Александр Владимиров - Золотарь его величества
И уже двадцатого марта тысяча семьсот первого года, подписал приказ, согласно которому из Швеции направлялась против Архангельска флотилия с целью «сжечь город, корабли, верфи и запасы, после того, как выраженный экипаж успеет согласно воинскому обычаю захватит пленных и уничтожит или разрушит все, что может быть приспособлено к обороне, каковая задача, должно надеяться, будет исполнена при помощи господа бога».
В этот же день (двадцатого марта тысяча семьсот первого года) государь Московский вновь вызвал Ларсона к себе. На этот раз Петр был один. Он, как и в прошлый раз поставил на стол бутылку анисовой, словно понимая, что разговор будет длинный и, скорее всего не веселый. Когда эстонец сел напротив него, монарх наполнил чарки.
– Рассказывай золотарь мне то, о чем ты не захотел говорить принародно. Что там было такого, чего не должны были услышать мои люди. Особенно, я так думаю Меншиков. Он прохвост еще тот.
– Вот с него и начнем государь, – молвил Ларсон, поднося чарку ко рту. – Мне кажется, что ты догадываешься сам, но я должен предупредить тебя – вор он. Сейчас ворует по мелкому, а после смерти твоей алчность им овладеет до такой степени, что захочет он с внуком твоим, что от Алексея Петровича, породниться. Да вот только не успеет, князья Долгорукие устроят заговор и сошлют Александра Даниловича с семьей в деревню. Но это будет после твоей смерти, когда престол от твоей супруги перейдет внуку.
– После смерти моей супруга править будет? – удивился монарх, – Евдокия? – назвал имя своей законной супруги, которую и не любил ни когда. Потом засмущался, что вновь вот уже в третий раз, сам же нарушил приказ. Но как говориться: «Бог троицу любит».
– Екатерина! Ты с ней потом встретишься. Не хочу говорить, как и когда, сам не знаю. Историю изучал поверхностно. Кто же знал, что сюда попаду.
– Знать бы, где упасть, так там соломку постелил, – согласился царь. – А с другой стороны пусть наша встреча с ней будет неожиданна. Но ты продолжай. Ты сказал, что жена после меня править будет, а как же сын? Но Ларсон, словно его не услышал, на минуту задумался и произнес:
– Знаешь, что я думаю государь, – неожиданно предложил Андрес, – ты спрашивай, если вопросы будут возникать. Это ты при людях своих приказы нарушать не можешь, иначе будет не порядок, а сейчас в этом нет нужды. Я не проговорюсь.
– Согласен, – кивнул Петр. – Так вот я и спрашиваю, почему после смерти моей будет править жена, а не сын?
– Не доживут дети твои мужского пола до смерти твоей. Умрут они, – эстонец замолчал, в ожидании вопросов, но они не последовали. Видимо монарх, про себя рассудил, что пути господа неисповедимы. Вот только на глазах Петра проступила слеза. Какому родителю охота пережить детей своих. – Кто раньше, кто позже. Алексей Петрович, Павел Петрович и Петр Петрович. Из потомков твоих только внук и останется. Когда умрешь, вот тогда Александр Данилович и возведет жену твою на престол.
– Хитер Алексашка, ох хитер.
– Но и князьям Долгоруким не повезет государь, – печально молвил Ларсон, – не удастся и им выдать свою дочь за твоего внука. Царевич тоже скончается в юном возрасте. Заболеет. И тогда пригласят бояре да дворяне племянницу твою Анну Иоанну. А она уж собой всяких фаворитов притащит. Дворян Курляндских. Ну, а те начнут такое вытворять. Вплоть до ее смерти. Затем ребятенку маленького, что отроду и года не будет, попытаются на трон посадить, да сами за его спиной править. Да вот только народ не стерпит, а гвардейцы возведут на царствие дочь твою Елизавету. А уж после смерти ее, к власти придут люди, в которых крови твоей все меньше и меньше. Сначала сын дочери твоей Анны – Ульрих, крещеный в России, как Петр III, затем жена его Екатерина Великая. Хоть и немка, но души в России не чаявшая. Государыню названую в народе матушкой. Она да дочь Елизавета и продолжат дела твои. Потомок от Петра III и Екатерины II – Павел окажется не там, кто способен будет уверено управлять империей. Человек, не любящий свой народ, погибнет от рук предателей, которых он пригреет на груди своей. И это только в этом осемнадцатом веке. А уж войн, сколько будет, я уж умолчу. Знаю только одно, что после Нарвы будут у тебя государь победы.
– Это я и сам знаю, – сказал Петр. – Армия сейчас новая будет, артиллерия новая. Не чета той, что стояла в прошлом годе под Нарвой. Да и флот появится. Да и мыслишка у меня есть одна насчет тебя.
