Кэтрин Ласки - Дочери моря. Люси
– Однажды в деревне он принял тебя за меня? – спросила Ханна.
– Да, – чуть слышно пробормотала Мэй.
– Ты шла по переулку. Он видел только твой затылок и волосы и подумал, что этот я. Понимаешь, Мэй, он… он… – прошептала она, – мой возлюбленный.
– Но ты же говорила, что он сын моря.
– Был сыном моря. Он не может вернуться.
– Почему?
– Это всё Законы соли, Мэй. Если он попытается вернуться в море, то погибнет. – Ханна сокрушённо вздохнула. – Мы очень сильно любим друг друга. Что может быть ужаснее?
– Возможно. – Мэй подумала о Хью Фицсиммонсе, о его прекрасных серых глазах, которые завораживали и притягивали её, и доброй улыбке, и о том, как сияли эти глаза, когда он смеялся.
– У меня тоже есть возлюбленный. Он не имеет никакого отношения к морскому народу, он самый обыкновенный человек, поэтому у нас не было выбора.
15. Родовое имение
Был поздний вечер, когда Люси вышла из своей комнаты, чтобы взять книгу – почитать перед сном. Оба родителя коротали вечер в маленькой гостиной. Отец читал, а мать зашивала небольшую прореху в одежде преподобного. Лицо миссис Сноу приняло обиженное выражение, как только она заметила дочь:
– Люси, этим утром, когда мы встретили герцога в клубе, тебе не следовало… не следовало… – Она начала запинаться.
– Не следовало? Чего не следовало? Мама, я была предельно дружелюбна.
– Да, ты была дружелюбна, но так беспощадно интеллектуальна! И зачем ты упомянула Оскара Уайльда, этого бесстыдника?
– Мама, он – известный драматург, и герцог знает его и Джеймса Уистлера тоже. – Она не призналась, что он знает и Лили Лэнгтри, действительно скандальную красавицу, у которой, так во всяком случае говорили, была интрижка с самим принцем Уэльским. В Англии у герцога было много интересных друзей. Он посещал все выставки и театральные постановки. Люси вспомнила, как красноречиво он описывал античные скульптуры Парфенона, выставленные в Британском музее: «Когда вы стоите перед ними, Люси, просто не верится, что они сделаны из камня. Границы пространства и времени как будто стираются, и вы становитесь частью…» – Он сделал паузу, чтобы подобрать слово. «Часть грёзы». – «Точно. Часть грёзы, которая длится вечность мгновения».
– Мама, я не понимаю. Я искренне интересовалась тем, что он рассказывал о жизни в Лондоне, о музеях, и я думала, что была достаточно дружелюбной.
– Моя дорогая, – отец поднял глаза от своего чтения, – дружелюбие не та величина, которую можно измерить и отсыпать, как сахар или муку.
Люси замерла, пытаясь придумать ответ. В голову совершенно некстати лезло то, что для Финеаса у неё был неограниченный запас «дружелюбия». Она подняла глаза на мать и покорно улыбнулась:
– Я постараюсь быть менее интеллектуальной, мама, и более дружелюбной.
Лицо Марджори смягчилось. Она взяла Люси за руку и немного сжала:
– Это чудесный шанс. Он правда заинтересовался тобой. И он – настоящий герцог! Ты можешь стать герцогиней! Мне кажется, герцоги важнее графов. Взять хоть Маффи Форбс с её графом Лайфортом. Как она будет называться: графкой? Графьёй?
– Нет, дорогая, – поправил её преподобный, откладывая книгу под названием «Подробное описание титулов Британской империи». – Маффи Форбс станет графиней. Графиней Лайфорт. И я нахожу её прелестной. Она захотела вступить в ряды служителей алтаря и заниматься подготовкой цветов для воскресных служб. Она предложила местные цветы – люпины – у них сейчас как раз сезон цветения, и маргаритки. Я сказал ей, что ты будешь счастлива помогать ей, Люси. Я думаю это знакомство бесценно для тебя.
– О, да, Люси, бесценно, – эхом отозвалась мать. – И не упрямься, пожалуйста.
«Помогать с цветами для воскресных служб не тяжело, – подумала Люси. – И это порадует родителей».
– Конечно, папа. Я буду рада помочь. Маффи мне очень нравится.
– Да, она хорошая. Графу очень с ней повезло, – кивнула миссис Сноу.
– Но мама, разве ты не понимаешь? Всё это только из-за того, что Маффи богатая. – Она не хотела цитировать Гаса Беллэми дословно, но и не хотела, чтобы её родители заблуждались на сей счёт. Не настолько они наивны, чтобы не осознавать ценности приданого Маффи. Сначала их желание оказаться в «гуще» казалось вполне невинным. И конечно, было бы замечательно, если бы отец стал епископом Нью-Йорка. Но теперь Люси ясно поняла: преподобный Сноу был не единственным человеком в семье, от которого ждали, что он улучшит их общественное положение. Планы родителей распространялись и на неё. Мать была крайне заинтересована в поддержании отношений с семьёй Беллэми: так ей было бы легче «поймать» герцога Кромптона. Она придумала и устроила ещё одну «случайную» встречу с герцогом в клубе Абенаки за чашечкой чая, и ещё одну в клубе Куоди в карточной комнате. – А мы не как Форбсы: мы не богатые!
