормальным чуваком. Не шестерить у Кахи, а за ум взяться. Если будешь учиться нормально, человеком станешь. А так по зонам да лагерям сгоришь. Я знаешь сколько таких видел пацанов, которые сами себе всю жизнь переломали? Ладно, короче. Аривидерчи. Языком не трепи, незачем твоим знать, что это я тебя подогрел. И хорош у малышни деньги зашибать.
Я ухожу, а он остаётся в этой своей щели за беляшной. Не знаю, что на меня нашло, чёт жалко стало пацана. Понимаю, мои нравоучения ему по барабану, не в коня корм, но блин… Ладно, проехали…
Когда я захожу домой, меня встречает радостный лай Раджа.
— Соскучился, квазимодо? — хлопаю я его по спине. — Погоди, дай продукты разобрать.
— Ты где был? — выглядывает из комнаты мама. — Я уж волноваться начала. Ушёл и пропал на целый день. Ого! Ты чего понабрал?
— Это ощущение новогоднего праздника, мам, — говорю я, и, дурачась, начинаю петь.
Праздник к нам приходит
Праздник к нам приходит
Праздник к нам приходит
Веселье приносит и вкус бодрящий
Праздника вкус всегда настоящий!
Всегда Кока-кола, в общем. И… хорошо, что её здесь нет. Люди здоровее будем.
— Что за песня, новенькую сочинил?
— Нет, это реклама тонизирующего напитка.
А я что, песни сочиняю? Новость так себе, между прочим. Как я выкручиваться буду? Тоже на сотряс сваливать?
— Реклама? Вечно ты фантазируешь. Давай, неси, показывай свою добычу.
Заношу мешок на кухню. Я и сам не знаю, что там. Сейчас посмотрим.
Сервелат венгерский, одна штука, шпроты, две банки, майонез «Провансаль», две банки, масло сливочное, примерно полкило, кофе растворимый, одна банка, жестяная, коричневая с крутобёдрой индийской танцовщицей на борту.
— Ты где это взял? — охает мама.
Я молча продолжаю извлекать трофеи.
Горошек венгерский «Глобус», одна банка, болгарский перец, фаршированный овощами, в томате, одна банка, сыр твёрдый, похожий на «Пошехонский», примерно полкило, а ещё печень трески, сгущёнка, маленькая баночка камчатского краба и три шоколадки «Алёнка».
Тут добра, насколько я понимаю, рублей на двадцать пять, а то и на все тридцать, не меньше.
— Нет, ты где это взял?
— Это Юрий Платонович распорядился, нам подарочный набор выдали. Он похоже, какой-то крутой руководитель.
— Какой?
— Ну, серьёзный. Шишка, понимаешь?
— Вечно ты со своими словечками. Теперь давай, складывай всё в свой мешок и неси обратно.
— Чего?! — я аж рот раскрываю. — Обратно? Там уж закрыто наверное.
— Значит завтра унесёшь.
— Да с чего, мам?
— А с того! — сердится она. — Мы такой подарок принять не можем!
— Да это не совсем подарок, я вообще-то деньги за него отдал. Со скидкой, конечно, но всё равно.
— Три рубля? Не смеши меня. Это всё рублей тридцать стоит!
— Я заплатил не три, у меня были деньги. Я же тебе говорил, на обедах сэкономил.
— Это меня и пугает! Ради чего? Ради горошка заморского? Ради этого ты желудок портил и голодом в школе сидел? Надо об учёбе думать, а у тебя в животе урчит.
— Нет, мам, не ради горошка, а ради того, чтобы сделать тебе приятное. Тебе приятно, что я добычу принёс? Признавайся.
Но мама не признаётся, хотя на возврате уже и не настаивает.
— Ладно, — наконец, говорит она. — Надо гостей звать. Не будем же мы с тобой вдвоём этими яствами наслаждаться.
— Мам, а ты партийная, что-то я не припомню?
— Нет, — удивляется она. — С чего это ты?
— Да странно просто, тебя бы с руками и ногами оторвали. Принципиальная ты очень. Заседания парткома бы проводила гениально. Радж, пошли погуляем. На улице неплохо, кстати. Снежок идёт, ветра нет, тепло.
— Это ты над матерью родной подшучиваешь? — хмурится она.
— Нет, что ты, какие уж тут шутки. Всё совершенно серьёзно. Я пошёл с собакой погуляю.
Блин, ну что за хрень. Нет, чтоб порадоваться, сын расстарался, дело сделал, так она недовольна. Понятно почему его чморят все, кому не лень, даже Наташка репетиторша, и та распоряжается. Ладно Брагин, маменькин ты сынок, сделаю я из тебя мужика нормального, благодарить ещё будешь. Только, наверное, ты этого уже не увидишь.
Потому как, «нас просто меняют местами, таков закон Сансары». Боюсь, ты испустил вместо меня дух в моём мире. Погиб на радиаторе маршрутки. Ну а как это иначе всё понимать? Пересеклись энергии.
Под эти размышления я выхожу из подъезда с радостным Раджой. А на улице действительно хорошо. Сгустились сумерки и снег повалил. Сказка просто. Во всех смыслах, мля.
— Ну давай, показывай, где тут у вас что, — говорю я псу. — Сам-то я неместный.
Ну, в том смысле, что не центральный. Моё детство прошло или, вернее, ещё только пройдёт в Заводском районе. В центре я, конечно, тоже ориентируюсь, но пробелы имеются.
Радж бежит через поляну, останавливается, оглядывается, поджидает и трусит дальше. Я спокойно иду за ним. Хорошо. Во дворе никого. Только мы и снег. Как у Джека Лондона, белое безмолвие.
Вдруг я слышу шаги за собой. Кто-то спешит,
