Сергей Антонов - Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные

— Товарищ Томский, открывай глаза! Хватит жмуриться!

— Тарас, это ты?

— Я, конечно. А ты-то Томский?

— Сомневаюсь…

— Молодцом! Лютц, да развинти ты эти чертовы обручи! Это в твоем Освенциме торопиться было некуда, а тут…

Томский улыбнулся мрачной шутке зоолога и, тяжело ступая, сошел с платформы. Он не чувствовал ничего, кроме усталости. Опыт, судя по всему, удался. Так почему же у всех такие растерянные лица? И куда подевался прапор? Уж он-то мог бы дождаться возвращения друга из путешествия по загробному миру!

— Мужики… А что случилось?

— Землетрясение, Толян, — сообщил Вездеход.

Глава 25

ПРУЖИННЫЙ АРБАЛЕТ КУНИЦЫНА

Прапор, которого отправили на разведку, появился уже через минуту и с очень мрачным выражением лица кивнул Томскому:

— Уже очухался? Это хорошо. Дел у нас по горло. Тут, братки, такая байда… Никакое это не землетрясение. Взрыв. Дверь намертво завалило и, думаю, туннель за ней — тоже.

— Über mein Gott! — воскликнул Отто. — Нам отсъюда не выбраться!

— Заткнись, Лютц и без тебя тошно! — прошипел прапор. — Я так мыслю, Толян: подорвал нас тот сучонок, который всю дорогу по пятам шел. Теперь ему точно от меня не уйти!

— Опомнитесь, Аршинов! — Куницын нервно теребил пальцами бороду. — Кому не уйти? Мы в ловушке! Из Академлага только один выход, и если он завален…

— Эх, дядя! — Аршинов покровительственно похлопал Исая Александровича по плечу. — Пистолеты и ножи ты хорошие делаешь, а в остальном — сущее дитя. В общем, слушай мою команду: десять минут на сборы. Брать только самое необходимое. Мы уходим. Толян, Вездеход, потопали со мной. Выломаем одну решетку. Что вылупились? Зуб даю, что через полчаса максимум будем на станции, где я зеркало расстрелял.

Томский покачал головой. Действительно, командовать парадом следует прапорщику. Сам он, видать, еще не пришел в себя поле лечения, если забыл о секретных ходах Невидимых Наблюдателей.

С решеткой удалось справиться лишь с помощью лома, который откуда-то приволок услужливый Лютц. Аршинов так торопил всех, что способность обдумать происходящее появилась у Толика, только когда он оказался в узком коридоре по ту сторону решеток. Ход явно предназначался для каких-то технических нужд: по потолку и левой стене шли ряды тонких труб, а в полу, через каждые десять метров были проделаны квадратные, забранные решетками отверстия. Справа не было ничего, кроме уже знакомых круглых решеток. Толик шел вслед за прапором. Когда попытался поделиться с ним своими соображениями насчет назначения хода, услышал в ответ злобное шипение:

— Тихо, Томский! Сейчас главное — до нашего подрывника добраться. Всю лирику на потом оставим.

О том, что группа вышла к станции, стало ясно по не закрытому решеткой отверстию. Аршинов выбрался из межстенного прохода первым. Не дожидаясь остальных, перебежал через пути и направился к выходу в памятный коридор.

Теперь и Томский чувствовал, что заразился желанием преследования. Он неприязненно смотрел на троицу академлаговцев, которые мешкали и тормозили движение. Когда эта компания попыталась выразить бурную радость по поводу выхода на свободу, пришлось даже пригрозить содержанием под домашним арестом в Академлаге.

Через десять минут прапор остановился. На лице его играла торжествующая улыбка.

— Все, Толян! Теперь будь начеку. Гляди-ка, наш парень даже костерок разложил. Не ожидает, морда протокольная, атаки с тыла!

Атаки, впрочем, не получилось: у завала, ведущего к Академлагу, их встретил только костер. Походив возле него кругами, Лёха и Толик переглянулись.

— Мы, случаем, не слишком быстро шли? — раздосадовано буркнул прапор. — Может, он позади остался?

Толя пожал плечами:

— Кто ж его знает? У костра надо посмотреть. Может, следы какие остались…

Но смотреть следовало не на костер. Когда Толя понял это, было слишком поздно. За спиной, в заваленном бетонными обломками коридоре, послышался шорох, и тут же громыхнула автоматная очередь. Стайка пуль врезалась в потолок. Осыпавшаяся пыль запорошила Томскому глаза. Ослепленный, он все же обернулся и нажал на курок, хотя заранее знал, что только зря потратит патроны. Не успело затихнуть эхо выстрелов, как из темноты раздался властный голос:

— Оружие на пол! Считаю до трех. Р-р-раз… Два!

