Стивен Кинг - 11.22.63

«Это же именно тот случай, если вообще, хоть какой-то мог произойти», — прошептала Сэйди в моей голове. Она будет жить там, пока я вновь не увижу ее живой во плоти. Я поклялся, что так и будет, вопреки всему.

— Я думал, что ночь буду находиться в отеле, но отели были переполнены. Тогда я подумал о Мерседес-стрит. Ключ от № 2706, где я когда-то жил, я возвратил, но у меня сохранился ключ от дома напротив, № 2703, где жил Ли. Он мне его когда-то дал, чтобы я мог поливать его цветы.

Гости:

— У него были цветы?

Но я не отводил взгляда от Вилла Фрица.

— Сэйди встревожилась, увидев, что я исчез из «Эдемских садов». Дик тоже. Тогда он позвонил по телефону в полицию. И не раз, а несколько раз звонил по телефону. Каждый раз коп, который принимал звонок, говорил ему, чтобы тот перестал гнать пургу, и вешал трубку. Я не знаю, фиксируют ли у вас такие звонки, но Дик вам это подтвердит, а у него нет причин для вранья.

Теперь настала очередь Фрицу покраснеть.

— Если бы вы знали, сколько мы получили угроз убийства…

— Не сомневаюсь. И от скольких людей. Только не говорите мне, что, если бы мы позвонили в полицию, Сэйди была бы жива. Не говорите мне больше такого, хорошо?

Он ничего не произнес.

— Как она нашла вас? — спросил Гости.

Это было то, о чем мне не надо было врать, и я не стал. Впрочем, дальше они расспрашивали о нашей поездке с Мерседес-стрит в Форт-Уорте к Книгохранилищу в Далласе. Эта часть моей истории была больше всего нашпигована рисками. Меня не волновал студебеккерский ковбой; Сэйди его порезала, но уже после того, как он вырвал у нее сумочку. Его машина уже была при смерти, и у меня было чувство, что он едва ли заявлял о ее похищении. Конечно, мы украли другую, но, учитывая исключительность нашего дела, полиция наверняка не будет выдвигать относительно этого обвинения. Пресса их распнет, если они отважатся. Что меня беспокоило на самом деле, так это красный «Шевроле», тот, который с хвостовыми крыльями, как женские брови. Багажник с парою чемоданов в нем обосновать не трудно; у нас было немало не приличных уик-эндов в «Кендлвудских Бунгало». Но если они заглянут в тетради Эла… о таком мне даже думать не хотелось.

В дверь коротко постучали, и в комнату просунул голову один из тех копов, которые везли меня в полицейский участок. За рулем крузера, и когда они с напарником просматривали мои личные вещи, он был с каменным лицом, опасный, форменный коп из какого-то криминального фильма. Теперь он был не уверенный в себе, с выпяченными от возбуждения глазами, и я увидел, что ему не больше двадцати трех, что он еще воюет со следами подросткового акне у себя на лице. За ним я заметил кучку людей — кое-кто в униформе, некоторые в гражданском, — которые вытянули шеи, чтобы увидеть меня. Фриц и Гости обернулись к непрошеному визитеру раздраженно.

— Сэры, я извиняюсь, что перерываю вас, но мистеру Эмберсону звонят по телефону.

Кровь прилила к лицу Гости с новой силой.

— Сынок, мы здесь проводим допрос. Мне безразлично, хоть бы ему там сам президент Соединенных Штатов звонил.

Коп проглотил комок в горле. Его адамово яблоко дернулось вверх и вниз, словно обезьянка на жердочке.

— Но…сэры… ему и звонит президент Соединенных Штатов.

В результате оказалось, что им это не безразлично.

Они повели меня по коридору в кабинет шефа Карри. Фриц поддерживал меня под одну руку, Гости под другую. Со своими семьюдесятью или восьмьюдесятью фунтами веса, разделенными между ними, я почти не хромал. Там толпились репортеры с телекамерами и мощным освещением, от которого температура, наверное, поднялась до ста градусов. Этим людям — на одну ступеньку выше, чем папарацци — не место было в полицейском участке сразу после покушения на убийство, но меня это не удивило. В другом временном потоке они так же толпились здесь после ареста Освальда, и никто их не вытурил. Насколько мне было известно, никому это даже в голову не пришло.

Гости и Фриц с каменными лицами пробивали нам дорогу через толпу. На них и на меня сыпались вопросы. Гости закричал:

— Мистер Эмберсон сделает свое заявление после того, как будет полностью опрошен органами дознания!

— Когда? — спросил кто-то.

— Завтра, послезавтра, возможно, на следующей неделе!

Послышались стоны. Гости удовлетворенно улыбнулся.

— Может, на следующий месяц. А сейчас его ожидает на линии президент Кеннеди, поэтому вы, все, прочь, расступитесь!

