Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа
– Видал, какая редкость! Камень принадлежал ещё Робберу Набожному, и мой отец заказал цепь специально под него. Но, как только старик умрёт, я отправлю сокровище в подарок английскому принцу Генри Монмуту. Не сегодня – завтра ему править. И этот символ будущей дружбы придётся как раз кстати. Черт с ним, пускай получит ещё кое-какие территориальные уступки в придачу, зато мешать не станет.
– Тебя распнут за эти уступки, – процедил сквозь зубы Карл.
Жан Бургундский подбросил в руке тяжёлую цепь и хитро засмеялся.
– А я отдам земли Орлеанского дома. Точнее, не я, а дофин. Или от его имени королева. Здорово получится, правда? Так что, распинать будут их, а я под этот шум разверну Бургундские знамена, брошу клич, соберу всех – и друзей, и вчерашних врагов – и всё отданное отвоюю обратно. Я – Жан Бесстрашный, которому за такую победу преподнесут и эти земли, и многое другое. Вот тогда, друг мой, на этой голове, – Жан постучал себя по лбу, – корона Франции станет лишь дополнением Бургундской короны.
Карл поднялся
– Я под твои знамёна не встану, – сказал он, глядя прямо в черные глаза коротышки
Тот молча повел шеей, как будто раздвигал тугой ворот. Потом, с тяжёлым грохотом, в ларец упала цепь и, следом, захлопнулась крышка.
– Значит, не встанешь…
Жан выдернул из сундука свой кинжал, заставив герцога, хорошо знающего этот бешеный нрав, похолодеть на мгновение, и подошёл почти вплотную.
– Не хочешь со мной – твоё дело. Но и мешать не вздумай. Когда отец умрёт, я стану очень опасным врагом, Карл. Так что, не лезь в мои дела помехой. Дорого обойдется…
Даже теперь, спустя годы, при этом воспоминании Карл Лотарингский с досадой оборвал сам себя.
Да, герцог действительно готов был поступиться суверенитетом своей Лотарингии ради мощной империи, не подрывающей себя изнутри мелкопоместными распрями. Однако здесь, во Франции, союзников в этом деле ему не было – все занимались только собой и собственными делами… Король Шарль безумен, королева распутна, да и брата короля, этого красавчика Луи Орлеанского, разумным и добродетельным никто бы не назвал. Заключение с ним какого-либо альянса было для Карла так же неприемлемо, как и союз с Жаном Бургундским
Хотя…
Хотя, как посмотреть. И если нет другого выхода, из двух зол надо выбрать меньшее. Ради создания своей империи и Карл Великий не брезговал пожимать руки всяким ничтожествам, потому что от ничтожеств беды в первую очередь и жди. Жан Бургундский, хоть и упёрт и хамоват, но всё же личность, одержимая идеей, и это герцог Лотарингский мог понять. Но Луи Орлеанский – этот беспутный щёголь, никем теперь не ограниченный, то самое ничтожество и есть! Пусть даже не в союзе с ним, а только рядом, в Королевском совете, в должности какой-нибудь вроде должности коннетабля – но там, у власти, чтобы отбирая из людей разумных, создать помеху варварским планам Бургундца!
Да, при такой перспективе можно было бы и Луи Орлеанскому руку пожать… Но, Господь Всемогущий, как же это противно для него – Карла Смелого!
И тут, то ли Судьба, то ли провидение, а может и чья-то воля, разом избавили герцога от всех сомнений.
Луи Орлеанский, почуяв себя единоличным правителем королевства после смерти Филиппа Бургундского, решил, (на удивление дальновидно), укрепить свои военные позиции на случай каких-либо посягательств со стороны Жана. Тут бы ему и улыбнулась удача, поскольку нацелился он на область Рейна и, в частности, на Лотарингский городок Нефшато. Но своё требование к герцогу Карлу не препятствовать вводу его войск, облек в форму такую наглую и грубоватую, (да ещё и подкрепленную унизительным напоминанием о вассальной зависимости от него герцога Лотарингского), что Карлу не оставалось ничего другого, как, прорычав: «выродок!», ответить решительным отказом и бросить скомканное послание в лицо побледневшему посыльному.
Стало ясно, что без боя Нефшато не взять.
Однако в одиночку Луи Орлеанский не решался идти на такого противника, как Карл Смелый, особенно учитывая стоящего за его спиной тестя – германского императора Рупрехта, да и собственные, весьма скромные способности в ратном деле. Поэтому, для начала, в боевую готовность были приведены юристы, и грозила разразиться нудная, выводящая из себя тяжба.
Но тут Карл был готов к обороне, поскольку ничего не стоило доказать, что Нефшато к части вассальных владений не относится.
И вдруг, год назад, в Париже, быстро и активно составилась целая коалиция против Карла. Причём, одним из первых, вступивших в эту коалицию, числился герцог де Бар – родной дядя Иоланды Анжуйской – и его давние союзники графы фон Сальм и фон Юлих, а также епископ Верденский…
Вот тогда-то герцог Карл окончательно и вышел из себя!
