Царь нигилистов - Наталья Львовна Точильникова
Зиновьев отвернулся и не ответил.
Экипаж остановился возле готического здания вокзала.
Рядом стояло еще несколько конных экипажей. И ни одного автомобиля! Более того, на дороге не было никаких признаков асфальта. Брусчатка, как на Красной площади. Возле станции!
— Никса, здесь, что все на бричках ездят? — спросил Саша.
— Саша, у нас ландо, — поправил брат.
— Ландо? — слово было смутно знакомым. — Хорошо, запомнил.
Публики было не очень много, но одеты были все соответствующе: сюртуки с шейными платками у мужчин и кринолины — у дам. И вся одежда с длинными рукавами.
Они вошли в здание вокзала, и поднялись на платформу.
Модные пристрастия публики не изменились. «Да, — подумал Саша, — пожалуй, слишком много массовки для одного меня».
Подошел к краю платформы. Пути имели вид вполне обычный: черные шпалы, рельсы, щебенка, трава между путями. Он посмотрел вдаль. Потом обернулся и взглянул в противоположную сторону. Светофоров не было! Ни там, ни там.
Как же они обходятся?
Зиновьев вынул трубку и закурил. Его табак был явно заграничного происхождения и никак не заслуживал наименования «смердящего зелья», однако Саша не стерпел.
— Николай Васильевич, если вы курите, вы не могли бы немного отойти, я совершено не переношу запаха табачного дыма.
— Да? — вопросил Зиновьев. — С каких это пор?
— После болезни.
— При дедушке курить в городе было строжайше запрещено, — медовым голосом заметил Никса.
— Это из-за пожарной безопасности, Николай Александрович, — парировал Зиновьев.
— Так и здесь фонари газовые, — сказал Никса.
Боже мой! Газовые!
Саша взглянул на кованые столбы и шестигранники фонарей. Интересно, как же они горят?
Зиновьев все-таки отошел шагов на десять, но трубки не затушил.
— Дедушка не курил? — тихо спросил Саша.
— Не помнишь? На дух не переносил! Ты мне сейчас очень его напомнил. Даже интонация та же.
— Да? Чем больше узнаю о Николае Павловиче, тем лучше к нему отношусь.
Послышался звук далекого гудка. Слабенького, больше напоминающего «Ку-ку», чем «Ту-ту». Вдали появился еле различимый силуэт поезда.
Зашуршали рельсы.
Паровоз, черный с высокой прямой трубой, извергающей густой дым, подкатил к платформе, остановился и выпустил пар из-под колес.
Из единственного двухэтажного вагона высыпала та же сюртучно-кринолиновая публика с зонтиками и тросточками. В цилиндрах, котелках или дамских шляпках с цветами и лентами.
«А, что ты хотел здесь увидеть? — спросил себя Саша. — Электричку?»
И напросился сюда только для того, чтобы окончательно убедиться в реальности происходящего.
Отошел от платформы и сел на лавочку, сцепив перед собой руки.
Никса изящно опустился рядом.
— Саша, что с тобой?
— Все хорошо. У вас все поезда такие?
— Ну-у, есть еще английские паровозы, у них труба другая, с широким раструбом наверху.
— Понятно.
— Что тебя так удивляет? Это просто паровоз. Я даже могу объяснить, как он работает.
— Я прекрасно знаю, как он работает!
— В чем дело тогда?
— В 21-м веке нет паровозов, — очень тихо сказал Саша. — Точнее они есть, но стоят на приколе в музеях. В крайнем случае на них устраивают костюмированные развлекательные поездки для туристов. Я потому и спросил, все ли поезда такие.
— Все. А, на чем они ездят в 21-м веке, если не на пару?
— Ну, на электричестве естественно.
— Я что-то слышал об электродвигателях, — сказал Никса. — По-моему, их изобрел академик Якоби. Но пока не применяют. Дедушка очень увлекался всякими электрическими штуками.
— Здесь очень жарко. Можно что-нибудь попить? Газировку какую-нибудь?
— Содовую?
— «Содовая» называется? Ну, что-нибудь холодное. Что у вас тут водится: лимонад, квас?
Никса поднялся с лавочки и коснулся его плеча.
— Сейчас.
Он подошел к Зиновьеву и спросил:
— Николай Васильевич, можем мы с Сашей пойти купить квасу? Саше нехорошо.
Зиновьев кивнул.
— Ладно, идите.
У конца платформы стояла бочка с квасом, причем деревянная, желтого окраса, с краником. Что-то похожее Саша видел на фотографиях советского периода. Квас разливала румяная девушка в длинном клетчатом платье. В глиняные кружки, похожие на пивные.
Саша улыбнулся барышне.
Девушка с поклоном вручила Никсе его кружку с холмом пахнущей хлебом пены.
— Берите, Ваше Высочество! — прокомментировала она.
Никса расплатился монетами, на которых Саша заметил императорскую корону.
— И вы, Ваше Высочество! — сказала девушка.
Саше досталась такая же кружка.
В ларьке они купили картонную коробочку с орешками в сахаре.
И сели на соседнюю лавочку.
Саша с сомнением взглянул на свою кружку.
— Они хоть их моют?
— Надеюсь, — хмыкнул Никса.
Зиновьев направился, было, за ними, но, видимо, встретил знакомого. Так что его кто-то остановил и отвлек разговором. Воспитатель периодически озабоченно поглядывал в их сторону, но слышать явно ничего не мог.
— Мы, что на каждый чих разрешение должны спрашивать? — поинтересовался Саша.
— Ну, в общем, да, — усмехнулся Никса.
— Как ты так живешь?
— Привык.
— А во что может обойтись бунт против Зиновьева?
— Не проверял.
— Экий ты ленивый и нелюбопытный!
— Проверишь?
— Так уже начал. Насколько он способен отцу донести?
— Обязан, — сказал Никса. — Ты все правильно понял. Он чуть не ежедневно отчитывается письменно об успехах нашего воспитания.
— Ясно. А какой у него вообще набор санкций? Чем это может грозить?
— Выговором от папá.
— Только и всего?
— Не сказать, чтобы это приятно.
— Переживем. Так, по нарастающей, что еще?
— Ну, без ужина оставят.
— Отлично! — сказал Саша. — А то я уже боялся разожраться на борщах.
— Не надейся. Кормят и не гоняют тебя только из-за болезни. А то строевая подготовка, фехтование, гимнастика и верховая езда.
— Последнего совсем не умею.
— У тебя и раньше плохо получалось, — заметил Никса.
— У нас что программа кадетского корпуса?
— Примерно. У меня немного больше.
— А, да… Мальчика для битья у нас нет?
— Нет, — усмехнулся «брат».
— Слава Богу! А то, если бы на моих глазах выпороли Митьку, мне бы пришлось до конца жизни ходить застегнутым на все пуговицы.
— Он же тебе не нравится.
— Мало ли, что мне не нравится.
— Саша, тебя что-то еще ужасно удивило, когда мы покупали квас…
Глава 8
— Они, что знают, кто мы? — поразился Саша.
— Конечно. А что в этом странного? Узнают по гусарским курточкам.
— То есть, ты хочешь сказать, что царские дети гуляют по железнодорожной станции под своими именами и без охраны, с одним Зиновьевым, и покупают квас черт знает у кого?
— А что? Отравят?
— Да, что угодно!
— Александр Павлович любил гулять по дворцовой набережной, и никто ни разу не поднял руку.
— Угу! При том, что господа декабристы спали и видели, как бы его прирезать.