Томский бросил автомат первым. Рыпаться в их положении глупо. Определить местоположение стрелка было сложно, к тому же его защищали бетонные глыбы. Раздался стук падающих автоматов. Товарищи последовали его примеру.

— Отлично, братцы! Теперь все — десять шагов вперед!

Знакомый голос. Хрипловатый тембр. Желтый? Очень может быть. В голосе существа из видений тоже прорезывались такие вот истерические нотки.

«Неужели, Толян, ты, наконец, добрался до точки пересечения иллюзий и реальности?»

Приходилось это признать. Желтый обрел плоть. Он больше не пугал замогильными картинками, а палил из «калаша».

— Дальше так…

Фразу прервал взрыв кашля. Толик насторожился. Не слишком ли реальным сделался Желтый? Если призрак кашляет, то…

— Дальше так, — справившись с приступом, продолжил стрелок. — Все, кроме Томского, — морды в пол и грабли за голову. Одно неправильное движение — стреляю!

Послышались шаги. Стрелок обошел лежащих на полу людей, остановился у костра и обернулся.

— Сколько же у тебя жизней, дорогой анархист?

И тут мозаика, наконец, сложилась!

— То же самое я хотел спросить у тебя, — процедил Томский.

— О-о-о, никак, ты меня узнал?

— Разве я мог забыть твой светлый образ, Чеслав? — Толик старался не выглядеть удивленным. — Хотя не могу сказать, что рад тебя видеть…

«„Думаю, тебе будет интересна судьба ЧЕСЛАВА КОРБУТА?“», — вот что хотел тогда, в темном туннеле, сказать Яков Берзин!» — отчаянно билось в голове.

— Отчего так? А я вот, представь, рад! — кошмарно оскалился старый враг. — Да что там «рад», просто счастлив оттого, что могу разделаться с тобой собственными руками! Очень медленно, как я люблю.

Корбут вновь закашлялся. Поднес ко рту обрывок тряпки. Вытер губы. На ткани появились красные пятна. Кровь. Дырка в легком, которую Чеслав получил во время их последней встречи, явно давала о себе знать. Да и вообще, комендант Берилага сильно изменился: осунулся, постарел и расстался со своим длинными волосами. Наголо бритая голова не добавила ему привлекательности. И без того бледное лицо казалось мраморным на фоне ядовито-желтого костюма химзащиты. Прежними остались только глаза. Они гипнотизировали, сверкали фанатизмом.

— Ты ведь не добил меня, мой благородный и глупый враг, или просто решил остаться чистеньким. А может, и впрямь не подозревал, что в теле коменданта Берилага, которое выдал представителям Красной Линии, еще теплится жизнь… Как бы там ни было, спешу тебя обрадовать: товарищ Москвин пожалел для меня пули. Верного сына партии Чеслава Корбута, не щадившего ни сил, ни здоровья в борьбе с ее врагами, просто выбросили на поверхность! На съедение мутантам!! Так вот, ОНИ МНОЮ ПОДАВИЛИСЬ!!!

Томский оценил расстояние до коридора, в котором можно было бы спрятаться. Метров пятьдесят открытого пространства. Он не успеет сделать и пары шагов. А если предположить, что добежать до спасительного поворота все же удастся, то шансы этим не уравняешь. Корбут расстреляет остальных, а потом все равно доберется до своего главного врага. Тухлое дело.

Слегка успокоившийся к тому времени Чеслав вытер окровавленные губы, перехватил взгляд Томского и покачал головой:

— Не надо. Ты свое отбегал.

— А ты нет? Судя по всему, подыхаешь.

— Из вежливости пропущу тебя вперед. Как жаль! Мне так хотелось свести тебя с ума! — мечтательно проворковал Корбут. — Я жаждал растянуть удовольствие, старался продлить охоту. Ты очень скользкий тип, Томский, но теперь тебе не ускользнуть.

Чеслав подошел к Толе вплотную, резко повернул автомат. От удара прикладом в живот Томский согнулся пополам. Сквозь звон в ушах он услышал выстрелы.

— Лежать, гном! Рылом вниз! — рявкнул Корбут. — Еще раз дернешься, и ты покойник!

Ничего не скажешь, лихо. Реакция у Чеслава была отменной: обрабатывая одного, он ни на секунду не выпускал из поля зрения остальных. Вездеход, наверное, попытался пустить в ход свою трубку, но недооценил противника. Номер не прошел.

Корбут сделал шаг назад. Как выяснилось через секунду — для того, чтобы половчее ударить ногой. Мысок ботинка врезался Томскому в подбородок. Толя упал на спину. За болью последовала вспышка ослепительного света.

Когда зрение вернулось, он увидел над собой ребристый потолок с остатками креплений для люминесцентных ламп, колонны, облицованные белым мрамором. Станция имени Че Гевары. Как он здесь очутился?