Александр Плотников - Коридор

— Так, все в машину, — на ходу произнес доктор Хубер, — господин лейтенант приносит нам свои извинения, а особенно вам, Карл.

Выполнение команды не заставило себя долго ждать. Все быстро рассаживались на свои места в автобусе.

— А я бы поступил по-другому, — подал свой голос водитель, когда они отъехали от пропускного пункта.

— Вы это о чем? — недоуменно спросил доктор Хубер.

— Он же ниже вас по званию, да и не только вас, — водитель с нескрываемым презрением посмотрел на Карла в зеркальце заднего вида. — Что эти ищейки себе позволяют? Видели их рожи? У меня жопа и то меньше… Вот засунули бы их под Сталинград в сорок втором, как меня. Посмотрел бы тогда, как они там запели, — смерив Карла еще одним взглядом, водитель раздраженно сплюнул в окно.

Впрочем его нисколько не задевала болтовня шофера. Этот инцидент здорово выбил Карла из колеи, и если бы не доктор, непонятно вообще, чем бы все это для него закончилось. В одном водитель был несомненно прав: он совершенно не справлялся со своей «ролью» офицера. Да и откуда ему было что-то об этом знать?

Сейчас же в голове растревоженным ульем кружила уйма вопросов, не давая даже на секунду подумать о чем-то другом. — «Во-первых, то, что он меня узнал — это однозначно. Но что такого мог натворить Карл, чтобы им заинтересовалось Гестапо? Дорогу не там перешел или „Капитал“ прочитал забавы ради? Хотя. Тот полицейский что-то упоминал про какого-то еврея? Но это вообще абсурд!!! Из его личного дела, а особенно из этого идиотского доклада, слону понятно, что Карл не мог „запятнать“ себя общением с евреем, тем более его покрывать».

— В любом случае это ничего не значит, — о чем-то занимательно спорил с водителем доктор Хубер, — главное — это не победа, а участие.

— Доктор, вы меня, конечно, извините, но это философия слабаков. Вон спросите кого угодно, что для него важнее: ваши олимпийские законы или собственное лидерство…

Неожиданно выбежавшая на дорогу собака прервала их оживленный разговор. Машину повело в сторону, и только умение водителя спасло тварь от неминуемой гибели. Та, в свою очередь, отделалась лишь несколькими бранными словами в свой адрес да проклятьем — до конца жизни бросаться на колеса всех проезжающих мимо машин.

Еще через пару секунд автобус уже въезжал во двор госпиталя, в котором было на удивление людно. Возле крыльца стоял крытый грузовик, доставивший новое пополнение.

— Все, конечная, — громко прокричал водитель, глуша двигатель машины.

Пассажиры, потянувшись к выходу, стали освобождать салон автобуса. Заметив, как доктор Хубер отошел в сторону, разминая ноги, Карл не удержался, чтобы тут же не подойти к нему. Вопрос о разгадке их быстрого избавления волновал ничуть не меньше, чем сама связь Карла с этим инцидентом.

— Доктор, что вы ему там наговорили, что нас так быстро отпустили?

— Вы имеете в виду это происшествие на дороге? — доктор Хубер самодовольно заулыбался.

— Да, да, именно его.

— К сожалению, я обещал, что это не будет разглашаться.

— Ну, хватит вам, вы еще про клятву Гиппократа вспомните.

— Кому что и надо вспомнить, так это вам, — доктор сощурил глаза, выжидательно всматриваясь в лицо Карла. Сейчас он, наверное, возомнил себя этаким Эркюлем Пуаро, но получалось у него это довольно скверно. Ведь всю его сущность так и распирало от желания поведать о своем блестящем «подвиге». Надо было только найти правильный ключ.

— Этих охламонов я видел, в отличие от вас, впервые. Так что при всем желании я ничего о них сказать не могу. За исключением того, что они мне так же не понравились, как и вам.

— А та рыжая красотка, она ведь красотка? — доктор шутливо пнул Карла локтем в бок. — Хильда о ней знает?

— Доктор, прекратите, — поведение этого шутника начинало выводить его из себя.

— Ну, хорошо, хорошо, только дайте мне честное слово, что вы никому.

— Ни, ни, — за доктора закончил Карл.

Смерив его еще одним взглядом, доктор Хубер стал неторопливо рассказывать свою историю.

— После той бомбежки, ну вы меня понимаете, — доктор многозначительно посмотрел на Карла, — вечером привезли этого бедолагу, у него было ножевое ранение.

— А как вы это определили?

