Совок 2 (СИ) - Агарев Вадим
— Ого! Ты уже следователь, Корнеев, да еще и лейтенант! — сделала вид, что поражена моим карьерным взлетом Клюйко Э.Ю. — И даже в другой райотдел перебрался! Чего тебе в Советском-то не сиделось? — с серьезным лицом потешалась на до мной подружка матери-одиночки.
— А я человек служивый, куда Родина поставила, там и служу, — нейтрально ответствовал я старшему следователю по особо важным делам.
— Это хорошо, человек служивый, это очень хорошо, — одобрительно молвила Клюйко Э.Ю., раскладывая свою бухгалтерию на столе.
— Ты мне вот что, Корнеев расскажи, зачем ты заставил граждан оклеветать работника прокуратуры? — бесстрастно посмотрела на меня сытая мадам.
Эвон как! А все-таки зря я не попытался как-то вплести Ягутяна с его интернациональной шайкой в мясокомбинатовскую делюгу. Если бы напрягся, то получилось бы присоединить. Потом, конечно бы разобрались и выделили бы в отдельное производство, но из московской мясорубки сюда мне уже ничего не прилетело бы. А теперь снова-здорово!
— Простите, не знаю вашего имени отчества, товарищ старший следователь? — начал я с малого.
Эльвира Юрьевна, — все так же нейтрально представилась мадам Клюйко.
— Итак, у меня показания семерых граждан и самого Ягутяна, из которых следует, что вы, лейтенант, путем подлога и применения грубой физической силы, принудили этих граждан оклеветать работника прокуратуры! — с каким-то отстраненным интересом рассматривала меня Эльвира Юрьевна.
Дааа, ситуация, не сказать, чтобы радостная, но и особо страшного я в ней пока ничего не вижу. Если мы с Вовой не поплывем, то хрен им всем на воротник! И тем семерым, и самому Ягутяну, и вот этой самой Эльвире, которая Юрьевна. Будь она хоть трижды старший следователь. По самым особо важным делам.
Я сокрушенно покачал головой и расстегнув пуговицу на пиджаке, поудобнее устроился на мягком стуле. Отвечать Эльвире Юрьевне я не стал, пусть продолжает говорить, уж больно мне ее голос нравился. Надо же, сука, своего взялась защищать! Ну-ну..
— Ты чего молчишь, Корнеев? Или тебе твоя собственная судьба до фонаря? — неподдельно удивилась Клюйко Э.Ю., — Или, может, ты думаешь, что я шучу? — с надеждой понять мое равнодушие, Эльвира Юрьевна подалась вперед, навалившись грудью на стол. — Хочешь, я тебе их показания дам почитать? Пару страниц и ты надолго свою безмятежность утратишь! Аж до самого суда! — полистав подшивку, она развернула дело на нужной странице и сунула его мне на стол.
А на хер бы мне его читать?! Это для нее вся эта история чудо неизведанное, а я там сам был и все своими глазами видел. И басмача порол сам. Я готов был поспорить, что даже не читая показаний организованного советского басмачества, я, с точностью до семидесяти пяти процентов, смогу их воспроизвести. Четверть я оставлял на оголтелую понапраслину и наговор в свой адрес со стороны семи жуликов и одного прокурора.
— Не-е, Эльвира Юрьевна, не буду я эту шнягу читать! Лень мне! — я заглянул под стол и увидев там свободное место, вытянул ноги и продолжил, — Я, Эльвира Юрьевна, лучше на вас посмотрю, уж больно вы красивая женщина! И голос у вас, аж мурашки по коже! — совсем уже откровенно нарывался я, пытаясь спровоцировать следачку, если повезет, на бабий блажняк.
Авось рассердится она на меня от такой наглости и взорвется. А взорвавшись, чего-нибудь, да наговорит. Чего-нибудь о своих намерениях и о воле руководства.
Важнее любых показаний, для меня сейчас было понять общий вектор следствия. Показания показаниями, а вот, если дано указание отмыть черного кобеля до бела, а нас с Вовой приспособить на его место, тогда совсем другой коленкор. Только и здесь у них вряд ли что выгорит. Прокурор новый и не местный. Это раз. Ягутян и его банда не просто задержаны, а давно уже арестованы и это два! Чтобы его отпустить, это значит, той же самой областной прокуратуре надо себя дурой выставить. Ну и третье — ближайший год, как минимум, я в этой области самый неприкасаемый милицейский лейтенант. Правда, мало, кто об этом знает, но, если у нас с Вовой задницы задымятся всерьез, то придется обращаться через Левенштейн в Москву и жалиться на месть областной номенклатуры за мясокомбинат.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Не повезло. Не купилась на мои, граничащие с хамством, выверты Эльвира Юрьевна. Вместо этого она вернула к себе дело и закрыла его. А потом и вовсе отодвинула в сторону.
