Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы
– Михаил, а в Теплом Стане…
Он не стал договаривать, но Ахилло понял:
– Там строится сверхсекретный научный центр. Вампиров, конечно, не воспитывают, но краем уха я слыхал, что туда направили самого Тернема. Знаете такого?
– Тернем? – странная фамилия показалась знакомой. – Это ученый?
– Угу.
– По процессу «Промпартии» проходил, – вспомнил Карабаев. – Десять лет и пять ссылки.
– Именно. Если туда направили самого Тернема…
– А что… Ну, что он может? – заинтересовался Пустельга, чувствуя, что разговор, вошедший было в нормальное русло, вновь сворачивает не туда.
– Да все, – пожал плечами Ахилло. – В 24-м он предложил воскресить товарища Ленина…
Сергей в упор взглянул на собеседника. Нет, старший лейтенант и не думал шутить.
– А вообще-то, он физик, занимается элементарными частицами. Говорят, сам товарищ Иванов распорядился послать его в Теплый Стан…
…Эта фамилия была тоже знакомой. Товарищ Иванов – тот, с кем он беседовал на кладбище Донского монастыря! Следовало молчать, но Сергей не выдержал:
– Кто? Товарищ Иванов?
– Да. Он самый!
Ответ прозвучал столь веско, что Пустельга не решился больше переспрашивать. Тем более, давно пора было заняться делом.
– Итак, что у нас есть, товарищ? Прежде всего, взрыватель…
Взрывателем было поручено заниматься Карабаеву. Сергей рассудил, что бывшему селькору это будет проще, чем беседовать со столичными сплетниками. Оставалась еще одна зацепка, но ее Пустельга решил приберечь напоследок.
– Вы помните, наш разговор? – как бы невзначай поинтересовался он. – Об агенте?
– А-а, – хмыкнул Ахилло. – Товарищ лейтенант, нам с вами, кажется, пора чистосердечно признаваться.
– Михаил, прекратите! – шутовство Ахилло начинало уже надоедать. – В донесении Лантенака говорится об агенте по кличке Кадудаль. Именно Кадудаль предупредил о подготовке похищения генерала Тургула. Я не думаю, что «Вандея» имеет в Большом Доме двух агентов…
– Постойте… Это донесение от мая 37-го… – вспомнил Ахилло.
– Да, от мая 37-го. Очевидно, Кадудаль тогда уже работал в Большом Доме…
Прохор и Ахилло переглянулись. Оба они вполне подходили под эти сроки.
– …равно как и то, что Кадудаль был информирован о делах Иностранного отдела, – закончил Сергей. – Вот от этого и будем плясать.
– Постойте, постойте! – Ахилло на миг задумался и покачал головой. – Насколько я знаю, тогда перешерстили весь Иностранный отдел. К тому же, в наши дела мы их не посвящали.
Он поглядел на Прохора, словно в поисках поддержки. Тот кивнул.
– Значит, искали не там, – усмехнулся Сергей. – Вы же сами, Михаил, говорили о телефонистке. Или буфетчице…
– Это, товарищ старший лейтенант, внутреннее расследование, – недоверчиво заметил Прохор. – Нам не разрешат. Тут санкция самого наркома нужна.
– Будет, – твердо пообещал Сергей. – Я добьюсь.
…Расходились в этот хлопотный день поздно, когда на Столицу уже опустилась прохладная осенняя ночь. Прохор отправился к остановке троллейбуса, а Сергей и Ахилло спустились в метро – им было по дороге.
– Михаил… Кто такой товарищ Иванов?
Теперь, когда они остались вдвоем, Пустельга решил задать этот давно интересовавший вопрос. Ахилло удивленно поднял брови:
– То есть как это – кто? Иванов – псевдоним товарища Сталина. Он использует его, когда подписывает документы по военным вопросам, да и по нашему ведомству. У нас его так часто называют. А что?
…На тебе! В памяти промелькнула ночь на Донском кладбище. Сергей не видел лица Иванова, но слышал его голос. Да и фигура, возраст… И вообще, какое дело товарищу Сталину, вождю партии и страны, до похороненного много лет назад молодого красного командира?
– Михаил… А может… Вы не знаете в руководстве нет другого Иванова?
Ахилло пожал плечами:
– В каждом наркомате есть десяток Ивановых! Но если взять Политбюро, Секретариат ЦК, Совнарком…
– Знаю… – список вождей Сергей, естественно, изучил досконально. – Но, может, кто-то еще пользуется этим псевдонимом?
– Нет, я бы слыхал, – усмехнулся Ахилло. – Правда, упоминавшийся уже сегодня гражданин Лапшин пересказал бы вам, Сергей, очередную байку, что существует некто товарищ Иванов, который на самом деле и правит страной, а товарищ Сталин – это либо его псевдоним, либо один из помощников.