Тут Ларсон даже немного испугался. Но государь, увидев его реакцию, продолжил другим тоном:
– Казнить не буду, а вот отправить в Архангельск, послужить на дело государства хочу. Думается мне привлечь тебя на тамошнюю таможню в качестве толмача. В языках ты разбираешься. Вот только служба твоя будет тайная. Тебе предстоит только слушать, что негоцианты говорят меж собой. Наши мужички ведь не по-английски, не по-голландски, а уж тем паче по-шведски, дюже хорошо не разумеют. Того и гляди контрабанду, какую пропустят, или того хуже шведа с гешпанцем перепутают. И будет этакий шпион, по Руси путешествовать, да данные брату Карлусу сообщать. Поедешь не один, ты уж извини, хоть ты и из будущего, а государства нашего не знаешь. Ведь за триста лет сам знаешь, эко оно изменилось. Да и народ у нас зело подозрительный. С Ельчаниновым поедешь, я погляжу вы с ним приятели. Петр замолчал. Закурил, в ожидании вопросов, а они у Ларсона были.
– Государь, – начал эстонец, – я ведь в голландском-то не селен. Как же я буду следить за голландцами?
– Эка проблема. – Рассмеялся царь, – ты чай думаешь, что сейчас поедешь. А нет друг мой. На сборы в дорогу я вам с Силантием Семеновичем месяц даю. Я тебя с одним голландцем познакомлю. Человеком интересным. Мне кажется, он не откажет в моей просьбе обучить тебя их языку. А ты уж будь добр выучи. Владеть в идеале не требую, а вот знать определенное количество слов, ты должен. А теперь ступай.
Андрес встал, поклонился и вышел. В коридоре, он на минутку задержался, подумав, а кого ему в наставники даст государь. За время, прожитое в Москве, ну не считая того, что провалялся в койке, Ларсон познакомился только с двумя. Причем один из них был посол, а он вряд ли согласится выдавать особые слова. Вот если шкипер. Один из тех, с которыми часто беседует Петр.
Постоял, подумал и направился на улицу. Там он встретил Ельчанинова, тот шел на встречу с государем.
IIНа счет человека, присланного Петром для обучения голландскому языку, Ларсон не ошибся, им действительно оказался шкипер. Звали его Юджином. Лет ему было около сорока, при этом он постоянно курил трубку и повторял:
– Гер Питер просил обучить, Юджин обучит. Лишь бы ученик был толковый.
А Андрес оказался полиглотом. Слова, произносимые шкипером, хватал на лету, и вскоре вел с ним беседы по-голландски. От учителя своего и узнал эстонец, что сейчас все английские, французские, голландские корабли, а иногда даже испанские прибывали в Московское царство, через Архангельский порт. Выхода ни в Черное, ни в Балтийское море сейчас у Петра не было. Вот и приходилось негоциантам товары свои через Ледовитый океан везти. И если голландцы, да французы торговлю еще пытались как-то честно вести, то англичане так и норовили беспошлинно лишнюю унцию табака, что стоил очень дорого, провести, а то и фальшивое серебро, да золото. Вот только что-то сомневался в честности рассказов голландца Андрес. И не по тому, что не верил во все эти россказни, а потому, что сам иногда пробовал провести тайком через таможню лишнюю партию товара. В теле любого бизнесмена, а по-другому эстонец негоцианта назвать не мог, всегда есть ниточка, пусть и тонкая, алчности. Да и Петр Алексеевич, тоже, похоже, сомневался, хотя и считал голландцев – учителями наипервейшими, а иначе, зачем еще Ларсону было учить голландский. Проще было по-французски да по-гешпански научиться мурлыкать. Хоть и говорил шкипер, что захаживали корабли те в порт Архангельский, но вряд ли делали они это так часто, как те же голландцы да англичане.
– Гер Питер просил обучить, – проговорил Юджин, – обучу.
И вот так почти весь месяц. Андрес даже не заметил, как государь со свитой (сие случилось двенадцатого апреля) отбыл на верфи в Воронеж.
Ельчанинов теперь почти каждый день заходил. Вскользь предложил позаниматься с ним на саблях.
– Для дела, которое нам предстоит вещь зело как необходимая, – сказал он в первый день. Дорога дальняя. Местами люди лихие промышляют. Иногда так и норовят, путника одинокого обидеть. Ограбить да убить. Вот и приходится саблей махать.
Оружие для Ларсона незнакомое (в клубе он все больше со шпагами да рапирами дело имел) и привыкать долго пришлось. Удары Силантий Семенович наносил быстро, отчего эстонец только и успевал уклоняться. Несколько раз князь наносил раны.
– Ни чего, до свадьбы заживет, – приговаривал всякий раз, после удачного выпада, – А ранить я тебя должен, иначе уворачиваться не научишься. Но ни чего, за месяц, что нам дал государь на подготовку к отъезду, я тебя и с оружием обращаться, и от ударов уходить научу.