— Ты кто такой, Корнеев? Настолько блатной, что вот так прямо ничего не боишься? Ну так ты поверь мне, я и блатных из этого кабинета время от времени в чулан сажаю! — мадам Клюйко кивнула зачем-то на дело, которым только-что тыкала мне в нос.
Она еще что-то говорила, а я от ее воркующего грудного голоса начал куда-то проваливаться. Несмотря на вчерашнюю традиционную бутылку водки перед сном, спал я сегодняшней ночью мало и плохо.
— Корнеев!! Твою мать! — ворвался в сознание крик какой-то обезумевшей тетки, — Ты, чего? Ты сюда спать что-ли пришел?! — возмущалась нависшая надо мной старший следователь по особо важным.
— Извините, Эльвира Юрьевна! Это я над вашими словами задумался! — повинился я перед Клюйко.
— Это ты своим дебилам в РОВД лапшу вешай! Задумался он! Я две минуты на тобой стояла и слушала, как ты храпишь! Сначала подумала, что это ты так хамить мне изощренно решился, — кипящая следачка вернулась за свой стол.
— Вы первая женщина Эльвира Юрьевна в этой жизни, которая мне сообщила, что я храплю во сне! — нимало не поступаясь истиной, сообщил я Клюйко.
Глава 9
После побудки следачка сделала еще несколько заходов в попытке меня зашугать. Она топала ножкой и призывала раскаяться в фальсификациях, а также в травле Ягутяна и его сподвижников. Убеждая, что такого массива показаний против нас с Вовой ей хватит за глаза, чтобы привлечь нас к ответственности. Не уточнив, правда, к какой. Но я хорошо понимал, что к уголовной привлечь нас у нее не получится, а все другие формы ответственности мне были по барабану. И Нагаеву, наверное, тоже. Отчаявшись разглядеть в моих глазах хоть какой-то проблеск совести и вины за содеянное в отношении Ягутяна энд компани, Эльвира Юрьевна выписала мне новую повестку на завтра. Пообещав волнующее свидание с поротыми джигитами в рамках очных ставок с ними.
Из надзорного органа я вышел в половине четвертого. Прикинув, что сейчас важнее, я поехал не к Нагаеву в Советский, а теперь уже к себе, в Октябрьский. С Вовой я решил обсудить наболевшее по телефону, потому что нарываться на продолжение конфликта с новым начальством я счел излишним. Ибо только второй день, как служу под их указующей волей, а уже ими активно не понят. И усугублять это непонимание было бы нецелесообразным.
Доложившись Зуевой о прибытии, я пошел к себе дальше знакомиться с должностными инструкциями. И даже добросовестно разложил их на столе. Но не сложилось. Причиной тому было неуемное любопытство мадемуазель Иноземцевой. Старшая лейтенантша, для проформы налив нам обоим чаю, тоже принялась раскручивать меня на признание. В грехах тяжких, по причине которых мной озаботилась аж сама Клюйко.
— А чего Клюйко? Чем она так знаменательна, что ее все с придыханием поминают? — поинтересовался я у Юлии, принимая от нее бокал с чаем.
— Придуриваешься? — подозрительно прищурилась Иноземцева, придвигая ко мне две шоколадные конфеты, покупая, видимо, тем самым мою откровенность.
— А чего мне придуриваться, просто уточняю, — не соблазнился я сладким и отодвинул их назад. — Я про нее только вчера узнал. И вообще думал, что Клюйко, это мужик.
— Уж лучше бы она мужиком была! — с непонятной мне логикой высказалась Юлия, — Ментов она люто ненавидит и странно, что ты этого не знаешь! — с сочувствием, как на убогого, взглянула на меня соседка по кабинету. — Все знают, а ты не знаешь.. Странно!
— А мне незачем знать, я честный мент! Взяток не беру и законов не нарушаю, — вроде бы убедительно произнес я и таки выпростал одну конфету из фантика.