Андрей Дай - Поводырь (СИ)
Цари, они тоже затейники те еще, но каждого десятого в тундре железные дороги строить не отправляли. Просто потому, что эти «десятые» — их собственность. Подданные. А кто же станет свое имущество в вечную мерзлоту закапывать?! Общее, колхозное, а, значит, ничье — легко. Мне в бумагах предписывалось приготовить пересыльные пункты аж для — держитесь за стул — двух-трех тысяч ссыльных поляков. Гигантская толпа! Там наверняка каждый второй бунтовал, а в ссылку — две тысячи. Поди, еще расстреляли аж целых двоих… Кровавое самодержавие, блин. И ведь боятся. И царских тюрем боятся и ссылки в дикую Сибирь. От ай-яй-яй из Высочайших уст, поди, в обморок падают… Не с чем им еще сравнивать. Красные придут — такой порядок заведут, что царь невинным ангелом покажется…
А может и не придут. Иначе, зачем я здесь?
Во всем теле приятная истома, а сон не идет. Мысли лезут, строятся поротно, сбиваются в батальоны. Батальоны просят огня… Что бы этакого сказать купчинам, чтоб не пошли, побежали заводы строить. Мне пресловутое благосостояние повышать нужно. Причем именно что народное. Со своим личным и так все в порядке. Мне нужно дать им интерес к чугунке. Чтоб им было куда и что везти. Был смысл ехать и покупать. И, главное, чтоб было на что. Я хочу, чтоб урожаи у крестьян на корню скупали. Чтоб за каждой коровой ходили, и вымя рулеткой мерили в ожидании молока. Чтоб кожи уже при рождении на скоте посчитаны были. Хочу, чтоб земледельцы могли сеялки и комбайны себе позволить и детей в гимназию отправляли. Чтоб не ситец, а шелк на платки бабам дарили.
Хочу, чтоб промышленники делать не успевали, а торговцы в очереди у конвейера стояли в ожидании товара. И чтобы даже ерзали от нетерпения, потому что покупатели тоже ждут и ерзают…
И все это только для того, чтоб, когда пришел к этим людям большевистский, или еще какой — не важно, агитатор, так ему сразу в морду. Без споров и объяснений. По тупому. В морду и ногой под зад. И чтоб мыкался этот горемычный, и не знал — где же найти каких обиженных, чтоб хоть выслушали…
Кстати, Гера! Ты пиво любишь? Вот и я думаю — что это за немец, что пиво с рульками не уважает. Жаль не в Приморье тебя, Герыч, рулить отправили. Там бы креветками объедались. Очень я их обожаю… Ничего, братишка! Будет и на нашей улице праздник. Полетят чумазые паровозы от самого Тихого океана и привезут нам с тобой шикарных королевских креветок к пиву… Вот ради чего стоит жить, парень! Ради «в морду» и восточных креветок. А ордена, имения и благоволения — пыль все это и суета.
Позвал седого слугу. Испытал легкий укор совести — похоже, старик дремал. Попросил по-немецки, чтоб подластиться:
— Ich mцchte hiesige Bier probieren!
— Wo gibt es in diesem barbarischen Land ein gutes Bier? — проворчал прибалт, но за пивом все-таки пошел. Или Артемку отправил, что скорее всего.
Вернулся сияющий, как самовар Безсонов, со свертком подмышкой. Хмурил брови, будто бы был чем-то всерьез озабочен, а у самого глаза блестят, как у мальчишки заполучившего, наконец-таки, свою красную пожарную машину.
— Ваше превосходительство, дозвольте доложить?
— Докладывайте, сотник.
— Урядник и два казака, отпущенные в город на отдых, в питейном погребе стакнулись с местным рваньем. По прибытии исправника, были препровождены обратно в гостиницу. Все трое наказаны.
— Дрались за правду?
— Так точно, Герман Густавович, — ощерился Степаныч.
— Кто победил?
— К приходу исправника наши были еще на ногах, а… те, другие — нет.
— Отлично. Астафий Степанович, передайте казакам мою благодарность и пожелание — всегда крепко стоять за правду.
— Будет исполнено, Ваше превосходительство.
— Конечно-конечно… Я пива заказал. Составьте мне компанию.
Гигант боднул воздух головой и принялся неловко, не выпуская сверток из рук, снимать полушубок. Ни Гинтара, подошедшего принять, будто тент от камаза свалился…
— Присаживайтесь, — показал пример.
— Ваше превосходительство… Герман Густавович. Вот, — сотник положил на стол свою аккуратно запакованную в ткань добычу. Потом примерился к стулу, чуть шатнул, и выбрал другой, показавшийся богатырю более крепким.
— Развернете?
Бумажная бечева в его пальцах не прожила и секунды. Я бы нитку с большим усилием рвал. Под тканью показалась украшенная травлеными узорами деревянная шкатулка. Судя по размеру, вряд ли туда поместилось бы два пистолета. Значит — один, но очень хороший.
