Попова Александровна - Пастырь добрый
— Я эту сучку помню! — с готовностью отозвалась чистоплотная девица, в мгновение ока пересев к его столу — Курт едва успел заметить, как она оказалась напротив; оценив столь явную готовность к сотрудничеству очередной благосклонной улыбкой, он кивнул:
— Ясно. И чем эта дщерь Евина заслужила такое порицание из уст… Тебя как зовут?
— Мария, — томно отозвалась та, и Курт улыбнулся еще шире.
— М-м, какое непорочное имя…
— Только сама я — страшная грешница, — без каких-либо признаков смущения потупила глаза та, тут же снова подняв взгляд к гостю. — А эта проб…дь — сучка, потому что дрянь редкая.
Логика неколебимая, мысленно усмехнулся Курт, а вслух уточнил:
— Стало быть, ты ее видела. Так?
— Да все ее видели, — вмешался Кранц, потихоньку придвигая свой табурет поближе к грешнице. — Мария с ней поцапалась, вот теперь и бесится… Хотя, конечно, девка была та еще — с норовом. Только вчера тут было, я тебе скажу, весело, и чтоб ее обламывать, ни у кого настроения не было; мы так подумали — если останется, сама поймет, что тут к чему, а если нет…
— Да вы перед ней плясали все, — с непритворной злостью возразила Мария, окинув собравшихся коротким взглядом. — Смотреть не на что, сопля соплей, а еще ходила тут, как на базаре, выбирала себе по вкусу. А эти, — сообщила она доверительно, обратясь снова к Курту, — как кони на продаже — ушами хлопают, копытом бьют, ждут, пока их оприходуют.
— Врешь, сука, — лениво подал голос от столика у двери оставленный Марией ухажер. — На нее и внимания-то не обращали. Ходила — и ходила себе, хрен с ней.
— И никому не стало любопытно, — встрял Курт снова, — что какая-то незнакомая девка ходит тут, высматривает что-то?
— А чего — в магистратских казармах и бабы водятся? — гоготнул грешницын поклонник. — Вот бы глянуть…
— О том, что такое «агент», знаешь? — ласково поинтересовался Курт, и возникший вокруг смех разом утих. — Платишь ей пару талеров, она является в такие вот места, ходит, смотрит… А после одного из вас приходится отмазывать.
— Вот ведь бл…ство… — проронил Кранц тихо. — Так ты всерьез думаешь, что Финка подставили? И баба эта с ним вчера была не просто так? Это она его, типа, высматривала?
— Я ж сразу сказала, что она мне не нравится, — удовлетворенно сообщила Мария, и Курт кивнул:
— Вот об этом и расскажи. Ты с ней, значит, вчерашним вечером повздорила?
— «Повздорила»! — фыркнула та раздраженно. — Я б этой стерве зенки б выцарапала, если б кое-кто меня не утащил.
— Не слишком-то ты сопротивлялась, — заметил ухажер, и та бросила на него уничижающий взгляд.
— С тобой посопротивляешься, кобель похотливый.
— Так в чем было дело? — напомнил Курт; она передернула плечами.
— Да, в общем, ни в чем особенно, просто она меня взбесила. Я к ней знакомиться — она отсела. Спрашиваю, как звать — «не твое собачье дело», говорит. Ну, это еще ничего, бывает же у девушки дерьмовое настроение, верно? Может, она в эту дыру с горя какого приперлась… Я к ней и так, и этак — по-доброму, а она сперва огрызалась просто, а потом так меня послала, как из них вот не каждый сможет. Я ж, мать ее, знаю, каково тут новенькой, да еще и девчонка совсем, малолетка; хотела чисто помочь — ну, там, рассказать, что к чему. А эта с таким видом тут сидела, как будто торговка какая с цветочками — заскочила по делу, и тут же ей обратно бежать надо…
— Женская проницательность, — вновь одарив улыбкой свою неожиданную свидетельницу, отметил Курт, и та горделиво распрямилась, ответив на хмурый взгляд своего ухаживателя очередным пренебрежительным фырканьем. — Так значит, сидела она тут, выбирала… А потом подсела к Финку?
— Вроде того, — покривился в улыбке Кранц. — Он, знаешь ли, к тому времени был накачан под самые ушки…
— Как и все здесь, — заметил Бюшель с усмешкой. — Вчера тут впрямь веселье было, это верно.
— И еще, к тому же, — снова вмешалась Мария, — эта сучка увела Финка от Эльзы; он в последнее время всегда с Эльзой, а она — только с ним. А эта дрянь — я слышала — подошла к Эльзе и говорит: хочу тебе сказать что-то… или спросить, этого я уже не расслышала… И вывела ее наружу, на улицу. Что там она ей наговорила, не знаю, а только Эльза вчера тут больше не появилась. А она — к Финку.