— По ножу, торчащему из его брюха, — отвечая на вопрос Карла, доктор Хубер посмотрел на него, как на недоразвитого, — он был обычным, кухонным, без кровостока, поэтому они в интересах пострадавшего решили не вынимать его, что было весьма кстати, так как если бы они…

— Хорошо, хорошо. Это все очень интересно, а что было дальше? — перебил его Карл, не дав рассказать именно то, о чем доктору говорить было более интересно.

— Если вы меня и дальше будете перебивать на каждом слове, то больше ничего не услышите.

— Все, все, я молчу.

— Так вот, — после небольшой паузы продолжил он, — его прооперировали, рана оказалась несерьезной. Органы задеты не были. — Доктор сделал еще одну небольшую паузу, уводя Карла в дальний, более безлюдный угол госпитального двора. — Самое занимательное в этой истории то, что этот лейтенант вместе с пострадавшим долго уговаривали доктора Коха списать все на осколочное ранение после авианалета. Герр Кох, естественно, был категорически против, но потом все-таки пожалел их. Ведь в случае разбирательства виновных могли сослать на Восток. К тому же они заверили нас, что больше никто не пострадал, и все произошедшее было чистой воды пьяной выходкой.

— А что они сами говорили по поводу того, кто это сделал?

— Я уже толком не помню. Ведь мне все известно со слов господина Коха, это с ним говорил тот лейтенант. То ли они выпившие были, то ли по неосторожности. Тем не менее, и слепому понятно, что вся история — чистый вымысел. Они там где-то набедокурили, а с помощью нас пытались сделать так, чтобы об этом не узнало их начальство.

— И вы, зная это, все равно согласились? Зачем вам чужая ответственность?

— Ну не так уж тут и много ответственности. Через госпиталь ежедневно проходит очень много людей с разными ранениями, поэтому разбираться иногда просто некогда. А в тот день и подавно. Вы сами помните, сколько тогда раненых было, особенно с батареи. Так что мы, если можно так сказать, слегка прикрыли глаза на произошедшее. Единственное наше условие заключалось в том, чтобы они держали язык за зубами. — Доктор Хубер сделал еще одну многозначительную паузу. — Конечно же, это отговорка для дилетантов. Любой уважающий себя хирург легко отличит ножевое ранение от осколочного. При чем если осколка там и в помине нет. — Говоря эти слова, доктор преобразился, изображая из себя бывалого хирурга, а Карл моментально вспомнил его истинную специальность и еле сдержался, чтобы не улыбнуться. — Но если никто не будет трепать языком, то все должно пройти гладко.

— А про меня он что-нибудь спрашивал?

— Конечно. И я ему все честно рассказал.

— В смысле? Вы это о чем?

— Ну, как же, я ведь тоже видел ваше личное дело. Вот я и рассказал про Восточный фронт, про сбитые вами самолеты врага. И про Железный Крест, который вы получили недавно за сбитый американский Веллингтон.

— Веллингтон — это английский самолет и я получил не…

— Какая разница, это неважно.

Обернувшись, Карл увидел, как к ним быстро приближается фрау Майлендер.

— Доктор Хубер, доктор Кох ожидает вас у себя в кабинете. Это касается и вас, — обратилась она к попытавшемуся улизнуть Карлу.

Уже в фойе он хотел повернуть в сторону лестницы, для того чтобы подняться в свою палату.

— Вы куда? — остановила его фрау Майлендер.

— Я хотел бы для начала переодеться.

— Думаю, что вам это не понадобится.

Карл посмотрел на доктора Хубера, но по его реакции быстро понял, что тот тоже не в курсе. Поэтому, покорившись судьбе, поплелся следом за сестрой-хозяйкой, надеясь, что там их не поджидают сотрудники Гестапо, появление которых в свете последних событий выглядело довольно реально. Когда же вся группа переступила порог кабинета, то никого, кроме его обладателя, там не застала, из-за чего напряжение, созданное деловым тоном фрау Майлендер, стало медленно улетучиваться.

Уделив незначительное время докладу о проделанной работе, доктор Хубер при первой же возможности переключился на изложение той «занимательной истории», что произошла с ними в пути. Красочно и подробно смакуя подробности, он специально не договаривал того, что считалось «тайной», уходя все дальше от темы рабочего доклада. Наконец, когда рассказчик в очередной раз принялся обрисовывать свою особую роль в этой истории, доктор Кох не выдержал и напрямик потребовал отчет о проделанной за день работе. Об этом доктору Хуберу говорить хотелось значительно меньше, но деваться было некуда, и с заметно потускневшим интересом он вновь возвратился к своим прямым обязанностям.