Александр Громов - Исландская карта
– У него тут все всерьез! – ликующе воскликнул Корнилович. – Представьте себе, несчастный Кристобаль Колон – слыхали о таком мореплавателе, господа? – отнюдь не был выброшен за борт взбунтовавшейся командой, а благополучно натолкнулся на неизвестный материк. Решил, что это уже Индия, искал пряности и золото, расспрашивал туземцев о слонах… Погодите смеяться, господа, тут еще и не такое!.. Испания, Франция, Англия – все передрались из-за новых заморских владений. Воевали долго, но в конце концов почти весь северный материк достался Британии…
– Полагаю, автор сего опуса – сын Альбиона? – тонко улыбаясь, проговорил капитан-лейтенант Батеньков.
– Не совсем. В предисловии сказано, что он австралиец. Вы слушайте дальше! Материк, названный Химерикой, принялись заселять низшие слои населения всех европейских стран, но больше всего англичане. Разумеется, среди них хватало всевозможных авантюристов, бегущих от петли висельников, а то и просто каторжников, отправленных в Химерику по приговору суда ради хозяйственного освоения новых территорий…
– Что же здесь нового? – пожал плечами рассудительный лейтенант Гжатский. – Тот же карась, только в сметане. Стоило городить какую-то Химерику, чтобы рассказать историю заселения Австралии!
– Так, да не так, господа! Право, тут есть рациональное зерно. Подумайте, какой срок понадобился бы кораблям века этак шестнадцатого-семнадцатого, чтобы достичь Австралии? Сколько переселенцев перемерло бы на них за это время от цинги и эпидемий? Бьюсь об заклад – девять из десяти! Тогда как до выдуманной Химерики уже в те времена можно было дойти под парусами недели за три. При этом условии смертность в пути – досадный, но терпимый фактор. Для освоения новых земель не годятся плавучие кладбища. Следовательно, Химерика была бы заселена европейскими поселенцами на полтора-два столетия раньше.
– Так что же из того?
– А вот что, – засмеялся мичман Корнилович и потряс книжкой. – Перво-наперво Англия начинает чинить колонистам обиды, поскольку стрижет их, как овец. Она это умеет. А колонисты, не будь дураки, объявляют независимость и повсюду громят английские войска, не гнушаясь тактикой партизанской войны. В итоге победа – и, представьте себе, республиканский строй! Автор на это обстоятельство особенно напирает. Мол, только республиканская система правления гарантирует невиданный прогресс во всех сферах человеческой деятельности…
– Спорное утверждение, – снисходительно улыбнулся Пыхачев, посапывая трубкой.
– Но это только вступление, господа! Тут дальше подробно описан дивный новый мир. Представьте себе: триста миллионов счастливых химериканцев возглавляют цивилизацию. Повсеместное электричество. Невероятные успехи медицины. Самобеглые экипажи, оснащенные моторами, каких и не бывает. Сто верст в час! Летательные аппараты тяжелее воздуха, за какие-нибудь ничтожные пять-шесть часов перевозящие сразу сотню человек с багажом из Химерики в Европу и обратно! Это значит, скорость у них без малого тысяча верст в час!..
Грянул такой хохот, что в буфете что-то жалобно зазвенело.
– А что, когда-нибудь полетят и такие аппараты, – сказал лейтенант Гжатский, единственный из всех, кто не засмеялся. – Верю, что со временем они полетят и через океаны. Ну, конечно, не с сотней пассажиров и не с такой безумной скоростью, которая недостижима, да и не нужна, но все же…
– Это еще что! – Корнилович прыснул. – Химериканцы и на Луну летают. И знаете на чем? Вы не поверите: на ракетах, и никаких вам пушек!
В буфете вновь звякнуло.
– Мишель, чур, я следующий читаю! – заявил мичман Завалишин. – В очередь, господа, в очередь!
– Позвольте, юноша, а какое же время описано в этой занимательной книжице? – пробасил флегматичный лейтенант Фаленберг. – Тридцатое столетие от Рождества Христова, что ли?
– Да наше же время, наше! – ликующе выкрикнул Корнилович. – Смена тысячелетий, начало двадцать первого века!
От громового хохота в третий раз заходила ходуном посуда в буфете.
– Ох, вышлют этого писаку за его идеи в места не столь отдаленные, – рыдающим от смеха голосом проговорил Канчеялов, утирая глаза платочком. – Как его… Харви Харвисон? Куда там можно выслать из Австралии? В Тасманию, наверное, к сумчатым волкам.
– А я вам вот что скажу, господа, – сказал Батеньков, когда все отсмеялись. – Это симптом. Правильно, Спиридон Потапович, по-медицински? Сразу видно, куда метит этот Харви. Надо думать, австралийским поселенцам милее с кенгуру, чем с англичанами. Такие, значит, у австралийцев теперь настроения… Дайте срок, отделится Австралия. Станет этакой вот Химерикой, которая гуляет сама по себе. Попомните мои слова.
