Штуцер и тесак - Анатолий Федорович Дроздов

– Ловко у вас выходит, Платон Сергеевич! – сказал по завершении. – Графиню, как понимаю, вылечили?

– Доложили? – спросил я.

– Нет, – ответил он, – но догадаться не трудно. – Ваш новый наряд, – он указал на лавку, где была разложена одежда, – стол и угощение, которые принесли после вашего прихода. К слову, костюм не дешев – в разы дороже моего мундира. Мне такой не по карману.

Вот ведь завидущий!

– Мне тоже, – сказал я. – Подарок от графини. Между прочим, Семен Павлович, вы поставили меня в неловкое положение, представив лекарем, хотя я всего лишь фельдшер. Повезло, что смог ей помочь.

– Не сомневался, что вы справитесь, – пожал плечами Спешнев.

– Это почему?

– Вы не тот, за кого себя выдаете.

Что, опять?

– И кто же я?

– Не знаю точно, но не фельдшер. Видел я их – и много. Куда им до вас! Да и лекарям многим. Никто из них не моет руки перед тем, как подступить к больному. Никто не протирает кожу вокруг раны водкой. Они ее лучше вовнутрь употребят, – он усмехнулся. – А эта мазь, которую вы соорудили буквально из ничего? Сколько служу, не слыхал, чтобы людей лечили дегтем. Лошадей – бывает, но чтобы человека… И ведь помогает! Только не говорите, что научились этому за границей – нет там такого. Имел я дело с лекарями из немцев – такие же, как наши. Не знают и половины того, что я от вас услышал. Кто вы, Платон Сергеевич?

– Фельдшер, – сказал я, присаживаясь к столу. – И это правда. А что много знаю, так учился. У меня даже микроскоп был. Знаете такой прибор?

Спешнев покрутил головой.

– Через него можно видеть мельчайшие предметы. Например, взять каплю воды, поместить на столик и посмотреть.

– И что можно разглядеть? – усмехнулся Спешнев.

– Тысячи живых существ. Они настолько крохотные, что не видны глазом, тем не менее существуют. Они живут вокруг, – я развел руки, – и внутри нас. Изучая их, я пришел к выводу, что среди них могут быть вредные существа, которые вызывают болезни. Стал искать способ убить их и нашел. Это, к примеру, спирт, – я указал на штоф. – Или тот же деготь. Помогает мыло. Я попробовал применить это в госпитале, где служил, и добился успеха: люди выздоравливали.

– И что немцы? – спросил Спешнев. – Оценили?

– Прогнали со службы. Дескать, какой-то русский будет их учить, таких умных и образованных.

– М-да… – сказал Спешнев. – Выпьем? Заодно этих ваших вредных крох убьем, – он хохотнул.

– Давайте! – согласился я.

Он разлил водку по чаркам, мы чокнулись и осушили емкости. Самогонка, но хороша! Мягкая, ароматная. Водку здесь делают методом дистилляции, до ректификационных колонн додумаются позже. Вот тогда и наступит погибель русскому мужику. Ректификат – это яд, бьющий по печени и другим органам. Дистиллят – тоже не подарок, но действует мягче. На ректификаты Россия перешла вследствие дешевизны последнего – больше денег поступало в казну. А крепость водки в 40 градусов придумали акцизные чиновники, а не Менделеев, как утверждает легенда. Так акциз проще было считать – его размер привязали к крепости водки. Прежде она составляла 37-39 градусов. Ректификат российские власти всячески восхваляли: дескать, не несет вредных примесей. Ага. Чем чище яд, тем его действие сильнее…

Я взял тонкий ломтик хлеба – для господ нарезали, положил сверху ломтик ветчины, накрыл это дело располовиненным вдоль огурчиком, откусил. Вкусно! Хлеб свежайший и нисколько не похож на печево из моего времени с их разрыхлителями и «улучшителями», ветчину коптили натуральным дымом, а огурчик только с грядки, да еще выращенный не на гидропонике. Я эти пластмассовые овощи в своем мире никогда не покупал: ни вкуса, ни запаха – одна химия.

– Интересно вы едите, – сказал Спешнев, все это время не спускавший с меня глаз.

– За границей научился, – ответил я. – Попробуйте!

Он пожал плечами и соорудил себе такой же бутерброд.

– Неплохо, – сказал, прожевав. – Хотя порознь вкуснее.

Я только плечами пожал: на вкус и цвет товарища нет.

– Еще по чарке? – предложил Спешнев и, не дожидаясь согласия, наполнил емкости. – За что пьем, Платон Сергеевич?

– За успех нашего безнадежного дела! – предложил я.

– Как это? – удивился он, поставив чарку. – Почему безнадежного? Вы о чем?

– Многим сегодня положение России представляется безнадежным. На нас наступает лучшая армия мира во главе с лучшим полководцем. Французы движутся вглубь страны, они уже захватили бывшие польские земли и скоро вступят в великорусские, если уже не вступили. Вся Европа ждет, когда мы потерпим поражение и подпишем унизительный мир. Только не будет его для Бонапарта. Его армию ждет конец, а самого – ссылка на отдаленный остров и бесславная смерть.

– Вы говорите это так, будто наперед знаете! – удивился Спешнев.

М-да, не стоило пить…

– Так и будет, Семен Павлович, вот увидите.

– Вы что – провидец?

– Отчасти. Иногда находит.

– Чудной вы человек, Платон Сергеевич, – сказал он. – Будто не от мира сего. Говорите не так, держитесь странно. Понятно, что за границей жили, но все равно словно не русский. Я это сразу приметил, да и позже наблюдал. Даже думал: не послал ли вас нечистый? Но потом понял, что ошибся. Слуга дьявола не будет умалять страдания человеков, а вы над ранеными, как курица над цыплятами. Подобного даже у русских лекарей не наблюдается. И для вас нет разницы: дворянин или простой солдат, ко всем отношение ровное.

– Ему, – я указал на потолок, – наплевать на сословия и чины. У него другие мерки.

– Согласен, – кивнул Спешнев. – Но мы-то живем здесь. Кстати, не замечал за вами особой ревности к молитве. Даже не видел, чтобы молились.

– Когда вы молитесь, то не будьте как лицемеры, которые любят молиться, стоя в синагогах и на углах улиц таким образом, чтобы все их видели. Говорю вам истину: они уже получили свою награду. Ты же, когда молишься, войди в комнату, закрой за собой дверь и помолись своему Небесному Отцу, Который невидимо находится с тобой, – процитировал я.

– Вы и Писание знаете? – изумился Спешнев.

– Местами, – кивнул я. – Ну, что, выпьем?

– За успех нашего дела! – провозгласил Спешнев.

– И погибель супостата, – поддержал я.

– Хочу вас спросить, – начал Спешнев после того, как мы закусили. – Что собираетесь делать дальше?

– А с чего интересуетесь? – ответил я по-еврейски.

– Я тут прислугу расспросил. Завтра Хренины отбывают в Смоленск. Уехали бы вчера, но графиня занедужила. Вы ее излечили. Думаю, она предложит вам присоединиться. Спиной мается, а тут лекарь умелый. Графиня с дочкой поедут в экипаже, добро повезут в телегах. Двигаться будут