Дмитрий Дашко - Гвардеец
— Проходите, господа. Хозяин освободился.
Мы шагнули внутрь. Переливисто зазвенели колокольчики, подвешенные над дверью. Из-за плотной драповой портьеры появился невысокий плешивый человечек с подсвечником в руках. При виде его сразу вспомнился герой «Буратино» — Джузеппе Сизый Нос.
— Чем могу служить господа? — его речь текла плавно, будто ручей.
Итальянцев принято считать темпераментными, суетящимися, постоянно размахивающими руками. Отчасти так оно и есть, однако процент флегматиков среди жителей Аппенинского полуострова ничуть не меньше, чем скажем в средней полосе России. Пандульфи, очевидно, отличался изрядным спокойствием и хладнокровием. Сомневаюсь, что на него так подействовал наш холодный климат.
— Здравствуйте, сударь. Мы ищем господина Пандульфи, — пояснил Карл.
— Пандульфи — это я. Считайте, что я полностью к вашим услугам, — опустил подбородок плешивый. — Какой повод заставил вас искать в этот промозглый вечер моего общества?
— Может, поговорим об этом в другом месте? — предложил я.
— Понятно, — Пандульфи бросил тоскливый взгляд на наши простые камзолы, догадался, что клиенты из нас не ахти, вздохнул и предложил пройти за ним.
Кабинет у ростовщика был маленьким и тесным. Половину помещения занимало массивное бюро из мореного дуба со столешницей покрытой бархатным сукном, с несколькими рядами выдвижных ящичков с позолоченными ручками. Стены обклеены строгими обоями, потолок обшит деревянными панелями. По бокам бюро скрипучие неудобные кресла, очевидно, чтобы клиент, пришедший сюда отнюдь не по радостному поводу, ощущал еще больший дискомфорт и был более сговорчив. Психология, дери ее за ногу.
Итальянец указал рукой:
— Садитесь.
Мы упали в кресла. После долгой прогулки под открытым небом, ноги не держали. Так, надо настроиться на нужный лад, показать Пандульфи, что и мы не лыком шиты.
Итальянец закрыл дверь ключом, положил его в кармашек камзола:
— Чтобы не мешали! Вы ведь хотите поговорить с глазу на глаз?
— Безусловно, — подтвердил я.
Пандульфи разместился на противоположном конце бюро, устроив тощую пятую точку на стуле с высокой резной спинкой.
— Могу я узнать ваши имена?
Понятно, что можете. В противном случае разговора не будет, не так ли синьор Пандульфи.
Я откашлялся и сообщил:
— Я Дитрих фон Гофен, а это мой кузен Карл фон Браун.
— Рад видеть перед собой молодых аристократов. Мое имя вам известно. Вы, вероятно, прибыли из Пруссии? — наугад предположил итальянец.
— Нет, из Курляндии.
— Думаю, вам здесь понравится. Россия — фантастическая страна. Столько возможностей для умного и ловкого человека. Вы приехали сюда, чтобы удовлетворить тягу к путешествием, или думаете обосноваться?
— Мы поступаем на службу.
— Позвольте, догадаюсь, — Пандульфи прищурился. — Наверняка вас привлек блеск российской гвардии. Это очень почетно. Многие иностранные дворяне прибывают в Петербург, чтобы найти место в рядах одного из четырех гвардейских полков. Я прав?
— Да. Нас зачисляют в штат лейб-гвардии Измайловского полка.
— О, у вас, конечно, есть офицерский патент, — с придыханием спросил итальянец.
— Увы, — вздохнул я. — Мы начнем службу с рядовых должностей.
— Похвально, молодой человек. Вы рождены для военной службы. У вас сложение как у Аполлона.
Я чуть не поперхнулся. Итальянец вроде производил впечатление нормально ориентированного, а тут — ни с того ни с чего расточает комплименты в адрес моей фигуры. Глядишь, еще и свидание назначить. Ладно, шутки в сторону. Я ведь не силен в обычаях.
— Но у нас возникли небольшие трудности…
— Небольшие? — недоверчиво протянул Пандульфи.
Да как сказать: жрать нечего и спать негде. Пустяки, одним словом.
— Разумеется, небольшие, — с улыбкой сказал я.
— Ай-яй-яй, — грустно покачал головой ростовщик. — Печально слышать, что подающие большие надежды молодые люди терпят неудобство. Нехорошо.
— Конечно, нехорошо, — с легкостью согласился я. — Так что мы очень на вас рассчитываем, синьор Пандульфи.
— О, вы назвали меня синьором, я очень растроган, — смахнул невидимую слезу с умилившихся глаз, ростовщик. — Сразу вспомнилась родина, милая сердцу Италия, ее горы, поля, луга.
«Макароны, пицца и кьянти», — подумал я.
