Неправильный боец РККА Забабашкин - Максим Арх
Дослушав краткий пересказ, Воронцов позвал Твердева и попросил того вместе с Садовским вынести Апраксина наружу.
Сам же кивком показал мне следовать за ним.
Мы вышли из палатки, отошли метров на десять и чекист негромко спросил:
— Ну, что думаешь?
— Я не знаю, — честно ответил я. — С одной стороны, странно это, а с другой, в жизни и не такое случается. Повезло, что у Апраксина тот диверсант знакомец оказался. Во всяком случае, говорят они одно и то же. К тому же, если ты помнишь, то Садовского мы подобрали при отступлении на поле, и чисто теоретически он может оказаться засланным казачком. А вот Апраксин — вряд ли. Я же с ним познакомился, когда в госпитале был. Так что он не диверсант точно. А раз так, похоже, ни в чём не виновные они. Просто повезло.
— И не только в этом. Будь у тебя ещё одна граната, то и в их палатку ты бы тоже закинул.
— Это да. И тут тоже повезло.
— Насчёт везения я с тобой полностью согласен, но всё же проблема есть. Ты же слышал: они практически дали согласие перейти на сторону врага.
— Формально дали, но судя по всему, они действительно потом хотели сбежать. Тем более в крови они не запачкались и при нашем появлении в нас не стреляли. А будь они настоящими диверсантами, то могли бы и открыть огонь.
— Предлагаешь забыть и простить?
— Простить — да. Но всё же немного присматривать за ними будет нелишним.
— Я тоже так считаю, и для дела будет лучше, если я им сейчас об этом скажу. Но вначале, — он обвёл взглядом поляну, остановил свой взор на лошадях и громко сказал:
— Товарищ Твердев, как закончите, берите Садовского в помощники и запрягайте две телеги. Это будет наш обоз.
— Подожди, — остановил его я, вскидывая винтовку, — перед тем как перемещаться по лагерю, пусть и уничтоженному, на всякий случай нужно произвести контроль.
И я стал обходить диверсантов надеясь найти хотя бы одного живого, который мог бы быть использован в качестве допрашиваемого.
Но, увы, вокруг меня лежали только мёртвые.
«Ёлки-палки, — производя очередной контрольный выстрел, корил себя я, — ну почему я сразу не подумал о „языке“? Ведь мог бы в самом конце стрелять не по жизненно важным органам, а только ранить. Ан нет, всех укокошил. И даже последнего, что в палатке с нашими бойцами остался. Кстати интересно, что он хотел сказать, показывая на Садовского? Что тот тоже предатель? Или что, мол, вот поглядите, я их не убил. Жалости от нас хотел? Думал, раз он оставил наших красноармейцев в живых, то и мы ему жизнь подарим? Очень может быть, что так и думал. Правда, зря он так думал, ему бы всё одно пришлось бы за расстрел раненых и врачей ответить, сволочи поганой».
Зачистка и сбор трофеев, к которому присоединились все, кто мог стоять на ногах, заняли около получаса.
Осматривая вместе с Садовским одну из разодранных дымящихся палаток, заметил валяющиеся на земле карты местности.
— В этой палатке у них штаб был, — кивнул Садовский на стул. — Вот тут они меня привязывали и били. А их главный, — он указал пальцем на лежащее тело, — наши документы убрал потом вон в те рюкзаки.
Я подошёл к сложенным в углу трём рюкзакам. В одном оказались какие-то карты и бумаги. В другом печати. А в третьем, кроме писем, лежали документы, бумажные деньги СССР, паспорта, военные билеты и удостоверения.
«Ага, ясно. Этот третий рюкзак, вероятно, собирался для того, чтобы в дальнейшем снабжать этими документами новых диверсантов, — понял я и, разглядев серые паспорта, удивился: — А немецкие „аусвайсы“ им зачем? На всякий случай?».
Сейчас разбираться с этим времени не было, поэтому решил эти трофеи отнести к подводе, чтобы на досуге вместе с Григорием оценить их ценность.
«Впрочем, с Гришей ли? — задал я себе вопрос, забирая трофеи. — Вполне возможно, что чекист будет против моего предложения, что я собираюсь сейчас озвучить. Очень вероятно, что после этого наши дороги с ним разойдутся, как в море корабли».
Но чтобы это выяснить, необходим был разговор.
Я подошёл к Воронцову, помогающему здоровой рукой Твердеву укладывать на телегу трофейное оружие и спросил:
— Так какие наши следующие шаги, товарищ лейтенант госбезопасности?
Бывший подпольщик тоже повернулся к нам и вопросительно посмотрел на чекиста.
Тот кашлянул, достал папиросу, хотел было закурить, но вероятно вспомнив, что мы находимся в тылу врага, и тут курить не рекомендуется, потому что запах табака могут учуять, убрал папиросу обратно. А затем оглядел творящийся вокруг бардак и, махнув рукой, всё же закурил.
— В общем, товарищи бойцы, думаю, что надо нам дальше прорываться. Нас теперь пятеро, но Апраксин не боец. Он вон еле-еле поднимается и едва самостоятельно до ветра ходит. Так что можно считать, что в строю сейчас нас четверо. С оружием у нас проблем нет. Судя по всему, мы разгромили половину роты. Кто-нибудь считал, сколько тут полегло?
Все помотали головами. А я, посмотрев на стоящего рядом с Апраксиным Садовского, поинтересовался у него:
— Михаил, не знаешь, сколько тут гадов было?
Сказал я так, чтобы взбодрить его, показывая, что гадами теперь его и Апраксина мы не считаем.
— Не знаю, товарищи, — сделал робкий шаг к нам детина. — Но я насчитал пятьдесят два человека.
— Пятьдесят два? — удивился я.
— И откуда такая точная цифра? Зачем ты их считал? — прищурился чекист.
Садовский сглотнул, а затем выпрямился и с вызовом сказал:
— А потому что я не предатель, а свой! Понимаете? Свой! И потому что сбежал бы я от них при первой возможности. А если бы не получилось, то погиб бы. Пусть не как герой, но и не как трус! — он сжал кулаки так, что даже был