Едва стало известно, что войска коалиции собраны и готовы двинуться на Лотарингию, он тоже развернул боевые знамена и поставил под них всю свою армию, отозвав даже ту её часть, которая, по договору с Рупрехтом, отошла для укрепления германских границ…
…Нельзя сказать, что сражение под Нанси было каким-то особенно яростным или кровавым. Луи Орлеанский, как и ожидалось, показал себя не самым блистательным полководцем, да и войска коалиции действовали как-то вяло, слишком быстро и охотно признав свой полный разгром. Но даже сейчас, когда они отступили к Пон-а-Му, герцог Карл понимал, что ничего ещё не кончено. И держал лотарингскую армию в боевой готовности, а сам каждое утро лично поднимался в сторожевую башню где, стоя у северной амбразуры, ждал малейшего сигнала, чтобы приказать трубить общий сбор.
И вот в такой-то момент, нежданно-негаданно, появляется посланник от герцогини Анжуйской с самым обычным, но от этого особенно подозрительным письмом!
«…Не вижу никого более способного внушить идеалы подлинного рыцарства моим сыновьям, кроме Вас – единственного, могущего вызвать в них уважение после их отца…» Звучит, конечно, красиво, и для любого другого вполне убедительно, особенно после одержанной победы. Но, учитывая личность этой дамы, Карл не давал себе обмануться. И, вместо того, чтобы обдумывать, как лучше ответить – высокомерным согласием или лицемерным отказом, он без конца размышлял над тем, какой расчёт строит на нем герцогиня? И особенно теперь, в самый разгар вражды с её дядей и его союзниками?
Да, лет пять или шесть назад они встречались в Дижоне. Мадам Иоланда поразила тогда Карла глубокими познаниями в таких областях схоластики и мистики, о которых не каждый мужчина имеет представление. А уж для дамы её положения обладать подобными знаниями было совсем невероятно! Впрочем, скорей всего, именно положение позволяло герцогине эти знания получать. И удивило герцога, в первую очередь, не то, что она их имела, а то, что ЗАХОТЕЛА иметь.
Беседа велась в драгоценной библиотеке Филиппа Бургундского, где он любезно позволил «похозяйничать» своей гостье. И, перебирая древние свитки и фолианты, мадам герцогиня очень ловко переходила от темы к теме, завлекая своего собеседника в извилистый лабиринт умозаключений и выводов, которые она сделала, изучая Историю, как тайную, так и явную.
По мнению мадам Иоланды все более-менее значимые события, даже если на первый взгляд они ничего общего друг с другом не имеют, связаны между собой единым замыслом Провидения, который представляется ей нитью с нанизанными на неё бусами. Взору непросвещённому и непосвященному эта нить не видна, но есть избранные, которым дано проследить её направление не только в глубинах прошлого, но и в будущем, абсолютно скрытом от простого ума.
Примеров приводилось великое множество, от пророков времён короля Пиппина до астрологов короля Генри Короткая Мантия, но увенчало всё пророчество Мерлина о Деве, которая придет, чтобы спасти гибнущее королевство. И поскольку по предсказанию прийти она должна из Лотарингских земель, пример этот был весьма уместен именно в беседе с Карлом.
– Не кажется ли вам, ваша светлость, – как бы между прочим спрашивала герцогиня, сосредоточенно рассматривая гравюру на старинном, ещё рукописном, издании «Кодекса Манесса» – что все события во Франции и за её пределами складываются именно так, а не иначе, как раз для того, чтобы это пророчество свершилось? Все эти войны, эпидемии, браки и смены правителей… Даже безумие нашего короля! Не видите ли вы во всём этом лишь шахматные ходы, которыми Провидение убирает одни фигуры и выдвигает другие, медленно, но верно подводя их к той единственной, появление которой можно приравнять ко второму Пришествию?
Она взглянула на герцога и улыбнулась, давая понять, что высказывает одно только предположение. Но Карл в ответ досадливо поморщился.
Он не любил эту тему.
В Лотарингии только ленивый не предрекал, время от времени, что вот-вот, ещё немного, и Дева явится, чтобы разом избавить их ото всех бед и напастей. Выезжая на охоту, герцог то и дело натыкался на кресты, понаставленные его рабами для молитв о её скором приходе, и давно уже устал от бесконечных донесений, что где-то, в каком-то приходе родилась очередная чудо-девочка, у которой или сияние вокруг головы, или ладошки в золотой пыльце, или на теле родимое пятно в виде короны, окружённой звёздами. Потом, естественно, оказывалось, что ничего такого не было, и все сияния померещились, как и родинки, в которых, при желании, можно было усмотреть что угодно, хоть даже и собачью голову. Но зато оставался горький осадок разочарования.
