Олег Шушаков - И на вражьей земле мы врага разгромим Книга2 Часть2
Но и на этот раз ничего не поняли. Опять стали зубы точить на Советский Союз. И провокации устраивать. В угоду своим заокеанским хозяевам. Вот и пришлось учить по новой. Может, хоть теперь поймут?
Так или иначе, но в центре и на правом фланге Карельского фронта события развивались в соответствии с планом операции. Или почти в соответствии с ним. А вот, южнее, в полосе наступления пятьдесят четвертой дивизии особого стрелкового корпуса, дела шли гораздо хуже. Точнее, совсем плохо.
Чтобы не сказать большего…
А сначала все было просто замечательно! Третьего декабря пятьдесят четвертая дивизия без единого выстрела вошла в Кухмо. И подняла на городской управой большой красный флаг. Под звуки интернационала. А поутру двинулась дальше.
И тут начались выстрелы. Правда, подлый враг здесь был совершенно ни при чем. Поскольку в округе его пока не наблюдалось. Перестрелка между двумя батальонами четыреста двадцать шестого стрелкового полка началась после случайного самострела. Тут же поднялась паника. Командиры четвертой, пятой и девятой рот вместо того, чтобы навести порядок, принялись срывать с себя петлицы и рвать командирские и партийно-комсомольские документы.
В результате – трое раненых и один убитый. Не считая отличившихся командиров рот. В тот же день расстрелянных перед строем полка по приговору трибунала…
После чего пятьдесят четвертая дивизия продолжила свой победный марш.
Который окончился через трое суток. На западной окраине Соткамо. Где дивизия и застряла. Намертво. Уткнувшись носом во взорванный шюцкоровцами мост через озеро Киантаярви, а хвостом – во взорванный ими же мост через озеро Ламмас-ярви. На восточной окраине Кухмо. И растянулась тонкой ниточкой вдоль прибрежного шоссе. Охваченная с севера ожерельем прозрачных озер, а с юга – цепью непроходимых болот и гранитных хребтов. Не только полностью отрезанная от армейских тылов, а, в довершение всех несчастий, еще и разорванная на куски десятком уничтоженных белофиннами мостов через речки, впадающие в озера Исо-Киманен и Онтоярви.
Впрочем, если бы все ограничилось лишь взорванными мостами, то проблема была бы решена за пару дней. Или, в крайнем случае, за неделю. Мосты были бы восстановлены, а победный марш продолжен. Но дело было в том, что в отличие от окрестностей озера Оулуярви, где белофиннов не было вообще, в районе Кухмо – Соткамо их было слишком много!
Сто шестьдесят третья дивизия особого стрелкового корпуса Карельского фронта, наступая из Лендер, еще четвертого числа взяла Лиексу. А к утру шестого декабря вышла к крупному транспортному узлу Нурмес, надежно перерезав важнейшую железную дорогу Сортавала – Оулу. В результате чего несколько эшелонов перебрасываемой на север тринадцатой пехотной дивизии (до полка пехоты) оказались заперты между станциями Нурмес и Контиомяки. Во главе со своим командиром, полковником Сийласвуо.
Остальные части тринадцатой дивизии вернулись в Сортавалу. Чтобы снова отправиться на север, но уже через Савонлинну. А полковнику пришлось срочно принимать командование группой финских войск в районе Каяани – Кухмо – Нурмес.
Понимая, что сил для нанесения классического удара во фланг и тыл рвущихся вглубь страны красных орд у него недостаточно (даже с учетом присоединившихся к нему нескольких рот шюцкора и отдельных пехотных батальонов бывшей Северо-Карельской группы), Сийласвуо учел печальный опыт пропавшего без вести генерал-майора Туомпо и перешел к партизанской тактике.
А вернее – бандитской. В смысле, изуверской. То бишь, обычной финской. Если уж называть вещи своими именами.
Впрочем, как ее ни называй, в сложившихся условиях эта тактика оказалась значительно эффективней, чем классические приемы боевых действий, в которых (в отличие от бандитизма) финны мало что понимали.
Отдельные пехотные батальоны и шюцкоровские роты, вошедшие в состав группы полковника Сийласвуо, состояли из местных резервистов, поставленных под ружье в октябре этого года. Строевая подготовка была у них никакой. И обмундированы они были, кто во что горазд. Зато стреляли прекрасно, а на лыжах бегали так, словно в них родились. И друг друга знали отлично. Понимая с полуслова. В смысле, с пол кивка. И на местности ориентировались безо всякой карты. Потому что прожили тут всю жизнь и с детства знали каждый бугорок и каждый кустик.
