Золото. Назад в СССР 3 - Адам Хлебов
Ему нечем было крыть, в его глазах читалось смятение. Но ненавидел «совок», но вместе с тем ничего не мог противопоставить моим аргументам. Поэтому от ответил:
— Все равно, пусть они снимают за деньги, но их фильмы цепляют.
— Твоя проблема в том, что превознося американское и ненавидя все наше, советское, ты трусливо ненавидишь себя. Но не можешь себе в этом признаться. Ты часть страны пусть одна трехсот миллионная, но все равно часть. Ты считаешь, что они выше, всего лишь потому, что у них все «американское». Ты не желаешь сделать свое лучше, ты сдаешься.
— Бред. При чем тут я и то, что вокруг.
— Некоторые эмигранты будут выезжать со своими женщинами убеждая своих вторых половинок, что там все лучше. Потом, когда им там придется начинать с нуля, женщины будут заглядываться на западных мужиков, сравнивать и соглашаться, что там все лучше. Эмигрантских жен будут трахать чужие, а эмигранты будут подписывать про это книжечки. И виноваты в этом будут не женщины.
— Ну у меня девушки нет, точнее уже нет, поэтому такое мне не грозит.
— А представь будет, вы поженитесь, она родит тебе детей.
— Ну такое может быть.
— Знаешь, на Западе есть такое явление киднеппинг называется. Это когда детей ради выкупа или чего похуже похищают. У нас же дети в безопасности, их никто пальцем не тронет. Их спокойно отправляют к бабушкам, дедушкам на автобусах, поездах, самолетах. Никаких охранников в школе, металлодетекторов итд. Все дети поголовно играют на улицах допоздна, сами ездят в кружки, секции, библиотеки. И у них самое вкусное в мире мороженное. Вообще у нас безопасно. Отсутствие терактов, заказных убийств, слава правоохранительным органам банды которые беспредельничали после войны, переловили и пересажали.
— Все равно, сколько бы ты плюсов не приводил мне не нравится. Вообщем я понял, что дело не в отсутствии западных фильмов, джинсов, Дело в отсутствии выбора. Ты не сам выбираешь, что тебе хочется. За тебя решает кто-то другой.СССР это закрытое учреждение с жесткими порядками. За тебя решают: что ты ешь, что одеваешь, чем занимаешься. И так далее, вплоть до того, в какое время ложишься спать. Насчет мороженого. Дайте мне возможность самому выбрать, что мне хочется: пломбир, газировку или пиво. И еще: откуда вы знаете, что советский пломбир — самый вкусный в мире? Вы другие пробовали?
— Да Бог с тобой, Кто за тебя может выбирать, кто за тебя может решать, там на воле? Не смешите мои тапочки, как говорят в Одессе.
— В СССР? Да хотя бы продавщица из продуктового магазина. Которая стояла за прилавком и рявкала на «надоедливого» покупателя: «Жри, что дают!» После того, как он возмутился, что при покупке полкило сыра она ему отрезала обветренный кусок, да еще отрезков сыра насыпала, реальная ситуация в советской торговле с моим знакомым произошло. А сам он подходящий кусок выбрать не может, все товары находятся за прилавком, решает она. Да и выбрать другой магазин наш человек не может, везде одна советская торговля. Затем заходит этот советский человек в книжный магазин, а там к томику Пушкина ему дают «в нагрузку». Знаешь такой популярный советский термин том Брежнева «Ленинским курсом». Вот и платит он за книгу вдвое больше. Так кто за кого выбирает, кто за кого решает?
— Да что же за несчастная жизнь у вас у диссидентов. Все вам коммунисты и Советский Союз испортили. У меня тоже анекдот есть.
Идет диссидент по осеннему Ленинграду. Тут ветер срывает с его головы шляпу и бросает ее в лужу. Диссидент озлобленно поднимает он шляпу, стряхивает и жалуется в пространство:
— Бляха-муха! Коммуняки,совсем оборзели, творят что хотят!
Латкин вымученно улыбнулся.
— Если честно, вам удивляюсь. Один так любит фантастику, что готов фашистские статьи перепечатывать. Второй не мог дать отпор продавщице, орущей «Жри, что дают» и соглашался терпеть унижения и нес домой обветрившийся кусок сыра и обрезки. Ну, наверно, этому твоему знакомому не только Брежнева, но еще и томик Суслова или Молотова прикладывали к Пушкину. Не удивительно.
— Ну тебя послушать, у нас все отлично. Меня не устраивает многое, есть куча претензий чисто бытового плана. Коммуналки, многие города и села утопают неустроенности, грязи и мрачности, какой-то. Что предлагаешь делать?
— Я уже сказале тебе, что нужно не жаловаться, что все плохо, а стараться сделать лучше жизнь вокруг себя. Поверь мне, если ваш брат придет к власти, то это будет ужасная катастрофа и беда. Вы не умеете вести хозяйства, все рухнет. Будете валяться в ногах у американцев и выпрашивать бесплатную продовольственную помощь. Потому что начнется голод, как это было после Революции.
— Все равно ты меня не убедил.
— Я тебя не убеждал, я постарался объяснить и рассказать кое-что из того, что мне известно. Ты не вечно будешь сидеть в тюрьме рано или поздно выйдешь.
На этих словах Андрей напрягся. Они у меня вылетели естественно я не задумывался о его нынешнем положении беглеца. Он снова посмотрел на оружие.
Мы с ним не обсудили дальнейшее будущее и совместные действия, и видимо перспектива возвращаться в зону его совершенно не прельщала.
— Так дружище. Утро вечера мудренее поэтому давай закругляться с разговорами, я безумно устал и измотан. Так как ты пытался то ли оглушить, то ли убить меня — у нас с тобой два выхода.
Он смотрел на меня недоверчиво. Я продолжил.
— Первый вариант: мы спим вместе в одном помещении, но я буду вынужден связывать твои руки каждый раз. Второй вариант заключается в том, что ты берешь всю теплую одежду, идешь наружу и сидишь у костра пока я высплюсь, а потом мы меняемся, — я постарался разрядить обстановку, — видишь, тебе, как человеку, которому важно иметь выбор, даже здесь предлагается альтернатива.
Чувствовалось, что Латкину не нравился ни один из вариантов, но деваться ему было некуда.
— На улице я сидеть не хочу, ты мне все равно ружье не дашь, так?
— Ты как воду глядишь — конечно не дам.
— Тогда я выбираю вариант с веревкой.
— Вот и ладненько.
— Тока ты, это, вяжи так, чтобы у меня кровь не остановилась. А то оставишь меня еще без конечностей.
И отвел глаза.
Он сомневался, но
