Я – Распутин - Алексей Викторович Вязовский
– Ты вот что, бери подмастерья.
– Пока никак невозможно, – замялся портной.
– Бери-бери, не прогадаешь, обещаю. Будут еще заказы. И вот, запиши нумер.
– Телефон? – удивился мастер.
– Он самый. И адрес тако ж – дом Стольникова, бывший Василия Козлова, где винная лавка была. Чую, много туда придется одежки носить.
Не могу сказать, что он прямо вот так поверил, но огонек надежды в глазах загорелся.
* * *Вернулся на Обводный… вот это муравейник! Акинфич уже пригнал подводы со складов, и мужики таскали в дом имущество, не отставали и бабы. И все веселые такие, видно, до этой минуты сомневались. И то – привел в пустой дом, живите, люди добрые, наслаждайтесь. А сейчас вон, кровати тащат, дрова разгружают, шепелявая гонит занавески шить, все при деле. Такими темпами день-два и обживут дом.
Мой этаж обживали еще быстрее. Капитан где-то купил резные лавки в старорусском стиле, на пол приемной кинул медвежьи шкуры. Уже стояли столы и стулья для секретаря, в кабинете тоже все было устроено – слева телефон, справа телеграфный аппарат, выдает бегущую ленту от Санкт-Петербургского агентства. Дал команду кроме письменного стола поставить стол для совещаний, повесить карту мира на стене. Раздобыть портреты царской семьи, пока хоть из «Нивы» вырезать. Будем вживаться в роль «правильного, системного» человека. Самовар еще нужен. Сейчас все большие дела делаются либо за стопкой беленькой, либо под чай.
– Батюшка, Григорий Ефимович! – крикнули снизу в пролет лестницы. – Тут до вас из полиции!
Кого это еще принесло? Или по ограблению?
– Проси сюда! – гаркнул в ответ, усаживаясь за стол.
По ступенькам поднялся полицейский с толстой прошнурованной тетрадью под мышкой, в шинели, фуражке, при шашке.
– Ты тут за старшего? – начал он в простоте.
Я откинулся на стуле, забарабанил пальцами по столешнице, выдерживая паузу.
– Я. А ты кто таков будешь? – отплатил я той же монетой.
Он чуть не поперхнулся и встопорщил тараканьи усы.
– Околоточный надзиратель Арефьев! А ну, покажь паспорт!
– Это можно. Да ты садись, садись, в ногах правды нет.
От взрыва спас капитан, вовремя переключил внимание на себя, помог служителю закона скинуть шинель, пододвинул стул. Я, пользуясь тем, что они заняты, успел вложить царскую записку в паспортную книжку и протянул полицейскому. Тот даром что не вырвал ее, взгромоздился на стул и принялся листать.
– Распутин, Григорий, из крестьян Тобольской губернии… Что-то ты больно дерзок, Гриш… горий Ефимович.
Ай, хамелеон, ай, молодец! Второй раз меня записка выручает. Увидел царский вензель и среагировал мгновенно! Видать, опытный служака, не одну собаку съел. А тут еще и телефон задребезжал. Капитан подошел, взял трубку.
– Григорий Ефимович, из Царского Села, спрашивают, ждать ли вас завтра на обед?
– Раз государь звал, значит, буду непременно. Так как вас по батюшке величать? – повернулся я обратно к околоточному.
– Саввой Силычем, – проглотив комок в горле, выговорил тот.
Удивил – значит, победил. Побеседовали мы с ним, рассказал я про общину нашу, про коекакие планы, даже вступить предложил. Тот обещал подумать, но, скорее всего, откажется, у нас сухой закон, а он, надо полагать, на стопку рассчитывал. Но пришлось ограничиться двумя стаканами чаю, принесенного Манькой-Шепе-лявой.
Переписал он всех обитателей дома, остался последний вопрос: кто дворник?
– Такое дело, дворник нужен обязательно.
– А зачем, Савва Силыч? Нешто мы без дворника не управимся?
– Нет, нужен человек, с которого спрос – за дом, за мостовую, за уборку улицы.