Поэтому для блокирования пятьдесят четвертой дивизии комбрига Гусевского Сийласвуо хватило одного батальона. С лихвой.
Полки, батальоны и даже роты гусевцев были отрезаны друг от друга и заняли круговую оборону. А из чащи били снайперы. Отстреливая комсостав. Били пулеметы и минометы. Выкашивая бойцов целыми отделениями. А по ночам, подобравшись вплотную, белофинны забрасывали гранатами наспех отрытые красноармейцами окопчики. И пускали в ход ножи…
Дивизия таяла не по дням, а по часам. Комбриг Гусевский слал отчаянные радиограммы, умоляя о помощи. И в каждой из них прощался с Родиной и дорогим товарищем Сталиным. И клялся умереть, как настоящий большевик.
Хотя пока умирали только его бойцы и командиры. Посреди узкой лесной дороги. А сам Гусевский, вместе со своим штабом и политотделом, сидел в гранитном подвале в поселке Онтойоки. И руководил окруженными частями и подразделениями. В смысле, теми, с которыми была связь. То бишь, почти никем.
Тем не менее, дивизия продолжала сражаться. Героически оттягивая на себя силы врага. Целый пехотный батальон.
Командир особого стрелкового корпуса комдив Шмыров прилагал все усилия, чтобы оказать помощь окруженцам. Командиры сто двадцать второй и сто шестьдесят третьей дивизии получили приказ немедленно нанести деблокирующие удары. Каждый со своего направления. Шевченко – с севера, а Зеленцов – с юга.
Правда, Шевченко для этого надо было пройти с боями шестьдесят километров, взять Вуокатти и форсировать широкий пролив между озером Нуас-ярви и Киантаярви. После чего пробиваться к взорванному мосту у Соткамо. Или одолеть восемьдесят километров и, взяв по пути Каяани, форсировать протоку между озерами Нуас-ярви и Оулуярви. После чего опять же пробиваться к упомянутому мосту.
Зеленцову идти было еще дальше. И тоже с боями. Потому что у Сийласвуо оставалось еще пять батальонов. Не считая шюцкоровских рот. Так что он вполне мог окружить еще две дивизии. Или три.
Поэтому никакой реальной помощи погибающей пятьдесят четвертой стрелковой дивизии ни командир корпуса, ни командарм, в настоящий момент оказать не могли. За исключением поддержки с воздуха. Да и та носила эпизодический характер. Из-за отсутствия погоды. А когда погода позволяла эту поддержку оказать, была совершенно неэффективной. Из-за отсутствия связи и наведения…
Но как бы то ни было, дивизия погибала не даром.
Сийласвуо, связанный дивизиями особого корпуса по рукам и ногам, ничем не мог помешать победоносному наступлению конно-механизированной группы Рокоссовского. Которая к двенадцатому декабря вышла на подступы к Оулу. И находилась всего в одном дневном переходе от берегов Ботнического залива.
Правда, чтобы сделать этот переход, надо было сначала прорвать оборонительную линию, возведенную финнами на западном берегу реки Оулуйоки в районе Мухос – Леппиниеми. А перед этим форсировать реку. Под огнем.
Что напрямую было запрещено Полевым уставом РККА. Не форсирование, ясное дело! А применение конницы против укрепленных позиций противника.
Комдив Рокоссовский устав РККА чтил. Поэтому применять своих конников против укрепленных позиций не собирался. А даже наоборот. Приказал отступить.
Начальник особого отдела корпуса старший лейтенант Бодяженко, неотлучно находящийся при комдиве (не в качестве конвоя, само собой, а лишь для обеспечения его личной безопасности!), услышав, что приказал Рокоссовский, не раздумывая, выхватил ТТ. Чтобы застрелить изменника! И застрелил бы начисто. Не помешай ему батальонный комиссар Бобров, который успел поймать особиста за руку. Так что пуля просвистела мимо.
Рокоссовский слегка побледнел. Но более ничем своего волнения не выдал. Не поворачивая головы, комдив приказал начальнику штаба взять бумагу и карандаш. А потом стал диктовать:
– Боевой приказ третьему кавалерийскому корпусу на обходной маневр.
Военком вздохнул с облегчением и отпустил запястье особиста. Тот прищурился. Но таки сунул пистолет в кобуру. Хотя застегивать ее пока не стал. Мало ли…
6. Нам не страшны не льды, ни облака…Северный фронт, середина декабря 1939 г.…Двойные стандарты, ложь и ханжество, взятые на вооружение праотцами богоизбранного народа еще в библейские времена, благодаря многовековым усилиям их потомков (точнее, при помощи их денег) были перенесены из повседневной жизни немногочисленной общины изгоев в высокие сферы международной политики…