— Так, а сегодня? Эльза здесь?
— И сегодня ее тоже не было. Гадость ей какую-нибудь та шмакодявка наплела, это точно. Я хотела зайти к ней, спросить — как, вообще… Времени не было.
— И не будет, — хохотнул кто-то; Курт кивнул.
— Ясно. Скажешь, где найти ее?
— Я покажу, — с готовностью откликнулась та.
Глава 5
— История просто душещипательная, — произнес Курт трагически, глядя в покрасневшие, сонные глаза майстера обер-инквизитора — за окном рассеивались предутренние сумерки, и к тому же Керн, похоже, не спал сегодня вовсе, дожидаясь возвращения своего подчиненного с новостями. — Такое в тех кругах происходит редко, однако же — случается: эти двое стали подумывать… ну, не о браке, конечно, но хоть о том, чтобы ограничить свое общение с противоположным полом исключительно друг другом. И вдруг является безызвестная девица, каковая, отведя эту Эльзу в сторонку, едва ли не со слезами на глазах высказывает ей, что у них с Финком намечено размножение, в свете чего ей, Эльзе, делать при нем нечего совершенно. Причем такими словами, что та, вместо чтоб закатить ему скандал и затребовать объяснений, попросту ушла домой, и до вчерашнего вечера ею безраздельно обладало status depressus[27] в крайней степени.
— Но ты, разумеется, бедняжку утешил? — устало усмехнулся Керн; он развел руками.
— Чин мой велит…
— Не святотатствуй, — нахмурился тот. — Нахватался у своих приятелей…
— Всего лишь рассказал ей правду, — уже серьезно продолжил Курт. — Сведения эти секретными не назовешь, посему…
— Понятно, понятно. Дальше.
— Далее, — кивнул Курт. — Главное в том, что множество свидетелей подтверждают рассказ Финка: девчонка была, и вечер она провела с ним, после чего в один прекрасный момент увела его из «Кревинкеля». Когда и как — никто точно не помнит, ибо всем было не до того. Но те, кто обратил внимание — так, вскользь — на Финка, говорят, что выглядел он не совсем адекватно: взгляд рассеянный, отсутствующий, движения нескоординированные; полагаю, если б кто-то любопытный заглянул ему в глаза, он увидел бы не вполне нормальные зрачки.
— Итак, полагаешь, его таки опоили?
— Полагаю — да. Стало быть, Вальтер, мои предположения подтвердились: убийство Кристины Шток спланировано, спланировано заранее, и если бы не вмешался Друденхаус…
— Не скромничай, — покривился Керн; он кивнул:
— Если бы не вмешался я… дело так и осталось бы таким, каким его увидел магистрат: пьяный подонок зарезал случайно попавшуюся ему девочку. Остается один вопрос, который не дает мне покоя и ответа на который я не знаю — был ли Финк также избран для роли подставного подозреваемого заранее, либо же выбор пал на него случайно. По свидетельству всех, присутствующих в «Кревинкеле» в тот вечер, девица долгое время пересаживалась с места на место, бродила по залу, присматривалась; я не могу сказать, искала ли она именно его, выкраивала момент, чтобы сблизиться именно с ним, либо же попросту выбирала среди присутствующих наиболее годящуюся кандидатуру. В любом случае все произошедшее означает, что у совершивших это преступление есть информация о кельнском дне — хотя бы настолько, чтобы знать о существовании «Кревинкеля», его местоположении и сборищах в нем. Если же Финк был предпочтен также заранее, именно он, то…
— Значит, информация у них очень подробная и достоверная, — кисло договорил Керн; он вздохнул.
— Значит, да. И еще один вопрос, который так и остался неразъясненным — мотив. Кроме предположения, что девочка стала свидетельницей другого преступления, у меня нет иных версий; однако же, мне самому она не слишком по душе. Обыкновенно свидетелей убирают тут же, либо же в ближайшие часы, но ее держали неведомо где целые сутки прежде, чем убить, проведя столь сложную… скажем так — операцию прикрытия. Это означает: либо что преступление, увиденное ею, чрезвычайно серьезно, либо — что моя версия неверна.
— Ergo, — со вздохом подытожил Керн, — кроме этой таинственной девицы, у нас нет ничего. Никаких более связок; верно?
— Выходит, так. In optimo[28], найти бы ее и побеседовать как следует, однако я убежден, что в Кельне ее уже нет. После посещения жилища Эльзы я вернулся в «Кревинкель» — дабы закрепить начатое; ближе к утру общение устоялось…
— Это я ощутил, как только ты вошел, — заметил Керн недовольно. — Что за дрянь ты там пил?