– А что, так говорят? – Сергей вновь почувствовал себя скверно. Чтобы там не болтали, но таинственного Иванова он видел собственными глазами!
– Говорят – пока языки не отрежут. Сергей! Товарищ старший лейтенант! Отец-командир! Извините, если сгрублю. Вы – в Столице, и сплетни здесь тоже столичные… Привыкайте!
– Постараюсь, – Сергей и не думал обижаться. Тем более у него был еще один вопрос:
– Тут… в Главном Управлении… Я встречал какого-то комбрига. У него петлицы сапера. Лицо такое красное…
Михаил долго молчал. Они спустись по эскалатору, и только в самом конце бегущей лестницы Ахилло словно очнулся:
– Вы мне ничего не говорили, Сергей, а я ничего не слышал – ни о комбриге, ни о его петлицах. Да и вы его не видели. Договорились?
– Договорились…
…Странно, Михаил-Микаэль явно испугался. А ведь он вовсе не казался трусом!
На следующий день Пустельга отправил Прохора в Тамбов, на пороховой завод, а сам сел за докладную наркому с предложением возобновить расследование по делу Кадудаля. Ахилло, чтобы тот не бездельничал, он посадил за длинный список подозреваемых, составленный еще покойным Айзенбергом. Туда входили те, кто по своему положению мог поставлять «Вандее» информацию или оказывать иное содействие. Затея почти безнадежная – агенты подполья, могли занимать должности как в многочисленных наркоматах, включая и Большой Дом, так и в ЦК, а также в Столичном горкоме. Кроме того, список приходилось то и дело обновлять. За последний месяц бесследно сгинуло двое наркомов, несколько завотделами ЦК, не говоря уже о работниках помельче. Сергей вспомнил замечание Ахилло о телефонистках и был вынужден признать, что в этом случае список вообще не имеет смысла.
Внезапно Михаил, что-то черкавший карандашом на одной из страниц, хмыкнул. Пустельга, оторвавшись от докладной, вопросительно поглядел на орденоносца.
– Ничего, – покачал головой Ахилло. – Просто вспомнил, что нам в спецшколе рассказывали…
– Про шпионов?
– Про них, родимых. Во времена Французской революции существовал Комитет Общественного Спасения. Нечто вроде Совета Труда и Обороны…
– Помню. Это мы учили.
Историю Французской революции Сергей и в самом деле знал неплохо.
– Ну вот, и там, представьте, завелся шпион. Не где-нибудь – при самом Робеспьере!
– Вандейский? – невольно вырвалось у Пустельги.
– Шут его знает! Скорее всего работал на Кобленц, на эмигрантов. Начали его, естественно, искать. Выбирать почти что не из кого: двенадцать человек, минус, естественно, сам Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон – эти были фанатиками. Остается девять…
Сергей отложил в сторону недописанный лист бумаги. Давняя история вдруг почему-то показалась очень важной.
– И что? – не выдержал он. – Нашли?
– Ага. Некоего Эро де Сешеля. Шпиона судили, отправили на гильотину… А информация продолжала поступать, причем первоклассная. Прошло сто пятьдесят лет, архивы открыли, мемуары напечатали…
– Не нашли?
– Представьте себе, товарищ командир, нет. А ведь тогда разведка еще не имела такого опыта прикрытия агентуры. Нет, я не в целях нагнетания пессимизма, я так…
– Как это – так?
Сергей внезапно подумал, что Ахилло знает нечто важное – или о чем-то важном догадывается.
– Наиболее трезвые историки считают, что шпиона там вообще не было. Подполье специально дезориентировало своих хозяев в Кобленце, чтоб получить больше денег. А, может, эта игра предназначалась для якобинцев: снесли же голову де Сешелю! Впрочем, мог быть еще один вариант…
Ахилло помолчал и проговорил тихо, словно раскрывал опасную тайну:
– Информацию мог поставлять сам Робеспьер – из каких-то известных ему соображений. Ну, а товарищи историки теряются в догадках…
Пустельга помрачнел. Ахилло явно на что-то намекал, но понимать его намеки или даже думать о них не хотелось. Некоторое время оба работали молча. Сергей тщательно подбирал выражения докладной, по опыту зная, как важно не написать лишнего – особенно в такой бумаге. Выходило пока не особо убедительно.
– А ну его! – Ахилло отбросил в сторону машинописные страницы и лениво потянулся. – Отец-командир, а не устроить ли нам поход в театр, а? А то одичаем. Мы ведь все-таки в Столице!
Мысль сразу пришлась по душе. И в самом деле! За эти дни Пустельга видел лишь кабинеты Большого Дома да комнатку в общежитии, где его покуда поселили.
– А что? – докладная была вновь отложена, Сергей повернулся на стуле и поскреб подбородок. – Это мысль! Когда я тут стажировался, то почти каждый вечер где-либо бывал. Помню, попал на премьеру к Мейерхольду…
