Главная роль - Павел Смолин
— Слушаюсь, Ваше Высочество, — поклонился писарь. — Это вот, значит, купец первой гильдии, Евпатий Мухин, Михайла сын.
— Знаешь его? — спросил я.
— Имя слышал краем уха, — честно признался Кирил. — Документа у него нет, в лицо — не знаю.
— Понимаю, — кивнул я. — Перекреститесь-ка, братцы.
Мужики перекрестились. Да, двумя перстами. Старообрядцы этих времен — это диаспора со всеми причитающимися: помогают своим, стараются аккуратно отталкивать чужих. Не монолитны — разные движения старообрядческие есть, в том числе такие, которые Династию последовательно и люто ненавидят — за древний Раскол обижаются. Старообрядец Морозов, кроме того, проникся идеями социализма и дает денег Ленину сотоварищи. С этим мы разберемся по прибытии домой, а сейчас нужно разобраться с «текучкой».
— Староверы? — на всякий случай уточнил я.
Мужики напряглись и осторожно кивнули.
— Я православный люд на сорта не делю, — успокоил их я. — В одного Господа веруем. Рассказывай дальше, Кирил.
— Да, Ваше Высочество! — просветлевший писарь от избытка чувств поклонился снова. — Прибыли, значит, Евпатий Михалыч с двумя помощниками сюда за джутом.
Я поднял бровь, запросив тем самым справку.
— Растение такое, Ваше Высочество, — считал сигнал Кирил. — Волокно дает, ткань получается суровая, но крепкая.
— Дальше, — кивнул я.
— Приехали они, значит, с деньгами большими, — продолжил писарь. — На плантацию приехали, к англичанину. Он их чаем напоил, а потом молодчики его дубинами прямо в столовой бошки нашим проломили.
— Ничего себе, — для порядка удивился я.
Времена такие — лихие люди под каждой кочкой сидят, а «англичанин» — нихрена не синоним цивилизованного и высокогуманного человека. Это же колония — индус здесь не человек, и я даже думать не хочу о том, сколько человек в день по всей Индии пускают под нож чисто ради увеселения. Куш, видимо, был велик, раз на белого человека руку подняли. Стоп.
— А ты, получается, выжил? — обратился я к Евпатию.
— Божьей милостью, — перекрестился он. — Голова крепкая, Ваше Императорское Высочество, — обернувшись, показал лишенную волос, успевшую затянуться ссадину на затылке.
— Дальше, — кивнул я.
Евпатий продолжил сам:
— Очнулся, значит, в сарае каком-то. В клетку меня, аки тварь бездушную, — расстроенно шмыгнул носом. — Три дня и три ночи молился, воду хлебал гнилую. Англичанин приходил, палкой меня, купца Первой гильдии, тыкал да глумился. Я ему — «отпусти», а он мне «пока собакою гавкать не научишься, не пущу». Грех-то какой, — перекрестился. — Живого человека собакою нарекать!
Легко отделался на самом деле — помощникам меньше повезло.
— Сбежал? — спросил я.
— Как есть сбежал, Ваше Императорское Высочество. Господь… — опять перекрестился. — Молитвам внял, на четвертый день индуса прислал, сердобольного. Тот мне клетку открыл, дорогу указал, одёжу, — показал дерюгу. — Выделил. Век за него Господа молить буду, — перекрестился снова.
Документов и денег нет, из имущества — только дерюга, а русского посольства в Бомбее нет. Да его и в Индии толком нет — это же колония, нафига здесь дипкорпус держать? Вся власть — в Лондоне. Даже если бы наше консульство здесь существовало, даже если бы в него пустили мутного избитого чувака в дерюге, телеграмма из Калькутты до Питера идет минимум три дня. Это если телеграмма важная — например, наша с Никки весточка папе — и погода стоит хорошая. В грозу менее важная телеграмма может и месяц добираться. А еще в Империи нужно найти какие-то документы на этого купца, составить ответ, напрягаться и ждать, пока он месяц будет добираться до Индии. Евпатий за это время с голоду помрет.
— Полиция? — спросил я.
— В шею выгнали, — потупился Евпатий.
Такие вот времена.
— Брешешь — накажу, — на всякий случай пригрозил я.
— Смилуйтесь, Ваше Императорское Высочество! — крестясь, бухнулся на колени пострадавший на производстве купец первой гильдии. — Помазаннику врать все равно что Господу! Не могу такой грех на душу взять!
— Ага, — без энтузиазма покивал я. — Андреич, Евпатия вымыть, накормить, побрить и постричь так, как он сам укажет.
В таком виде его и брат родной не признает, чего уж про потенциальных дальних знакомых говорить? Такого Евпатия показывать бесполезно, а «цивильного» может и признают.
— На каждого доходягу белья не напасешься, — заметил камердинер. — Слушаюсь, Георгий Александрович, — не оставил мне окна для мотивирующего «втыка».
— Далее — нужно Евпатия одеть нормально и показать всем нашим. Если кто узнает и подтвердит, что этот человек — действительно купец первой гильдии, привести снова. Если никто не узнает — посадить Евпатия на ближайший корабль до дома. Там тож проверить, тот ли он, кем назвался.
— У Евпатия в банке пол мильёна, Ваше Высочество, — влез Кирил.
— За билет и заботу честь по чести уплачу, Ваше Императорское Высочество, — затряс головой Евпатий.
— Идите, — махнул я на них рукой.
Хорошо быть принцем — самому суетиться вообще не приходится, лежи на диване да приказы раздавай.
Глава 7
За ужином я поделился с Николаем, Георгом и англичанами историей Евпатия.
— Обмана исключать нельзя — своему писарю я доверяю, но он — добрый христианин, и обмануть могли его. Я велел Андреичу привести Евпатия в достойный вид и показать всем нашим. Если никто его не признает, отправлю ближайшим рейсом в Империю. Там разберутся.
— Правильное решение, Жоржи, — одобрил Никки. — Сэр Уоллас, в случае если личность Евпатия и случившееся с ним будут подтверждены, я буду вынужден требовать тщательного расследования этого прескорбнейшего инцидента.
Англичанин кивнул:
— Разумеется, Ваше Императорское Высочество. Наша Империя велика, и, как и везде, в ней случаются подлецы. Если ваш купец не врет, я буду лично контролировать ход расследования.
Ага, изо всех сил спускать на тормозах, особенно если плантатор-маньяк (а как еще такие забавы объяснить?) окажется дворянином. В Англии с равенством перед законом значительно лучше, чем у нас, но исключения бывают везде.
— Никки, даже если купец — обманщик, я считаю нужным отреагировать на обнаруженные проблемы, — заявил я. — Нужно открыть наши консульства во всех торговых городах, куда ездят подданные Империи. Потеря документа, векселя, денег — любая из этих неприятностей приведет к тому, что наши люди будут вынуждены надеяться лишь на Божью