Они расступились, стрекоча, как сороки.

Единым освежающим устройством в кабинете Карри был вентилятор, который стоял на книжном шкафу, но любое движение воздуха ощущалось благословенным после комнаты для допросов и медийной микроволновки в коридоре. На столе лежала большая черная телефонная трубка. Рядом с ней папка с прилепленной к обложке этикеткой с печатной надписью ЛИ Х. ОСВАЛЬД. Папка была тоненькой.

Я взял трубку.

— Алло?

Гнусавый новоанглийский голос, который зазвучал в телефоне, заставил мурашкам побежать по моей спине. Говорил мужчина, который сейчас лежал бы на прозекторском столе в морге, если бы не Сэйди и я.

— Мистер Эмберсон? Джек Кеннеди говорит. Я…… эээ…понимаю, что моя жена, и я обязаны вам…эээ…нашими жизнями. Я также понимаю, что вы потеряли дорогого вам человека. «Дорогого» у него прозвучало как «доово», именно так, как я слышал это с детства там, где я рос.

— Ее имя Сэйди Данхилл, мистер президент. Освальд ее застрелил.

— Мне очень жаль…эээ… из-за вашей потери, мистер Эмберсон. Могу я… обращаться к вам… эээ… Джордж?

— Как вам будет угодно. — Думая при этом: «Этого разговора нет. Это сон».

— Страна выразит ей бесконечную признательность…и выразит вам огромное соболезнование, я уверен. Разрешите мне… эээ… быть первым, кто их выразит.

— Благодарю вас, мистер президент. — Мое горло сжалось, я говорил лишь чуточку громче, чем шепотом. Я видел ее глаза, такие яркие, когда она лежала, умирая у меня на руках. «Джейк, как мы танцевали». Волнуют ли президентов такие вещи? Знают ли они вообще об их существовании? Наверное, самые лучшие из них да. Наверное, именно поэтому они и служат нам.

— Также…эээ… еще есть кое-кто, кто хочет вас поблагодарить, Джордж. Моя жена сейчас не рядом, но она… эээ… планирует позвонить вам вечером.

— Мистер президент, я не уверен, где буду находиться сегодня вечером.

— Она вас найдет. Она очень…эээ…настойчивая, когда желает выразить кому-то свою признательность. А теперь скажите мне, Джордж, как там вы?

Я сказал ему, что со мной все хорошо, что было не так. Он пообещал очень скоро увидеться со мной в Белом Доме, и я его поблагодарил, хотя не думал, что мой визит в Белый Дом на самом деле состоится. В течение всего этого похожего на сновидение разговора, пока вентилятор обдувал мое вспотевшее лицо, а за матовым стеклом верхней панели двери шефа Карри сиял сверхъестественный свет телевизионщиков, три слова бились в моей голове: «Я в безопасности. Я в безопасности. Я в безопасности».

Президент Соединенных Штатов позвонил по телефону из Остина, чтобы поблагодарить меня за то, что я спас ему жизнь, и теперь я находился в безопасности. Я мог делать то, что должен был сделать.

Через пять минут после завершения моего сюрреалистичного разговора с Джоном Фицджеральдом Кеннеди Гости и Фриц протолкнулись со мной к задним ступенькам, которые привели нас в тот гараж, где Освальда должен был застрелить Джек Руби. Тогда там было полно людей, которые ждали, когда убийцу президента будут отправлять в окружную тюрьму. Теперь здесь было так пусто, что наши шаги отзывались эхом. Мои надсмотрщики отвезли меня в отель «Адольфус», и я нисколько не удивился, оказавшись в том же самом номере, который занимал, когда впервые прибыл в Даллас. Какой шум, такое и эхо, говорят мудрые люди, и хотя я никогда не мог выяснить, кто эти таинственные «мудрецы», они, тем не менее, правы, когда речь идет о путешествиях через время.

Фриц сказал, что копы в коридоре и внизу, в фойе, поставлены там только для моей безопасности, и чтобы держать на расстоянии прессу. («Угу-угу».) А потом пожал мне руку. Агент Гости также пожал мне руку, и в тот момент я почувствовал, как из его ладони в мою перешел сложенным листок бумаги.

— Отдыхайте пока что, — простился он. — Вы это заслужили.

Когда они ушли, я развернул бумажку. Это была страничка из его записной книжки. Он написал три предложения, вероятно, когда я говорил по телефону с Джеком Кеннеди.

«Ваш телефон прослушивается. Я приду к вам в 21:00. Сожгите это и смойте пепел».

Я сжег эту записку, как Сэйди сожгла мою, потом снял телефонную трубку и открутил крышку микрофона. Внутри к проводам был подключен голубой цилиндр, не больше батарейки типа АА. Я рассмеялся, увидев на нем японские надписи — мне вспомнился старый приятель Тихий Мич.