Колхозное строительство 3 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Ох, странный ты человек, министр. Самое обидное, что всегда прав. Так и хочется из-за этого чего против твоих советов сделать, — взял гитару стал снимать порванную струну, — Выписывай командировку в свой Краснотурьинск.

Здорово.

Интермеццо 5

В Киеве напротив общественного туалета стоят два бандеровца и беседуют:

— А що то за літера “М”?

— Там москалі какають!

— А літера “Ж”?

— Там жиди какають!

— Тю, а ми де будемо?

— Наша Україна, де хочемо, там і серемо…

— Проходи Семён, — Брежнев поднялся навстречу гостю, взял под локоть, повёл к двум креслам у журнального столика.

— Слышал, приболел, Леонид Ильич? — Цвигун грузно плюхнулся в маленькое для его комплекции кресло, еле протиснулся между ручками.

— Ерунда, на охоте ногу подвернул. Прошло уже, — но генерал видел, что ещё прихрамывает Ильич.

— Принёс письмо, Леонид Ильич. Это копия, с оригиналом работают эксперты.

Брежнев взял лощёные листы фотобумаги, перетасовал как карты. Три небольших листа и не больно много текста.

— Что скажешь, Семён? Интересно?

— Перебор, — Цвигун хотел добавить, но Брежнев жестом остановил его и углубился в чтение. Читал. Вздыхал. Кхекал. Хмыкал. Свистнул даже. Потом глаза прикрыл. Потом открыл.

— Перебор, говоришь. Не заметил, что письмо отличается от других. Фактов меньше и они другие.

— Заметил. Зато какие. Что там, маньяки, предатели, фашисты недобитые. Приятно, но мелочь. А это две бомбы. А третий листок не вписывается, словно для количества добавлен.

— Для количества? Как думаешь, генерал, может это быть и в самом деле сын Сталина Яков? — Брежнев достал пластмассовую зажигалку Бик, неделю назад Цвигуном и подаренную, и зажёг сигарету. Покрутил зажигалку, — Красивая. Где взял?

— Инопланетянин наш подарил десяток. Ему его миллионер привёз. Ящик целый. Сам видел.

— Так что Яков?

— Леонид Ильич, аналитики уверяют, что текст составлял русский человек.

— А ты думаешь Яков грузин? Он, поди, на грузинском и разговаривать не мог. Не аргумент это. Ну, потом. Есть намётки по кукурузнику?

Цвигун подобрался. История тёмная. Нет, Брежнев не замешан, но кое-кто из персонажей ведь вполне себе жив и у руля.

— Ждём ваших указаний, Леонид Ильич.

— Давай на минутку представим, что это — правда, и Хрущ признается. Что это нам даст? — Брежнев загасил сигарету и сразу же достал из пачки новую. Волнуется.

Генерал обратил внимание, что сегодня не обычные, не «Новость», сегодня редкие «Столичные». Ещё как волнуется.

— Есть ведь и другие тайны. Пойдут довеском. Да и на ряд деятелей будет информация интересная. Можно в узде держать, а можно и придушить этими вожжами.

— Грубый ты человек, Семён. Хорошо. Хрущёва незаметно изъять. Применить эту вашу сыворотку правды и выспросить про то, что этот «Яков» написал, правда ли, что Сталина отравили. Там ведь и на самом деле в декабре 1952 года Сталин затеял глобальную реформу политбюро, введя в его состав сразу шестнадцать новых членов. Это революционное кадровое изменение явно было направлено против старых соратников. Могли Берия с Хрущёвым и Маленковым подсуетиться. Берия тогда вообще на волоске висел, активно шло следствие по Мингрельскому делу, направленному лично против него и его выдвиженцев. Яков вот пишет, прозаключение медицинского консилиума о смерти Сталина. По его словам выходит, что этот официальный документ, хранящийся в архивах, был подписан врачами уже летом 1953 года, через несколько месяцев после смерти Сталина. При этом оригинальных записей врачей за период с 1 по 5 марта не сохранилось, только отдельные черновики. Срочно проверить, — Брежнев не докурив, задавил сигарету в зародыше.

— Уже занимаемся, Леонид Ильич.

— Откуда? Скажи? Ну, откуда этот Яков всё знает? Как такое может быть? — опять достал пачку вынул последнюю белую трубочку и скомкал и пачку и сигарету, — Пойдём по рюмашке коньяка примем. Голова разболелась.

Выпили, чего ж, не выпить, если есть. Брежнев снял спортивную куртку, остался в рубахе, подошёл к выходу на балкон, но открывать не стал, вернулся и ещё чуть плеснул обоим в маленькие рюмочки.