– Это не должно тебя беспокоить, – твёрдо заявила мать. – Ты гораздо симпатичнее Маффи.
– Мама, но эти титулованные молодые люди не ищут красоту. Они ищут деньги!
– Совсем не обязательно, моя дорогая, – возразил отец. – Они могут заинтересоваться происхождением, манерами, положением в обществе. Я не хочу хвастаться, но по поводу места епископа ходят разговоры. К концу месяца ожидается отставка Вандервакера…
– И, – перебила мужа Марджори, – молодой герцог был явно впечатлён нашими связями с Бэнкрофтами.
– С тётушкой Присси?
– Да, с тётушкой Присси. Он знает всё об этой семье, и видишь ли, дорогая, в отличие от Бэнкрофтов, у которых поместье родовое, в семье герцога подобных проблем нет.
– Родовое поместье? – переспросила Люси.
– Да, родовое поместье. Так называются имения, которые наследуются только по мужской линии.
– Но я не мужчина.
– Конечно, нет.
– И тётушка Присси тоже.
Марджори Сноу повернулась к мужу с крайне расстроенным выражением лица.
– О, Стивен, пожалуйста, объясни Люси, что к чему. Для меня это слишком сложно, – попросила она, раздосадованно прокалывая ткань иголкой.
Стивен Сноу встал со стула, задев край стола. С него соскользнула Библия и с негромким стуком упала на пол. Люси быстро подняла её и поставила на полку к другим книгам.
Отец начал говорить, крепко держа в руках книгу о титулах в Британской империи:
– Дело в том, что в Англии недвижимое имуществ обычно переходит к старшему мужчине в семье.
– Но тётушка Присси не англичанка.
– Люси, не перебивай, когда я говорю! – довольно резко сказал преподобный.
– Прости, отец.
– Я могу продолжать? – Этот явно наигранный вопрос возмутил Люси. И ей ужасно захотелось воспротивиться. «А что, если я скажу нет?» – Эта мысль стала неожиданностью для неё самой. Пусть только внутреннее, но сопротивление, желание бросить вызов – откуда в ней это всё? Она глубоко вдохнула, чтобы подавить гнев.
– Видишь ли, Люси, – продолжил преподобный. – У Перси Вилгрю, герцога Кромптона, нет старших братьев. Или кузенов мужского пола. Горизонт чист, как говорится. Ты понимаешь?
– Да, папа, – со смирением ответила Люси, хотя абсолютно его не испытывала. Как же ей хотелось сказать всё, что она думает.
– Ты особенная девушка, Люси. И я думаю, герцог заметил это.
– Заметил?
– В прошлое воскресенье герцог пришёл на дневную службу. Он удивился, что тебя не было, и мы сказали ему, что тебе у тебя заболела голова. Знаешь, что он на это ответил?
– Что же? – Сердце Люси бешено колотилось, ведь именно в то воскресенье у неё «болела голова» в объятиях Финеаса.
– Он ответил, что это наверняка из-за чтения. Что он ещё ни разу не встречал такую начитанную юную леди.
– Посмотри, как она покраснела, Стивен. Все девушки неравнодушны к комплиментам.
Люси действительно покраснела. Родители выглядели такими счастливыми. А ей очень хотелось, чтобы они были довольны ею. Она подумала о бумагах на усыновление, которые нашла когда-то в столе преподобного Сноу, и графу мать неизвестна. Сейчас же перед ней стояла известная мать. Мать и отец, которые нашли её, которые её выбрали. Она представила себе длинный ряд ящиков, как на рынке, в каждом из которых было по ребёнку. Потом вообразила родителей, которые шли вдоль этого ряда, останавливаясь, чтобы посмотреть детей, убедиться, что на них нет «бочков», как на яблоках. Но ведь у неё был «бочок» – вывернутая нога, а они всё равно выбрали её. Они захотели её, захотели, чтобы ей стало хорошо. Они считали, что герцог идеально подходит ей, возможно, так оно и было. Она сама была очарована тем, как он рассказывал об античных скульптурах Парфенона и о своём имении с живописной извилистой рекой, текущей менее чем в четверти мили от дома.
– О, моя дорогая Люси, я ведь могу попросить тебя об одолжении?
– Конечно, мама. О каком?
– Я написала миссис Ван Викс записку с благодарностью за роскошные лилии, которые она прислала для алтаря. Ты не могла бы отнести её? – и она протянула дочери кремовый конверт.
