Кувалда - Геннадий Борчанинов
Краснослав Кувалда — лучший воин Галактической Империи Славяноруссов, последняя надежда человечества в борьбе против враждебной расы космических рептилий.
— Взять его! — повторил приказ гвардейский майор, и трое офицеров набросились на захмелевшего Краснослава.
Но гвардейцы не могли знать, что в теле задохлика Сычёва проснулось сознание славянорусса. А пьяный славянорусс — это настоящая машина смерти.
Кувалда увидел роскошные мундиры и широко улыбнулся. По крайней мере, ему будет весело.
— Плясовую врубай! — заорал музыкантам Краснослав, отпихивая от себя гвардейского подпоручика.
Хмель играл в голове, Жива бурлила в крови, гвардейцы подступали с трёх сторон. Испуганный англичанин на карачках прополз под столом, торопясь скрыться от неумолимого взора русского гимназиста, и в мыслях обещая себе как можно скорее покинуть эту «варварскую страну».
— Рептилию хватайте! — взревел Кувалда, пальцем указывая на англосакса.
Но никто не знал, насколько опасны зеленокожие твари, и рептилоиду позволили сбежать. Краснослав скривился от досады, но погнаться за чешуйчатым гадом он не мог — слева и справа на него налетели майор и штабс-капитан, хватаясь за руки в попытках скрутить его.
Сверху на спину прыгнул вернувшийся подпоручик, но весу он был скромного, так что Кувалда не заметил его появления. Краснослав махнул руками, усилив движения Живой, и офицеры отлетели, будто на них дохнул ураган.
Он был вынужден чётко контролировать силу, ведь он не хотел поранить или покалечить гвардейцев, которые просто исполняли свой воинский долг. Кувалде неприятно было осознавать, что настоящий враг улизнул, а ему приходится отбиваться от своих братьев-русичей.
— Братцы! За что ж вы меня? — выкрикнул он, ловким прыжком перелетая через стол и опрокидывая его на подпоручика вместе со всей посудой.
Но для гвардейцев, непривычных к такому отпору, победа над школяром стала делом чести. Преображенцы обычно не встречали сопротивления вообще, повергая любого противника в ступор одним своим видом, и слегка подрастеряли умения. Против капитана Кувалды у них совершенно не было шансов. Если бы тот был в собственном теле и дрался в полную силу, как делал это в битвах против инопланетных захватчиков.
Краснослав подпрыгнул и ухватился за перила второго этажа, штабс-капитан гвардии вцепился ему в брюки, так что Кувалде пришлось подтянуться вместе с ним. Деревянные перила затрещали, но Краснослав легко перескочил через них как раз в тот момент, когда они начали рушиться. Гвардейцы, распихивая толпу, побежали к лестнице, громко топая подкованными сапожищами. Кувалда рассмеялся и прыгнул, в полёте хватаясь за хрустальную люстру, словно за лиану.
— А ну, паршивец, слезай! — проревел гвардейский полковник.
Вместо ответа Краснослав начал раскачиваться на люстре, невзирая на крики и вопли работников ресторана. Он планировал выпрыгнуть в окно, но полковник выхватил револьвер и пальнул по люстре. Пуля перебила тонкое крепление и Краснослав полетел вниз вместе с люстрой, хрусталь взорвался сверкающей шрапнелью. Гости начали разбегаться в разные стороны, толпиться у выхода, давить друг друга в узких дверях, кричать и плакать, только раскручивая маховик ужаса, превращая степенных купцов и надменных аристократов в ничего не соображающую толпу.
Кувалда упал плашмя. Дубовый паркет оказался гораздо крепче, чем спина школьника, и Краснослав выгнулся от внезапно прострелившей боли. Всё снова пошло не по плану.
Гвардейцы набросились на него гурьбой, пытаясь закрутить ему руки за спину, но Кувалда умело выпутывался из цепких лап, чтобы тут же попасть в другие. Задержание почти превратилось в кабацкую драку, будто они находились не в элитном ресторане, а в пролетарской распивочной, где каждый день происходит подобное. Краснослав и преображенцы устроили свалку, недостойную гвардейских мундиров, ломая резную мебель и фарфоровую посуду.
— Да что ж вы, братцы, свой я, русский! — кричал Кувалда, стараясь выкрутиться и сбежать.
Если бы он дрался в полную силу, то легко мог бы уложить каждого из преображенцев и сохранить инкогнито, улизнув через чёрный ход. Но солидарность офицера и верная чуйка удерживали его в узде, так что у гвардии ещё оставались шансы на победу.
— Вяжите его, остолопы! — багровел полковник, целясь из револьвера в мелькающую кучу-малу, в которой виднелся пиджак гимназиста и яркие мундиры преображенцев.
— Скользкий, змеюка! — выкрикнул штабс-капитан, оправдывая свои неудачи, когда в очередной раз Кувалда сумел вывернуться из его хватки.
И Краснослав остановился. Руки его опустились сами собой, на лице застыло растерянное выражение, густо замешанное из обиды и непонимания.
— Я? Змеюка? — пробормотал он, не чувствуя, как гвардейцы заламывают ему руки за спину. В руке он по-прежнему сжимал золотой погон.
Так его ещё никто не называл. И будь он трезв, то наверняка убил бы обидчика, но сейчас в нём будто что-то сломалось.
Майор с размаху ударил его кулаком по скуле, голова Кувалды дёрнулась, будто у тряпичной куклы. Полковник опустил револьвер, посмотрел в лицо гимназисту. Тот сидел, не показывая больше никаких признаков сопротивления, и, похоже, даже не чувствовал, как его руки заковывают в наручники.
Через толпу, которая теперь уже не пыталась убежать, а лишь смотрела на Кувалду, как на пойманного диковинного зверя, пробился городовой, размахивая фуражкой на ходу. Он выглядел расстроенным, будто опоздал на представление, но втайне радовался потрёпанному виду преображенцев, с которыми у городской полиции никогда не было взаимопонимания.
— Допился, мерзавец, — зло пробасил полковник, застёгивая кобуру. — Ничего, на каторге его научат родину любить.
— Напал на вас, ваше высокоблагородие? — участливо спросил городовой, поглядывая на сидящего Кувалду. Тот сидел, опустив голову в беззвучном тоскливом ошеломлении.
— Нет. На английского посла, сэра Гамильтона, — ответил майор.
Преображенцы отряхивали и поправляли форму, разглаживая складки и неровности. Штабс-капитан покачивал в руке оторванным погоном, подпоручик пытался приладить на место аксельбанты, но тщетно. Парадные мундиры оказались безнадёжно испорчены.
— Да-с, господа, скандал, — задумчиво протянул городовой. — И куда ж его теперь?
— В околоток, разумеется, — холодно ответил полковник. — Не знаю, будет ли сэр Гамильтон предъявлять обвинения, но за сопротивление аресту и этот… Гм, дебош… Да, в околоток его, пусть посидит.
— Так ведь дворянин же… — робко возразил городовой, но тут же наткнулся на суровый взгляд преображенцев.
— Под честное слово его не отпустишь, по малолетству. Да и пьяный он, набедокурит ещё, — пояснил майор.
Будто иллюстрируя
