Зима 1237 - Даниил Сергеевич Калинин
Рязанцев вели свирепая ярость и справедливая жажда мщения. Вои будто запретили себе умирать, покуда не выбьет их копье или кол хоть одного всадника из седла, покуда топор или дубина в недрогнувшей руке не размозжит тому череп! Иные же бросались к копытам лошадей, рискуя быть поверженными ими, и резали жилы животных, заставляя тех пасть вместе со всадниками, а после набрасывались на последних, словно лютые волки, силясь ножом или даже зубами дотянуться до незащищенного лица или горла врага…
Это была даже не сеча, это был кровавый хаос. И вскоре то в одном, то в другом месте не выдержали нукеры, защищавшие пороки, отступили под бешеным натиском озверевших орусутов, презревших страх смерти! Суеверный ужас поселился в монгольских сердцах при виде неукротимой ярости врагов, ведомых лишь одной страстью – убить их! И тогда налетели рязанцы на китайскую обслугу метательных машин, в панике разбегающуюся от свирепого врага, и уже запылали первые пороки… И уже скакали гриди Коловрата, перебившие хошучей в яростной, дикой сече, от головы обоза назад, гоня перед собой потерявших всякое мужество монголов и безжалостно убивая всех, кто осмеливался вставать на их пути!
Знал ли Евпатий, что с неполными двумя тысячами атаковал десять? Что многочисленная охрана обоза с хвоста его спешит к голове? Что сам хан Батый, следовавший впереди с туменом отборных монгольских воинов, развернул их назад, обеспокоенный возможной потерей катапульт, баллист, стрелометов? Ведь без них – а особенно без инженеров-китайцев, способных их построить, – чем брать города орусутов?! Вперед же себя Батый отправил сильнейшего и любимого багатура Хостоврула с тысячей отборных гвардейцев-тургаудов с приказом:
– Принеси мне голову их вожака!
И ответил тот, что приведет орусута живым, на аркане…
Нет, не знал о том Коловрат. Да и что бы это изменило? Боярин понимал, что врага больше, много больше, что сил одолеть его у рязанцев не хватит. Это все русичи понимали. Но ведь они и не думали победить, нет! Они твердо жаждали умереть и избавиться, наконец, от боли, рвущей на куски душу, но не руки на себя наложив, совершив грех самоубийства, а приняв конец в сече, воздав татарам за все принесенное ими зло!!! И обрести Царствие Небесное, совершив высший христианский подвиг – отдав жизни за други своя! Ведь сгубленные рязанцами Коловрата монголы и китайцы уже не дойдут ни до Коломны, ни до Москвы, ни до Владимира. Вот за своих и умирали, истребляя общего для всех русичей врага…
– Бе-е-е-е-ей!!!
Евпатий неудержимо скакал вперед, круша булавой всех, кто пытался преградить ему путь. Посечен, болтается на локтевом ремне широкий и длинный червленый щит, гудит голова в шеломе, принявшем уже столько сабельных ударов! Приходится смахивать с бровей кровь, густо текущую из широкого пореза на лбу, оставленного татарским клинком… Но какую же легкость при этом испытывает Коловрат! Как же свободно он чувствует себя в бою, с каждым удачным ударом выкрикивая имена потерянных близких! Словно при этом боль, стиснувшая его сердце и заполонившая душу, понемногу убывает…
И вновь тяжелейший удар проломил монгольский щит и вмял хуяг прямо в тело закричавшего от страшной боли врага! Но такова была сила его, что не выдержало железо еще дедовской палицы, откололось навершие… Что же, пришлось Коловрату выхватить из ножен меч!
…Уже едва ли не половина обоза осадного горит, уже не менее трех тысяч монголов и китайцев лежат вперемешку с тысячей русичей на залитом кровью снегу! Но далее уже не пробиться: вся оставшаяся охрана обоза встала на дороге, перекрыв ее от края до края, и врага больше. Уже в несколько раз больше, чем его людей… И стоят монголы крепко, знают ведь, что спросит с них хан, если и дальше побегут!
Но давят покуда спешенные рязанцы татар, давят, несмотря ни на что! Подобрали ополченцы копья вражеские и щиты, взяли вместо дубин прямые и кривые клинки – есть чем сражаться! А без разгона и таранного удара, без возможности маневра – подскочить, ткнуть копьем, снова отскочить! – татарский всадник слабее русского пешца!
Евпатий приказал собираться оставшимся своим конным дружинникам да строиться подле него клином, решил, что прикажет разойтись пешцам, чтобы дали дорогу его гридям, а после протаранит он массу монгольских всадников, как есть протаранит!
Но еще не успел боярин построить своих людей, как сзади раздался рев рогов монгольских – это тургауды Батыя, ведомые самим Хостоврулом, явились на поле боя! Улыбнулся тогда Коловрат, поняв, что конец его уже близок, что уже скоро он вновь увидит своих любимых, в новой, вечной жизни, где состоится встреча в вершинах горних… Но покуда еще было рано уходить, слишком рано!
Перестроил Евпатий клин своих всадников, неспешно двинулись русичи навстречу гвардейцам монгольским… Но когда сблизились они настолько, что полетевшие в сторону гридей стрелы стали впиваться в землю у самых копыт коней, то послали всадники их в галоп в последний раз! А впереди русичей, словно ветром несомый, летел Коловрат – неспроста ведь жеребца его верного Вихрем прозвали!
Торчит в щите уже пяток стрел, но ни одна еще не ранила верного друга, закрытого наездником собственной защитой! Между тем вырвался навстречу витязю всадник с копьем, нацелив острие тому в грудь. Но Евпатий широким ударом меча отклонил древко в сторону! А после на скаку развернул клинок плашмя, лезвием к шее монгола – и уже мгновение спустя покатилась вниз отсеченная голова врага…
– За Русю!!!
И вновь широкий удар с замахом, наискосок, теперь уже по скачущему татарину справа! Тот успел закрыться щитом, но клинок прорубил его, врезался в броню, выбив всадника из седла, и самым острием распластал тому горло… Но заметно полегчал вдруг отцовский меч – только одна рукоять и осталась в руке Коловрата!
Налетел на боярина третий всадник, ударил булавой – лопнул верный щит, в последний раз защитив хозяина… Но успел выхватить Евпатий чекан из-за пояса, рубанул навстречу по руке врага в миг новой атаки! Узкое лезвие топора врезалось в броню дощатую, смяло пластины хуяга, вошло в плоть вместе с ними, заставив противника отчаянно завопить от жуткой боли…
– За Данку!!!
И вновь ударил Коловрат, прорубив шлем и заставив монгола навеки замолчать… А увидев же, как сражается слева верный Ратмир, да как обходит со спины его татарин, так метнул боярин чекан практически без замаха – и врезался тот в спину монгола, вознамерившегося убить друга подлым ударом…
Остался без оружия Евпатий! Но быстро нашелся, вырвав из притороченных к седлу ножен сраженного им тургауда настоящий булатный клинок! Лишь слегка искривленный, но так
