Афганский рубеж - Михаил Дорин
На мгновение тряска становится сильнее, и… барьер переходного режима преодолён. Разгоняемся дальше.
— Скорость 120, высота 100. Взлёт произвёл, — сообщил я и продолжил дальше увеличивать скорость.
— Крона, 201й на первом, 100. Отход по заданию, — доложил Енотаев руководителю полётами.
— Вас понял. Занимайте курс 160, высота 200.
Плавно поднимаю шаг и перевожу вертолёт в набор. Стрелка вариометра, показывающего вертикальную скорость, пошла вверх. Показания 3 м/с для вертолёта ощутимы.
На указателе поступательной скорости стрелка дёрнулась в обратном направлении, но этого нам не надо. Тормозить нельзя. Надо держать значение 200 км/ч.
— Сань, а ты всю ночь в Ленкомнате тренировался? — весело спросил у меня комэска.
— Нет. Спал как младенец.
— Такое ощущение, что на швабрах летал, — посмеялся Енотаев, окончательно убрав руки от органов управления и ноги с педалей.
Комэска имел в виду старый способ развития координации у лётчиков армейской авиации. Управление на вертолёте сложное. Помимо педалей и ручки управления, есть ещё рычаг шаг-газ, отвечающий за тягу несущего винта.
Вот и сажают проблемных курсантов в классе на стул, дают им в одну руку метлу, в другую швабру. И тот совершает ими движения, характерные тем, что в кабине.
— 201й, занял 200. Занятие зоны работы доложу, — сказал в эфир комэска.
Поскольку угол сноса на индикаторе уже значительный, приходится взять поправку в курс. Теперь можно и насладиться видом просыпающейся Каршинской степи.
Сплошная серо-жёлтая масса раскинулась на многие километры вокруг. Вдали можно разглядеть очертания реки Амударья, которую нам предстоит пересечь вскоре, на пути в Афганистан. А пока за ней только пески Каракумы.
Вертолёт начинает цеплять восходящие потоки тёплого воздуха.
— Вроде утро, а уже земля прогрелась, — сказал я по внутренней связи, проходя зону очередного такого потока.
Енотаев кивнул и указал мне на солончак слева от нас.
— Вот центр зоны. Давай здесь поработаем, — дал мне команду и доложил руководителю полётами о занятии района работы.
И начался стандартный простой пилотаж. Виражи и спирали, «горки» и пикирования.
Бросаю взгляд вниз и вижу, как тень вертолёта накрывает редкие стада представителей местной фауны.
— Сайгаки. Дома до сих пор рога есть, — вышел по внутренней связи Сабитович.
— Мясо у них как? — спросил Енотаев, пока я выполнял первый вираж.
Вертолёт слушается, а я уже начинаю уставать. Видимо, Клюковкин не привык так долго пилотировать. Я только один манёвр выполнил, а рука с непривычки забилась. Будем тренироваться!
— Выполняем вираж влево, — доложил я и отклонил ручку управления в нужном направлении.
Силуэт самолёта на авиагоризонте начал медленно отклоняться и остановился в положении 30°. Скорость выдерживаю 200 км/ч.
Восходящие потоки так и норовят развернуть вертолёт. Постоянно придерживаю ручку управления, чтобы не завалить крен больше или меньше положенного.
А пока выполняю разворот, внимательно оглядываю степь. Давно я не видел столь бесплодной равнины с редкими холмами. И всё вокруг покрыто серовато-белой коркой.
— Вывод, — докладываю я и плавно возвращаю вертолёт на нужный курс.
— Крона, 201й, набор 1000, — запросил командир занять нужную высоту.
— Разрешил
Ефим Петрович закончил доклад руководителю полётами и начал проводить мне краткую лекцию по завершающему манёвру в зоне. Чувствую, как новый комбинезон прилип в районе лямок парашюта, а ноги постепенно преют в кроссовках.
Представляю, как здесь было бы в ботинках. А что будет летом!
— Левая восходящая спираль, — дал мне команду Енотаев.
— Понял. Крен 15°, — ответил я и начал набирать высоту.
Стрелка вариометра на отметке в 3 м/с. Медленно удаляемся от сухой степи, поднимаясь выше и выше. Вид открывается шикарный! Даже очертания горных хребтов в районе Самарканда можно разглядеть.
— 201й, 1000 занял, снижение 300 метров, — запросил комэска.
— Понял, 201й. Занимайте 300.
— Давай, Сань. Покажи, как ты сажал вертолёт на ту самую опушку в районе Соколовки, — посмотрел в мою сторону Енотаев.
Странное напутствие от комэска. С чего это ему такая мысль пришла? То у него Саша летать не умел, то теперь всё может.
Притворюсь, что не услышал. Как раз кто-то в эфире начал громко докладывать, что произвёл посадку на площадку.
— Командир, я не расслышал. Начинаем снижение? — переспросил.
— Вперёд. То есть вниз, — сделал движение рукой вперёд Енотаев.
Вниз так вниз. Скорость снижаю до 120 км/ч. Внизу для себя намечаю ориентир серовато-белый солончак, по которому буду ориентироваться. Пора снижаться.
Рычаг шаг-газ опускаю до упора. Вертолёт тут же начинает валиться вниз, а вертикальная скорость снижения увеличивается кратно. Левую педаль отклоняю вперёд. Борт начинает крениться в правую сторону и опускать нос. Вовремя «подхватываю» его ручкой управления.
— Вертикальная 10, — подсказал мне Енотаев, но на приборе и так нет большего значения.
Уши слегка закладывает, но это ещё не всё. Снижаемся. В кабине становится тише. Обороты несущего винта не падают, а земля приближается быстро.
— Выводим, — сказал я, когда уже высота подошла к отметке в 450 метров.
Вернул рукоятку коррекции в крайнее левое положение. Двигатели снова зашумели.
По щеке скатывается капля пота, а вертолёт начинает вибрировать. Ползущая капля действует на нервы похлеще, чем вибрация. Такое ощущение, что нижний отдел позвоночника живёт своей жизнью.
Стрелка вариометра, показывающая вертикальную скорость, стремится к нулю.
— Высота 350, обороты 95%, — подсказывал Сабитович.
Темп набегания земной поверхности замедляется. На отметке 300 метров, вертолёт перевожу в горизонтальный полет, и отворачиваю в сторону аэродрома.
— И не холодно, — сказал я, смахнув противную каплю с щеки.
— Хвалить не буду. А теперь отключаем автопилот. Готов? — спросил командир.
— Выключаю, — ответил я и нажал кнопку отключения на ручке управления.
Моментально вертолёт дёрнулся. С ручки управления будто сняли гирю. Ход стал легче, но это не есть хорошо.
— Работай. У тебя хорошо получается, — радостно говорит мне Енотаев, заметив, как я продолжаю потеть, активно работая то ручкой, то педалями. Шаг-газ тоже всё время отклоняю, но не так активно.
— Спасибо.
Впереди уже видна серая полоса аэродрома и заходящие на посадку вертолёты. В эфире полный бардак. Руководитель полётами практически не замолкает.
— 201й, подходим к третьему развороту, 200. Разрешите заход? — запросил Енотаев.
Но в ответ тишина. В начало полосы заходит один вертолёт за другим, а нас пока просят подождать. Так мы встаём в вираж и продолжаем крутиться рядом с