Хотя не факт, что кьянти уже изобрели.
— Ну, так вы нам поможете?
— Чем именно, я могу оказаться полезен? — в голове ростовщика крутанулась ручка кассового аппарата.
— Не могли бы ссудить нам незначительную сумму, так, на мелкие расходы…
— Смотря что понимать под мелкими расходами. В ваши годы у меня были расходы только на одно — девушки, девушки, девушки… — мечтательно закатил глаза Пандульфи.
Хм, а по виду не скажешь. Сморчок сморчком, а есть что вспомнить о геройской молодости.
Нет, для нас первым делом идут даже не самолеты — ночлег, еда и все такое. Девушки, действительно, потом. Хотя насчет Карла твердой уверенности нет. Есть в нем что-то от дамского угодника.
— Видите ли, мы действительно поступаем на службу в гвардию. Через несколько дней все бумаги будут оформлены, потом получим жалованье, однако до этого срока нам понадобятся деньги.
— Безусловно, безусловно, — кивал ростовщик, как китайский болванчик. — Только не обижайтесь, милостивые господа, я не могу вот так взять и отдать деньги, — итальянец не произнес фразу «первому встречному», но нам сразу стало ясно, что он имеет в виду.
Понятно, одной распиской не отделаться.
Я отстегнул от пояса шпагу и положил на стол.
— Сколько дадите?
— Позвольте, — ростовщик взял шпагу, покрутил в руках, внимательно изучил лезвие, эфес, рукоятку.
— Семейная реликвия, — на всякий случай пояснил я.
— Не спорю, — Пандульфи кивнул. — Что же я всегда рад выручить из затруднительной ситуации. Надеюсь, пяти рублей под сорок процентов годовых будет достаточно.
Я вспомнил напутствие сержанта и решительно произнес:
— Дайте десять рублей, и мы сойдемся на двадцати процентах.
— Боюсь, вы ошиблись адресом, — поджал губы Пандульфи. — Я — не Монетная контора, чтобы давать вам восьмипроцентные ссуды на три четверти стоимости заклада, а вы — не из придворного окружения императрицы.
— Восемь рублей и тридцать процентов, — предложил я.
— Вы торгуетесь как на базаре, — вздохнул Пандульфи.
— Только не говорите, что мы вас разоряем, — предупредил я.
— А что же вы делаете? — вроде искренне удивился ростовщик. — Исключительно из уважения к вашим титулам… кстати, какие у вас титулы?
— Мы бароны, — подбоченившись пояснил Карл, дотоле не вмешивавшийся в разговор.
Пандульфи взгрустнул.
Как выяснилось, в России баронский титул высоко не ставился, ибо почти все прибывшие в страну иностранцы (особенно немцы) оказывались носителями этого дворянского звания. Позднее, баронами за деньги будут становиться ростовщики и финансисты. Так что если кто-то из ваших знакомых хвастается дворянскими корнями, возможно, его предки просто выложили когда-то кругленькую сумму.
— Из уважения к вам, бароны фон Гофен и фон Браун, — продолжил Пандульфи, — я пойду на уступки: семь рублей и тридцать процентов. Это мое последнее предложение.
— Идет, — согласился я, понимая, что лучших условий от него не добьешься.
Получив деньги и оставив в заклад шпагу, мы побыстрее выскочили наружу.
— Поищем постоялый двор подешевле, — сказал я.
Теперь, когда карманы оттягивала приличная сумма денег, на душе стало гораздо теплей. Будущее вновь показалось радужным и веселым.
Не успели мы дойти до конца улицы, как из подворотни ближайшего дома высыпала ватага человек в шесть — рослых, наглых, с дубинками и кистенями в руках. Они быстро нас окружили, преградив дорогу.
— Позвольте пройти, — подался вперед Карл.
Но я, чуя неладное, остановил его.
— Господа, будьте так добры, отсыпьте от щедрот ваших сирым и убогим, — склонился до пояса один из ватажников.
Понятно, что на сирого и убогого он походил так же, как я на балерину.
По небу плыли рыхлые, бесформенные облака. Выглянула луна, залив улицу серебристым светом. А как хорошо начиналось…
Мужчина выпрямился и, сняв с головы шапку, протянул ее к нам.
— Денежки сюда кладите. При нас они целее будут.
Ватажники поддержали его заливистым хохотом. Карл помрачнел, схватился рукой за рукоять шпаги, но пока не спешил ее обнажать.
— С чего вы решили, что у нас есть деньги? — произнес я, пытаясь протянуть время.
Вдруг на улице появятся случайные прохожие, полиция или солдатский наряд. Однако надежды оказались тщетными. Город словно вымер, никого, кроме тощего облезлого кота, рывшегося в мусорной куче в поисках съестных отбросов.
