Роберт Хайнлайн - Дверь в лето

Другие заголовки были незнакомы, но сами себя объясняли: «„Лунный Челнок“ столкнулся с Нилинидами – стационарная Суточная Станция пробита во многих местах, живых нет», «В Кейптауне линчевали четырех белых – ООН требует санкций», «Мамаши выступают за повышение гонораров – они требуют, чтобы «любительниц» объявили вне закона», «Плантатора из штата Миссисипи обвиняют в нарушении закона о запрещении «Зомби» – защитник утверждает: „Его работники не были наркотизированы. Они тупы от рождения!“»

Что касается «Зомби», то я хорошо знал, что это такое… по собственному опыту.

Некоторые слова мне были совершенно непонятны. «Продолжалось выпадение «вогли». Еще три французских города были эвакуированы. Король приказал засыпать пораженные площади». Король? Ну ладно, французы сами себе хозяева, а вот что это за «санитарная пудра», которую они использовали против «вогли», что бы это значило? Может быть, что-то радиоактивное? Я надеялся, что они выбрали для расщепления безветренный день… лучше бы в третьей декаде февраля. Я уже подцепил однажды изрядную дозу – еще в армии, по милости одного инженера, болвана проклятого! До неукротимой рвоты не дошло, но пришлось посидеть на консервной диете, а это такое удовольствие – врагу не пожелаешь.

«Прибрежное отделение полиции Лос-Анджелеса оснащено лейколасами. Начальник отделения предложил всем «сардинкам» убираться из города. „Моим людям приказано сначала стрелять, а уж потом устанавливать личность. Пора навести порядок.“»

Я дал себе слово держаться подальше от Побережья, пока не разберусь, что к чему. Мне не хотелось, чтобы в меня стреляли и устанавливали личность – тем более, «потом».

Ну, это так, к примеру. Я бегло просмотрел несколько статей, и только потом до меня начал доходить их смысл.

На меня повеяло родными ветрами: я увидел знакомые заголовки. Это были старые добрые объявления о рождении, смертях, женитьбах и разводах, правда, сейчас там встречались слова «обязательства» и «возвраты». Были там всякого рода списки. Я заглянул в список «воскресших» и нашел там свою фамилию. Это было приятно, вызывало чувство причастности.

Интереснее всего были объявления. Одно из них мне запомнилось: «Молодая привлекательная вдова, одержимая страстью к путешествиям, желает познакомиться со зрелым мужчиной таких же наклонностей. Намерение: двухгодичный брачный контракт».

«Горничная», ее сестры, кузины и тетки были тут как тут, и товарный знак был тот же самый, который я некогда придумал для наших бланков – крепкая деваха с метлой. Я даже пожалел, что поспешил избавиться от своего пая в «Горничных, Инкорпорейтед». Похоже, что сейчас эти акции стоили бы больше, чем все мои активы. Нет, я правильно сделал. Если бы я оставил сертификат при себе, эта пара нечистых наверняка бы переделала передаточную подпись в свою пользу. Как бы то ни было, его получила Рикки, и если она при этом разбогатела – дай ей Бог – я не мог избрать лучшего наследника. Я дал себе слово первым делом, не откладывая, выяснить, что стало с Рикки. Она была всем, что осталось у меня в мире, тем более сейчас. Дорогая маленькая Рикки! Будь она на десять лет постарше, я бы и не взглянул на Беллу… и не обжегся бы.

Сколько же ей сейчас? Сорок… Нет, сорок один. Трудно представить, что Рикки может быть сорок один. Впрочем, это не так уж много для женщины даже в мое время – а, тем более, сейчас. Хотя иной раз невозможно отличить сорокалетнюю от восьмидесятилетней.

Что ж, если она богата, я позволю ей заказать мне выпивку, и мы выпьем за упокой души нашего Пита, забавного маленького создания.

А если что-то сорвалось, и она бедна, несмотря на мои акции, тогда, черт возьми, я женюсь на ней! Именно так. Я не посмотрю на то, что она старше меня на десять лет с небольшим. Такому недотепе, как я, обязательно нужен человек, который бы присматривал за мной и вовремя останавливал – и никто не смог бы сделать этого лучше, чем Рикки. В неполных десять лет она уже умела противостоять Майлзу и всему, что было связанно с ним, совершенно всерьез, с девичьей напористостью. И в сорок лет она должна быть такой же, только более зрелой.

Первый раз со времени моего пробуждения мне стало по-настоящему тепло в этой чужой стране. Рикки была ответом на все вопросы.

И тут внутренний голос сказал мне: «Послушай, болван, ты не сможешь жениться на Рикки – если она стала такой, какой обещала стать, то она уже лет двадцать, как замужем. У нее четверо детей… и старший выше тебя ростом… и конечно, муж, которого ты вряд ли очаруешь в роли старого доброго дяди Дэна».

