Андрей Ерпылев - Расколотые небеса
— А вы включите боковой обзор, — даже не шевельнулся гость. — И вообще: держать посетителя под дождем не так уж и вежливо. Он может обидеться и уйти…
— Вас обидишь, пожалуй…
Повисла тишина, которую вполне можно было принять за знак завершения разговора. Но мужчина в очках никуда уходить не собирался, равно как и прятаться под козырек навеса. Он продолжал стоять под дождем, лишь время от времени, подобно огромному коту, брезгливо стряхивая воду с рукавов светлого щегольского плаща.
Минуты через две послышалось низкое гудение и четкий металлический щелчок.
— Входите, — буркнул динамик, и гость не преминул воспользоваться приглашением.
Нельзя сказать, что он здесь был частым гостем, но ориентировался в узких полуосвещенных коридорах и крутых, покрытых старинным красным плюшем, лестницах, кому-нибудь иному показавшимися бы настоящим лабиринтом, словно прожил тут большую половину жизни. Безлюдье его не обманывало. То обстоятельство, что здешний обитатель слыл истинным мизантропом и не терпел прислуги, отнюдь не делало его беспомощным. Одному Богу известно, сколько вокруг скрывалось хитрых ловушек и сколько неожиданных сюрпризов подстерегало любого, кто хотя бы попытался что-либо предпринять против хозяина, сидевшего в центре своей «паутины» жирным коварным пауком. И кто знает, насколько далеко за пределы кирпичных стен эта паутина простиралась… По слухам, не только на континент, но и за океан. На всякий случай новоявленный Тесей, легко обходящийся без нити Ариадны, старался не делать лишних движений, особенно — резких. Нервы у старика с каждым годом сдавали все больше и больше, а от пули сорок пятого калибра в упор откуда-нибудь из-за безобидной статуэтки легкий бронежилет, поддетый под элегантный костюм парижского кроя, увы, не спасал. А могло прилететь и что-нибудь более солидное. Вплоть до арбалетного болта или кумулятивной гранаты.
Путешествие завершилось в крохотной комнатке с одиноким окном, выходящим на Темзу. Именно ее широкой гладью, из-за дождя грифельно-серой и матовой, словно асфальтовое полотно, и любовался хозяин, сидящий в кресле-каталке и укрытый до пояса старым шерстяным пледом в клетку цветов прославленного шотландского клана Кэмпбэлов. К коему он действительно относился, правда, в каком-то дальнем колене. Гость не слишком хорошо разбирался в генеалогии. Не его это был конек.
— Вам известно, сэр, что это дурная привычка, — плюхнулся он в свободное кресло, судя по скрипу, которым оно отозвалось на контакт с мощным накачанным телом, едва ли не двухсотлетнего возраста. Как и почти вся мебель в доме. — Прятаться от гостей — приглашенных, заметьте, гостей — в самом дальнем углу? Какая-то медвежья берлога, право! Паучье гнездо!
— Вы опоздали, — сухо заметил обитатель «гнезда» (так вообще-то и звался особняк на жаргоне людей, знавших о его существовании), не отвечая на саркастический вопрос.
— Бог мой! — всплеснул руками мужчина. — С каких это пор семь минут стали считаться опозданием?
— С тех самых, как я поселился здесь, — последовал ответ. — И еще двадцатью пятью годами прежде.
Он ловко развернулся вместе с креслом и сурово взглянул на посетителя из-под густых кустистых бровей, абсолютно седых, как и буйная шевелюра без малейших признаков лысины.
Хозяин, подлинное имя которого знали немногие люди в Соединенном Королевстве, а чуть более многочисленные остальные звали просто Пауком, был стар. Очень стар. Стар, насколько может быть старым существо из плоти и крови. Ходили смутные слухи, что появился на свет он еще в самом начале прошлого столетия, а первого в длинной череде прочих человека лишил жизни еще в той самой Второй Восточной войне, столь же памятной, сколь и позорной для Британской Империи.
— Давайте перейдем к делу, — занервничал гость, отводя взгляд от прозрачных, удивительно молодых глаз Паука.
— Вы торопитесь?
— М-м-м… да, в некотором роде.
— В таком случае давайте перейдем к делу, — наконец отвел свой вынимающий душу взгляд хозяин. — Вы не догадываетесь, зачем я вас пригласил.
— Наверное, чтобы поведать что-нибудь из своей чрезвычайно богатой биографии, — огрызнулся посетитель, снимая очки. — Только думаю, что вы обратились не по адресу — я не обладаю литературным даром и в качестве наемного мемуариста не гожусь.
— Бросьте ерничать, мистер…
— Только без имен! — торопливо перебил его «мемуарист». — Я вас внимательно слушаю.