— Что с американцами? Суки. Удавить обоих, если, правда. Вызвать сюда и удавить. Андропова загнать на Колыму колхозом руководить, если просто дурак. А если враг — расстрелять! — Сунулся за сигаретами в карман, не нашёл, — Дай сигаретку.

Закурили. Брежнев выпустил колечко. Успокоился.

— По молдаванам и бандеровцам. Следствие возобновить. И поспрошайте там с прилежание про жёнушку Хруща. Чует моё сердце, что правду Яков этот написал. Иди Семён. Работы много. Да и у меня хватает. Нужно с товарищами по Крыму посоветоваться.

Глава 22

Российские селекционеры скрестили вишню с арбузом. Вишня до предела напоминает арбуз, но не вкусом — она кислая, не размером — она мелкая, и не цветом — она красная, а количеством косточек.

— Фима, ты слышал, украинские селекционеры двухголовую породу коров вывели?

— Ну, Моня, молока-то от этого не прибавится…

— А поголовье?!

Шабуров был зол до предела. Просто до точки закипания.

— Марк Янович, давай звони Тишкову! Ругаться буду!

— Вениамин Иванович, вы успокойтесь, вон водички хлебните. А может водочки? Есть у меня. Вам сейчас и не помешает, а то инфаркт, какой заработаете.

— Водочки? Нет, сначала набери мне министра этого. Заманил, гор наобещал, навозных. И где тот навоз? — Шабуров снял очки и сунул их в нагрудный карман потрёпанного пиджака с засаленными рукавами.

Рабочий костюм? Кандидат наук и один из самых известных селекционеров страны в будущем? Да, нет. Единственный костюм. Фанатик и бессребреник. Уезжая, Пётр Миронович строго наказал Макаревичу, присматривать за ним и помогать в меру способностей. Вот, видать недосмотрел. Плохо. Так, попробуй, за всем уследи. Одних пчеловодов уже без малого семь десятков. А ведь с трёх начиналось несколько месяцев назад. А если считать не пчеловодами, а пчёлами? Ну, ладно ульями. Почти три тысячи. А в следующем году в июне начнётся роение и их станет ещё больше. И ларчик просто открывается. Приезжайте — построим дом и дадим защиту от дураков. И всё, еду и едут.

Так-то Шабуров ни коим боком к колхозу «Крылья родины» не относился. Работал в питомнике. Занимался своими ивами, привезёнными из Свердловска, а ещё получил несколько сотен пакетиков семян. Из-за кордона. Теперь пытается вырастить. Тут недавно хвалился, что и семена уже с многих цветов собрал. Хорошо, не зря перстень самого шаха Абаза отдали. Жалко до сих пор. При запасе времени и должной проработке вопроса цену могли и вдвое поднять.

— Вениамин Иванович, что случилось-то у вас? — вдруг обойдёмся без звонка министру.

— Две женщины сегодня написали заявление об уходе по-собственному. Переходят в подсобное хозяйство. В картофелеводы. К героине нашей. Ольга Михайловна Чесноко́ва — Герой Социалистического Труда. Лично убедился, что за дело дали. Не женщина — трактор. Когда бы мимо её поля не проходил к питомнику, она там ползает. То одна, а то и со всей бригадой. Ведь нашла себе под стать. Ты в курсе, Марк Янович, что она тракториста чуть не избила, когда он приехал картошку окучивать. И вся бригада под колёса бросается. Потом директор подсобного хозяйства приехал. Второй наш Герой. Она на Чистякова с кулаками. И кричит: «Сами всё сделаем, не лезь к нам Константин Николаевич. Что у тебя полей мало? Пусть там пашет, а мы по-дедовски с тяпочкой».

— Не слыхал. И чем закончилось? — Макаревич улыбнулся и всё-таки сходил к сейфу, достал начатую бутылку водки и две рюмочки маленькие, — для нервов.

— Уехали «механизаторы», а Ольга Михайловна со своими татарками с утра до ночи три дня с поля не вылазила. Тьфу! Сбил ты меня, Марк Янович! Ей Чистяков разрешил на два человека бригаду увеличить. Так эта землеройка сразу к моим девчонкам. Из четверых двоих сманила. А у меня ведь гектар почти как у неё. У неё десять, а у меня семь. И как я семь гектар буду с двумя женщинами обихаживать. Всё звони министру! — но водочку взял и, ухнув, выпил, потом снова ухнул, — Звони.