Я слушал его с отвисшей челюстью. А потом слабо возразил: «Ну, ладно, ладно, я снова опоздал. Но я все равно найду ее. Не расстреляют же меня за это. В конце концов, только она – единственная из всех – понимала Пита».

Я «перевернул» страницу, помрачнев от мысли, что потерял обоих – и Рикки, и Пита. А потом задремал прямо над газетой и проспал до тех пор, пока мой «Работяга» или его двойник не принес мне ленч.

Мне приснилось, что Рикки держит мою голову в своих ладонях и говорит:

– Все хорошо, Дэнни. Я нашла Пита, и мы вдвоем пришли к тебе. Правда, Пит?

– Мяаау!

Добавочный запас слов оказался весьма кстати, когда я взялся читать исторические обзоры. За тридцать лет много всего может произойти, но чего ради приписывать все к истории – ведь каждый, кроме меня, и так хорошо знает об этом? Я почти не удивился, узнав, что Великая Азиатская Республика вытеснила нас с южноамериканских рынков – это было предопределено Тайваньским договором. Еще менее меня удивило превращение Индии в лоскутное одеяло, вроде Балкан. Известие о том, что Англия стала провинцией Канады, ненадолго заняло меня. Я не стал читать о биржевой панике 1987 года: я не мог считать трагедией то, что золото подешевело и больше не является эквивалентом денег, а сколько народу при этом разорилось, касалось меня еще меньше. Золото – замечательный технический металл, его можно применять, где угодно.

Прервав чтение, я начал размышлять, что можно сделать из дешевого золота при его высокой плотности, хорошей электропроводности, чудесной ковкости… и вскоре остановился, поняв, что сперва нужно прочитать техническую литературу. Во всяком случае, для атомщиков это было неоценимым даром. Да и для автоматики золото подходит лучше, чем любой другой металл – кстати, я был почти уверен, что «голова» у «Работяги» была битком набита золотом. Мне нужно было лишь найти себе работу и разузнать, что сделали в своих «конурках под лестницей» мои коллеги, пока меня не было.

Соутеллский Санктуарий не мог снабдить меня технической литературой, и я объявил доктору Альбрехту, что хочу поскорее выбраться в свет. Он пожал плечами, назвал меня идиотом и согласился. Я отказался даже переночевать, ибо совершенно устал от безделья и чтения книг с экрана.

На следующее утро, сразу после завтрака, мне принесли современную одежду… которую я не смог натянуть на себя без посторонней помощи. Сама по себе она была не столь уж необычна (хотя мне сроду не приходилось носить фиолетовых брюк с бляшками), но вот с застежками я не мог совладать без посторонней помощи. Уверен, что мой дедушка с непривычки точно так же мучился бы с «молниями». Это был стиктайтовский шов-застежка. Я подумал, что надо бы кого-нибудь нанять помогать мне при раздевании, пока не понял, каким образом эта штука расстегивается. Застегивался он просто – достаточно было сжать края и они слипались, как разноименные полюса магнита.

Я попытался немного ослабить пояс, и он так перетянул меня, что захватило дух. Но никто надо мной не смеялся.

– Чем вы собираетесь заняться? – спросил доктор Альбрехт.

– Я? Сначала разживусь картой города. Потом найду себе ночлег. Потом буду читать книги по специальности… где-нибудь с год. Ведь я, док, – ископаемый инженер. И это меня совершенно не устраивает.

– Ммм… Ну что ж, желаю удачи. Гм… может, мне не стоило говорить об этом, пока я не справлюсь в страховой компании о ваших доходах, но не стесняйтесь позвонить мне, если придется туго.

Я вздернул голову.

– Спасибо, док. Вы – молодец. Я хотел бы отблагодарить вас за то, что вы сделали для меня больше, чем положено по службе. Вы меня понимаете?

Он кивнул.

– Спасибо. Но все мои расходы оплачивает санктуарий.

– Но…

– Нет. Я не могу принять это от вас и давайте не будем говорить об этом.

Он пожал мне руку и добавил:

– До свиданья. Эта дорожка доведет вас до конторы. – Он помедлил. – Если начнете уставать – возвращайтесь. Согласно контракту, вы можете оставаться у нас еще четыре дня без дополнительной оплаты. Советую воспользоваться этим. Возвращайтесь, когда захотите.

– Спасибо, док, – усмехнулся я. – Можете держать пари, что я не вернусь – разве что повидать вас.

В конторе я представился регистратору, и он вручил мне конверт. Там была записка с телефоном миссис Шульц. Я еще не разговаривал с нею – прежде всего, потому что не знал, кто она такая. Кроме того, в санктуарий к воскресшим никого не допускали, не разрешались и телефонные разговоры, кроме случаев, когда инициатива исходила от клиентов. Едва взглянув на записку, я сунул ее за пазуху, подумав при этом, что ошибся, сделав «Умницу Фрэнка» слишком умным. Регистраторами должны быть хорошенькие девушки, а не машины.