– И на Луну австралийцы полетят? На ракете?
– Нет, это опасно. Сначала они туда кенгуру отправят. В виде опыта. Будет кенгуру по Луне прыгать.
– Сначала они кенгуру в ракету сунут, потом папуаса, а потом уже…
– Стыдитесь, мичман. Папуасы тоже люди.
– Не сомневаюсь. Тигр человеку просто голову отъест, а папуас ее закоптит, засушит и будет гордиться трофеем, как вы своим Георгием…
– Моих орденов попрошу не касаться!
– Негоже равнять православное воинство с премерзостными папуасиями, – басовито прогудел священник отец Варфоломей, укоризненно качнув гривастой головой.
– И то верно. Батюшка прав.
– Тихо, господа, тихо!.. – воскликнул Канчеялов. – Не хватало нам из-за глупой книжки перессориться. Ей-богу, вредная и никчемная выдумка. Всякому известно, что никакой Химерики в Великой Атлантике никогда не было, нет и не требуется.
– А как же полет фантазии? – поддел Завалишин.
– Пусть она летает в каком-нибудь полезном направлении. Например, автор мог бы в художественной форме описать обработку земли при помощи паровых машин…
– Ничего нового. Англичане и германцы уже проделывали это в виде эксперимента, – заметил подкованный в вопросах техники Гжатский.
– Ну тогда я уж не знаю. О беспроволочном телеграфе разве?
– Тоже не ново. Опыты Дьяконова в перспективе обещают многое. В Царском Селе уже начали строить станцию для приема и передачи эфирных депеш. Прогресс, господа, не стоит на месте. Слава богу, в третьем тысячелетии живем.
Стоя в сторонке, Лопухин с интересом прислушивался.
Его заметили. Разговор сразу оборвался. Возникла томительная неловкость, очень хорошо знакомая сотрудникам Третьего отделения. Ощущение чина – это еще полбеды. Ощущение специфического места службы вошедшего – вот настоящая беда. У кого-то оно вызывает трепет, у кого-то – презрение, и лишь у немногих – любопытство.
Без сомнения, пребывание «жандарма» на корвете давно уже стало предметом толков.
– Прошу простить меня, господа, за то, что неотложные дела помешали мне представиться вам сразу, – мягко заговорил Лопухин. – Надеюсь, это не было принято вами за высокомерие с моей стороны. Будем знакомы. Статский советник Лопухин Николай Николаевич.
– Граф сопровождает цесаревича в нашем плавании, – немедленно вставил Пыхачев. – Господа, прошу вас представиться Николаю Николаевичу. Осмелюсь спросить о драгоценном здоровье его императорского высочества.
– Спит, – коротко ответил Лопухин.
Представление офицеров прошло суховато, с одним лишь исключением.
– Мичман Свистунов, – отрекомендовался русый юноша с блестящими глазами нахала. – Назначен вчера взамен выбывшего по болезни мичмана Повало-Швейковского. Так это по вашей милости, граф, мы вышли в море на семь часов раньше назначенного срока?
Капитан Пыхачев побагровел.
– Замолчите, мичман!
– Я только хотел выразить графу свою признательность, – ничуть не растерялся Свистунов. – Ведь благодаря ему я сплю в своей каюте, а не на палубе, где я мог бы простудиться. Сердечное вам мерси, граф. Ловко это у вас получилось.
– Давайте не будем развивать эту тему, – недовольно пробурчал Пыхачев.
Чиновник, не умеющий владеть собой, ни за что не удержится в Третьем отделении – либо выгонят, либо сам уйдет. Лопухин не моргнул и глазом. В свое время ему пришлось пройти жесткий отбор, где родовитость кандидата рассматривалась скорее как мешающий фактор, нежели как благоприятствующий. Вступительные испытания. Годичные курсы подготовки первой ступени. Лютый экзамен, практика и еще год обучения. Новый экзамен, страшнее первого. Умение запоминать с одного взгляда страницу убористого текста, пить не пьянея, вести дознание, вербовку, агентурную работу в полном одиночестве и многое, многое другое. Упражнения на скорость мышления. Стрельба, рукопашный бой, фехтование, выездка, скачки. Иностранные языки. История. Экономика. Военное дело. Юриспруденция. Знание обычаев всех европейских и некоторых азиатских дворов. Бессонные ночи и крепчайше заваренный кофей. Два случая умопомешательства на курсе.
И только выдержке никто специально не учил. Незачем было. Либо обучаемый приобретал необходимое хладнокровие самостоятельно, либо попросту не имел шанса дойти до этапа стажировки.