— Вы — единственный остающийся у дел участник Спрингфилдского инцидента.
— У-у-у! Так вы решили послушать МОИ воспоминания?
— Я их знаю чуть ли не наизусть. Ваши отчеты двадцатипятилетней давности читаются, словно приключенческий роман. Отрицая литературный дар, вы клевещете на себя, мистер… э-э-э… не важно. Вообще, почему вы свое время пошли в армию вместо того, чтобы заняться беллетристикой?
— Не попалось ценителя вроде вас, — огрызнулся безымянный мистер. — И вообще, к чему эти дела давно минувших дней? Подобная чертовщина случается раз в сто лет. Нет, раз в тысячу лет… Если вообще не единственный раз в человеческой истории.
— Ошибаетесь.
— Неужели?… — подался вперед всем телом гость…
* * *Давешний «бой», не торопясь, спускался по покрытой дорогим ковром лестнице, и с каждым маршем простоватое выражение постепенно сползало с его лица, будто шкурка с линяющей змеи. Куда только девался глуповатый деревенский увалень…
Почему пешком? Дело в том, что лифт не останавливался на нужном ему этаже, и поэтому гости отеля просто не подозревали о его существовании. Но он был.
Очутившись на этом самом безымянном этаже, расположенном между тридцатым и тридцать первым, лакей открыл неприметную дверь с табличкой «Служебные помещения» и прошел по неширокому коридору, в который выходили такие же двери. Освещался коридор только окном в дальнем его конце.
— Тук-тук, — произнес он, отворив одну из дверей и входя в просторную комнату, до отказа заполненную разнообразной электронной аппаратурой, помигивающей сотнями светящихся глазков, гудящей, стрекочущей и попискивающей на разные голоса. — Гостей принимаете?
— Бакшиш принес? — оторвался от дисплея персоналки худощавый, похожий на цыгана молодой человек в тельняшке без рукавов, чуть приподняв один из огромных наушников, украшающих кудрявую вороную голову. — Делись, делись…
— Влас, я в следующий раз объектив жвачкой залеплю!
— Залепи, залепи… Сразу по шеям от начальства получишь.
— На, держи свой полтинник, — принялся рыться в кармане форменной тужурки «бой».
— Брось, — отмахнулся «цыган», снова углубляясь в свое малопонятное несведущему человеку занятие. — Сменимся — пивка выпьем.
— Не лопнем, на рубль-то? — съязвил коридорный, прекращая поиски полтинника, которого в кармане, естественно, не было.
— Чего приперся? — буркнул Влас. — Колись, давай.
— Чего приперся?… — повторил парень, ероша пятерней соломенные волосы. — Не нравятся мне что-то эти американцы…
— Ну и что? Мне вот австрийцы не нравятся. Органически. Я же не впадаю в истерику при их виде.
— Слышь, Влас. Давай пощупаем их, а?
— Пощупаем? — поднял густую бровь электронщик. — МЫ пощупаем?
— Ну, ты, ты пощупаешь.
— То-то…
«Цыган» скользнул взглядом по огромному экрану, разбитому на несколько десятков клеток, показывающих совершенно разные сцены, достал из ящика стола план, закатанный в пластик, и принялся водить по нему ногтем длинного аристократического пальца.
— Тридцать четыре… тридцать четыре… Какой там номер, говоришь?
— Восемнадцатый.
— Тридцать четыре — восемнадцать… Ага!
Проворные пальцы запорхали по клавиатуре, на дисплее появилась стена гостиницы, медленно ползущая вниз. Наконец ярко-красные нити перекрестья уперлись в окно требуемой лоджии.
Где-то далеко, в нескольких километрах от «Гипербореи», в оконной нише ничем не примечательного здания, пришел в движение укрепленный на гибком кронштейне матово-серый цилиндр, от которого в закрытое плотными жалюзи окно уходил толстый, металлически поблескивающий коленчатый кабель. Мгновение, и невидимый в свете дня тончайший луч протянулся к цели. Сверхчуткий прибор, разработанный в недрах одного из научно-технических подразделений Корпуса, считывал с оконного стекла разговор, ведущийся сейчас в номере «3418».
— Ну, чего там? — не выдержал «коридорный», склонившийся над плечом «слухача», вглядываясь в бегущую внизу экрана сдвоенную синусоиду, мало что говорившую непосвященному.
— Да ерунда одна, — буркнул «цыган». — О бабах болтают, мазурики заморские. Отключаю?
— Слушай, Влас… Поставь им постоянную прослушку, а?
— Еще чего! Ты знаешь, сколько час работы микрофона стоит? Да и мало их… У меня вот всего восемь.