Ну и за догляд полицейский, само собой, закончил я невысказанную мысль.
– Ну так у нас этим Мефодий Акинфиевич ведает, человек заслуженный, степенный, в возрасте. Подберет кого.
– Паспорта общинные бы переписать. А ну, кто в розыске?
У некоторых из «небесников» банально не было никаких документов. Снялись с земли и пошли странствовать, паломничать. Эту проблему надо было как-то решать.
– Все сделаем, но позже… – Я вздохнул, залез в карман. Попробуем старым, дедовским способом. Сложил листок бумаги конвертиком, засунул туда две красненькие купюры. – Вот, хочу взнос сделать. В пользу столичной полиции, на дело защиты горожан.
– Это завсегда пожалуйста! – оживился Савва Силыч. – Я тогда через месяцок, под Рождество зайду. Уж будьте любезны, почтенный Григорий Ефимович, обеспечьте паспорта к тому времени.
* * *Следующим визитером стал местный поп – «пивной бочонок» на толстых ногах. Одышливый товарищ еле забрался на третий этаж, вытер пот со лба. Поискал куда перекреститься, не нашел. Нахмурился.
– Только заселились, батюшка, – успокоил я попика и тут же предложил чаю. Священник вздохнул, всем своим видом показывая, что он и на что покрепче согласен, но удовлетворился и напитком из Китая.
– Протоиерей церкви Воскресения Христова Евлампий, – представился визитер, шумно прихлебнул из чашки. – Вижу, склад-то Васьки Козлова заселяется новыми жильцами, решил зайти. Освятить бы надо. Десять рублёв.
Круто так попик начал. Сразу с бабок. Вот глядишь на такого сребролюбца и понимаешь, почему вся продвинутая революционная публика ненавидит РПЦ и рассказывает о своем атеизме через одного.
– Место-то черное, – продолжал стращать Евлампий. – Тута в пятом годе человек погиб. Бочкой с вином задавило. Поди, душа неприкаянная бродит…
Ты наверняка с Козлова денег срубил за отпевание да освещение места… Я разглядывал попа и все никак не мог решить, что делать.
– Все крещеные? Иноверцев нет? – перешел в новое наступление Евлампий.
– Вот десятка… – я выложил купюру на стол, но прикрыл ее рукой от жадного взгляда протоиерея. – Надо бы не только освятить место, но и икон дать из храма, а тако ж мои люди будут заходить в церковь Воскресения на причастие да на исповедь.
Я выложил еще десять рублей на стол.
– Исповеди те никому не пересказывать, да не наушничать церковному начальству!
– Как так? – удивился Евлампий. – Не по правилам сие!
Тайна исповеди? Нет, не слыхали.
– Дело наше новое, на днях имел о нем беседу с его преосвященством Антонием.
Попик открыл рот и забыл закрыть.
– Да, да, – покивал я. – Тако ж знаюсь с архимандритом Феофаном – можешь на подворье Троице-Сергиевой лавры вызнать про меня. Распутин я.
– Что-то слыхал уже… – нахмурил лоб Евлампий. – Это не ты ли лечил царевича святой молитвой?
– Я.
– Ну что же сразу не сказал! – сразу подобрел поп, протянул руку к деньгам. – Все сделаю, с народом твоим поговорю, укреплю их веру в новое, нужное дело!
Какое дело у нас было – Евлампий даже не поинтересовался. Схватил купюры, начал засовывать под рясу.
* * *Хорошая вещь – телефон. Так вот взял, позвонил портному, передал пожелание, и все завертелось. Да только нет у него телефона, послал мальчишку с запиской и десяткой. Дескать, кровь из носу, но одеяние нужно завтра к утру.
А сам побежал готовиться к визиту. Надо, чтоб монаршая чета от одного моего вида в оторопь впадала. Сапоги ладно, сшить по мерке не успеть, нашел прилично выглядящую лавку. Стоило зайти – меня буквально «облип» приказчик. Вот каким они местом чуют, что у