— Воот, — подвинул он шкатулку ко мне. — В лавке у Хотимских нашел. Видно кто-то в залог оставил…
Под крышкой богато украшенной шкатулки пряталось чудо. Потрясающий серо-стальной, травленый лиственными узорами, револьвер. Сверху, рядом с прицельной планкой было выбито «J A COSTER IN HANAU». Оружие выглядело произведением искусства…
— Стреляли, Астафий Степанович?
— Что вы, Ваше превосходительство. Как же без Вас…
Вложил пистоль в предназначенную для него выемку. Подвинул шкатулку казаку:
— Постреляйте. Мне важно знать ваше мнение.
— Конечно, Герман Густавович, — было видно, как ему трудно расставаться с чудесной игрушкой. Отсрочка и та показалась ему подарком судьбы.
Вошла без стука суровая бабища с пивом и чашкой обжаренных с солью лесных орехов. А если бы я тут голым бегал? На чай не дал — буду воспитывать.
Степаныч умело разлил обильно пенящийся золотистый напиток по большим стаканам, больше походившим на маленькие вазы для цветов.
— За славный пистоль! — выдавил из себя казак. Выпили. Пожевал орехов. Гадость. Неужели кому-то может этот горько-соленый вкус нравиться? А вот пиво славное. Нечто подобное я, наверное, только в Гамбурге, в той жизни, и пробовал. Самое главное — не ощущалось отвратительного смолянистого привкуса, присущего Кузбасскому пиву, и слащавости Алтайских сортов. Мечта консерватора — классическое пиво.
— Давно хотел спросить, Астафий Степаныч. Как у нас чиновничья братия поживает?
— Воруют, Ваше превосходительство, — не задумываясь, только и успев утереть пену с усов, брякнул сотник.
— Гм… Вы так говорите, будто можете это доказать.
Пиво в вазе Безсонова уже кончилось. Движением бровей разрешил наполнить заново. Ну и мне подлить.
— Дык, как, Ваше превосходительство. Коли кто за руку поймать бы смог, так, поди, эти бы уже не крали. С этим-то у нас ох как строго! Коли словили, знать, уже каторгой если и отдеются…
— И как же воруют?
Пиво в том виновато было, или общее благодушное настроение, только сидел я за столом, слушал речь, словно сошедшего с картины, богатыря, и млел от восторга. Чуден свет и хватает в нем лжи, коварства и зла. А еще есть на белом свете такие вот бородачи, в сердцах которых все еще жива правда.
Оно так и в моем времени было. Будет… И мое время по уши наполнено грязью. Да только знаю одно: хороших людей все равно больше чем плохих. Стоит свернуть с шоссе, заехать в неказистую деревеньку или небольшой городок — туда, где нечего делить. Где о «нефтяных» распилах только по телевизору и видели, где главный злыдень — хозяин вино-водочного магазина. И сразу замечаешь — насколько они другие. Спокойнее, увереннее, чище… Говорят чуточку по другому, заботы их другие, беды кажущиеся наивными. И еще — они всегда готовы помочь. Потому что — а как же? Как перешагнуть упавшую от голодного обморока бабульку? Как не подать нищему, не помочь соседу… Они и соседей по именам знают!
Слушал сотника, наслаждался говором и знал — этот из таких. Их тех, кто знает имена соседей и здоровается с незнакомыми людьми. И большинство здесь, в этом мире, в моей Сибири — такие.
Пиво казаку понравилось. Уж он его и на просвет проверил, и понюхал, и на пену подул. Похоже, скользкая тема разговора его ни сколько не смущала.
— Дык ить всячески воруют, Герман Густавович, — не знаю объем рта у этого человеко-бегемота, но хлебнуть им медка я бы не отказался. Этап дегустации у Степаныча был успешно пройден, и кружка в полуштоф пустела в один глоток. — В губернии-то чай ученые люди собрались. То так придумают, то этак…
Позвал Артемку. Приказал тащить жбан побольше. Сотник на глазах совмещал несовместимое — время и пространство. Литры отличного напитка исчезали мгновенно. Но лишь та теория становится законом, что подтверждается многочисленными опытами. А у меня в кувшине уже дно просматривалось.
— Хотелось бы примеры.
Допил первую кружку и нагло вылил себе остатки. Казачок уже с добавкой бежит — вон по ступеням каблуками подкованными грохочет.
— Дык эта… господин губернатор. Оно мож и мне бы хотелось. Этих-то… примеров. Толька не ловили еще, штоб всем способ открылся.
Понятно. Считается, что чиновник должен воровать. Может быть, кто-то и крадет. Но чаще всего этого и не требуется — сами мзду несут. Как же вора не подмазать — он ведь и бумагу в руки не возьмет, побрезгует…
