Герои Аустерлица - Августин Ангелов
Все собравшиеся, включая и слуг, которые прислуживали за столом, рассматривали меня очень внимательно. Потому я снова поблагодарил пани Иржину за гостеприимство, раскланялся со всеми остальными, даже выдавил из себя улыбку и уселся за стол, где передо мной стояли расписные фарфоровые тарелки с цветочками и ангелочками, бокалы из богемского хрусталя, а на салфетках лежали серебряные столовые приборы. Усевшись на громоздкое неудобное кресло, я тоже, в свою очередь, рассматривал присутствующих.
Тетя Радомила выглядела статной пожилой дамой, которая, несмотря на полностью седую голову, все еще умела держать спину ровной. Шатенка Эльшбета по сравнению с блондинкой Иржиной выглядела дурнушкой. Хотя она и была помладше, но внешность имела какую-то блеклую. И, если у ее старшей сестры читалось в лице что-то лисье, то у этой во внешности присутствовало нечто от мыши. Даже платье было серым, мышиного цвета, а кожа имела какой-то нездоровый сероватый оттенок.
Но, дочери Эльшбеты выглядели иначе. Старшая, Бронислава, больше походила на Иржину, чем на мать. Ее светло-русые волосы, волнистые и расчесанные на пробор, завиваясь на висках в локоны, вместе с большими серыми глазами, вздернутым маленьким носиком и губами сердечком, придавали ее лицу кокетливое выражение. Этакая молоденькая необъезженная кобылка, которая ищет себе жеребца. А младшая ее сестра Иванка выглядела и вовсе подростком лет пятнадцати. С короткой стрижкой и со смешной челкой эта девушка-шатенка, унаследовавшая цвет волос своей матери, почему-то представлялась мне немного похожей на пони.
Французский полковник, которого представила мне Иржина, был немолод, сухощав и лыс, как коленка. Но, он смотрел на меня спокойно, без вызова, в отличие от капитана Годэна, который, видимо, затаил обиду, что я не представился, как положено, не назвав своего воинского звания и не сказав, что пленник. И я чувствовал, что этот человек воспринимает меня, как врага. Возможно, кто-то из его друзей погиб от русской пули или штыка, или же он сам был ранен в сражении с нашими? Кстати, вполне возможно, поскольку в наполеоновской армии командовать тыловыми частями, обычно, назначали инвалидов и прочих подранков. Возможно, он еще и недоволен тем, что услали служить в эту отдаленную провинцию, подальше от его родного Парижа?
Баронет, судя по фамилии, имел польские корни. Это был молодой человек весьма субтильного типа, хрупкой комплекции с узкими плечами, носящий большие всклокоченные бакенбарды, видимо, не только, как дань моде, но и ради напускной солидности. Он все вертелся на своем месте, не спуская глаз с Брониславы. Не то являлся ее женихом, не то только собирался к ней подкатить. Статус их отношений мне еще предстояло выяснить, но между ними явно что-то было, поскольку и Бронислава время от времени постреливала глазками в его сторону.
Виконт Леопольд Моравский, сидевший ближе всех ко мне, имел надменный и напыщенный вид. Он выглядел этаким толстяком с красноватым лицом и выпирающим брюхом. А его маленькие глазки смотрели с хитрецой. Понятно, что такой поесть не дурак. Что он тут же и подтвердил: не дожидаясь, когда это сделают слуги, виконт сам отрезал от поросенка заднюю ногу и впился в нее зубами, даже прищурившись от наслаждения вкусом. Оголодал, однако, этот местный кот Леопольд, как я сразу же окрестил его про себя.
Впрочем, раз виконт начал есть, то что мешает начать есть и князю? Но, только я дотронулся до ножа и вилки, желая отхватить себе кусок поросенка, как баронесса встала и произнесла тост. До этого момента я считал, что произнесение тостов — это обязанность тамады. И никак не ожидал, что эту функцию возьмет на себя женщина. Но, она решительно подняла свой сверкающий бокал, наполненный белым вином, громко проговорив:
— Здоровья князю!
И все присутствующие тоже подняли бокалы, пожелав мне здоровья, а потом зазвенели хрусталем, чокаясь друг с другом. Я раньше почему-то считал, что это исключительно наша русская традиция. Но, память прежнего князя Андрея подсказывала мне, что обычай зародился еще в Древнем Риме и был возрожден во времена короля Карла Великого, который ввел в средневековой Европе такой ритуал, символизировавший единство и доверие между рыцарями. Потому я тоже чокнулся с ближайшими соседями и соседками по столу.
Я почему-то обратил внимание, что никто здесь перед трапезой даже не перекрестился, тем более не было благословляющей молитвы. А ведь я читал, что в эти времена традиция читать молитву перед едой была очень сильна по всей Европе. Неужели же тут собрались одни атеисты? Не рановато ли по историческому времени? Впрочем, французская революция уже состоялась, а Наполеон религиозностью не отличался, как и его маршалы. Правда, и сам князь Андрей тоже не сильно верил в Бога, в отличии от его младшей сестры, ну, то есть, от моей теперь сестры Маши.
Я же верил сам для себя только в некоего абстрактного Творца Вселенной, полагая, что именно он заложил взрывчатку и поджог фитиль Большого Взрыва, откуда вся Вселенная и произошла. Кто-то же должен был инициировать этот первоначальный взрыв, а потом структурировать его последствия? И кто это, если не сверхразум? Всех остальных, кого именовали богами разные религии, я считал просто очень мудрыми людьми, сумевшими привить древним народам моральные принципы и передать знания в виде текстов священных писаний, возможно, надиктованных им тем самым вселенским сверхразумом. И это, конечно, тоже было чрезвычайно важно, чтобы люди, например, перестали приносить человеческие жертвы, начав развиваться духовно. Потому я никогда не был воинствующим атеистом, признавая пользу религий на определенных исторических этапах развития человечества, а к нашему православному христианству относился, как к традиционной исторической ценности и моральной основе русского народа, уходящей корнями еще к Византии.
Степан Коротаев, стоящий за моим креслом по примеру других слуг, стоявших за спинками стульев своих хозяев и вовремя подливающих им вино из больших графинов, чтобы бокалы не пустели, смотрел на меня голодными глазами. И я слышал, как у него урчит в животе. По-человечески мне было жаль его, ведь парень тоже чертовски хотел есть. Но, дворянские обычаи не велели сажать рядом с собой за стол слугу, даже денщика. Степан, конечно, об этом знал, потому и терпел, предвкушая наесться остатками вместе с другими слугами, когда господа изволят закончить ужин, обязательно оставив много чего недоеденного и недопитого.
Тем временем я заметил, что баронесса смотрит на меня и улыбается
