Константин Радов - Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого
Сейчас просто так отказать нельзя. Куракину не останется ничего, кроме как переложить вину на меня. А царский ум пойдет по накатанной дорожке — и шиш я в Россию больше попаду! Разве в Якутск или Березов. Одно спасение: предложить лучший способ проникновения на Восток, нежели мадагаскарская авантюра.
Собеседнику надоела пауза.
— Откуда ты, Александр Иванович, такие тонкости навигации в восточных морях ведаешь? Или твои моряки не обо всем докладывают?
Похоже, князь усмотрел в моем молчании намерение что-то скрыть.
— Мои там пока не бывали.
— А чьи бывали?
— Известно, чьи. Ост-Индской компании.
— Дорого?
— Смотря что. Матросские россказни о морских приключениях — кружка пива. Копии судовых журналов и комитетских бумаг — вот это дорого. Очень. Добавочный кредит взял в Лондоне под залог товара. Но все расходы надеюсь оправдать.
Куракин понимающе улыбнулся.
— Значит, покупаешь тайны у англичан за английские же деньги?
— Да уж не за русские: в России двадцать процентов интересу ломят, а здесь или в Лондоне можно по пяти сторговаться. Если обеспечение надежное. Так вот, насчет тайн. Готов делиться — при условии, что на сторону не уйдут. Делиться бесплатно. Но кое-что взамен попрошу. Знаю, что Его Величество к тебе прислушивается…
— Сам, сам доложишь…
— Не буду. Государь горяч, и я тоже. Случается, от избытка сердца уста глаголят… всякое. А ты даже горькие истины в изящную дипломатическую форму облечь умеешь.
— И что за гадость ты мне предлагаешь в сию форму упаковать?
— Первое, что Россия собственным флотом до Западных и Восточных Индий добраться не может.
— Чем тебе нехорош русский флот? Шведов побеждал…
— Вот видишь, князь: и тебя заело. А представь, государю сказать? Хорош он, вполне хорош — для той цели, под которую строился. Хорош на шведов. Хорош для Балтийского моря. Ежели дальше… Ну, досюда, по крайней нужде, дойдут кораблики. Еще вдесятеро дальше — извини, Борис Иванович! Англичане смеются над шведами и датчанами: мол, балтийская лужа им впору. Доля истины в сих насмешках есть.
— Над нами тоже смеются?
— Нет, над нами рано. Одно дело, когда взрослый детина спотыкается, другое — младенец, вчера сделавший первый шаг. Но если не обретем уверенную поступь — начнут.
— А обретем — постараются ноги переломать.
— Как водится. Все морские державы прошли через это. Так вот, я хочу сказать простую истину, которую любой военный моряк — какого бы флота ни был — почтет ересью. Линейные корабли и фрегаты для дальних океанских плаваний не годятся.
— Это еще почему? Что же годится-то?
— Ты на военном судне когда-нибудь был? Не на шканцах, не в капитанской каюте — а на нижней палубе?
— Что там особенного?
— Там матросы спят. В две перемены, по четырнадцать дюймов в ширину на брата. В этакой тесноте полмесяца потерпеть можно. Месяц — уже с трудом, болезни начинаются. На второй месяц становятся повальными. Плавание в Индию занимает полгода в один конец.
— Постой, граф! Мы всю морскую науку взяли у англичан и голландцев, они в дальние моря ходят и доселе живы.
— Ходят торговые суда, коих у нас почти совсем нет. Военные — очень редко и с такими потерями в людях, что просто беда. На торговце народу меньше, по крайней мере, впятеро. Пространства довольно, хотя без излишества. Вода, провиант, амуниция — не стоит и говорить, насколько легче снабжение.
— Убавить команду на любом фрегате, то же и выйдет.
— Сразу не выйдет. Всех переучивать придется: малым числом с парусами совсем иначе работают. И вообще, суда для боя и для дальнего плавания… Как бы сказать… Эти два предназначения совмещаются плохо. Лучше изначально, на верфи, закладывать особую породу корабельную.
— Вот теперь понял, к чему клонишь. Ты ведь о своих судах?
— Между прочим, "Савватий" — лучший корабль у Остендской компании. И самый большой. Другие — тонн по двести-триста. Только один на шестьсот, в Гамбурге достраивается.
— Вижу, что о собственной компании для индийского торга возмечтал. Да с монопольными правами. Подумай, сколько будет завистников: не боишься?
— С завистниками охотно поделюсь. Если деньги вложат. Люди, в чьем содействии нуждаюсь, тоже не пожалеют. Будет ли монополия, не важно: соперники из русских купцов, где они? Большие деньги стоят на кону. Очень большие. И казне хватит, и всем остальным.
Борис Иванович взглянул испытующе. Я улыбнулся:
— В Остенде у меня смешная доля: один процент. Когда люди переймут необходимый опыт…
— Есть у кого?
— Там служат якобиты, ходившие на компанейских судах. На "Савватии" из них штурман и еще трое. Остальная команда — русских чуть меньше половины, неаполитанцев треть, немного немцев и всякой портовой изгари. Вплоть до малайцев. Сии нации никто не зрит себе соперниками, учиться дают. Посему вторая весть для Его Императорского Величества: за несколько лет можно выучить моряков, коих не страшно будет посылать вокруг света.
— Петр Алексеевич так долго ждать не будет.
— Если беременную принуждать, чтобы разрешилась пораньше… Впрочем, на всё его царская воля. Теперь просьба. Люди нужны. Хотя, нет. Не так: он поймет превратно и даст, которых не жалко. Нужна привилегия нанимать, кто мне годен. Матросов и навигаторов. Обдумать кондиции для кончивших курс Морской академии. Ежели до Рождества состоится о них высочайшая резолюция — успею пристроить на суда, уходящие в феврале.
— В Индию?
— И в Китай тоже. А неугодно государю — не буду настаивать.
Через неделю, исполняя обещание поделиться английскими коммерческими тайнами, я передал князю Куракину обширную промеморию, рисующую правдивую и соблазнительную картину восточной торговли. Самому интересно было составлять: неожиданные связи открывались. К примеру, зависимость военной мощи морских держав от поставок индийской селитры. Смогла бы Британия обеспечить хоть четверть потребности флота в порохе внутренними средствами? Сомневаюсь. А Голландия? Хитрые бюргеры накапливали ценное сырье в мирные годы, продавая во время войн буквально втридорога — с прибылью в двести процентов! Только чай умножает деньги в близкой пропорции; всяческие ткани (в которых я, к тому же, не разбираюсь) — гораздо меньше. Кстати, в России пороха почти всю войну не хватало, и Матвеев, помню, хлопотал о покупке селитры у тех самых голландцев! Царя это должно зацепить.
Стараясь, в видах проникновения на Восток, пополнить русскими моряками экипажи фламандских судов, я не забывал о своей главной коммерции. Со сбытом железа продвинулся неплохо. Потеснил шведов в обоих Нидерландах, даже в Льеже встал твердой ногой. Для тех, кто не знает здешних особенностей: расторговаться в Льеже с таким товаром — все равно, что привезти дрова в лес и продать с прибылью. Надо подстраиваться под запросы местных мастеров, чтобы поставлять именно такой металл, который идет в работу.
С завода писали, что лужение по способу Реомюра испробовали: результаты отменные, белая жесть выходит лучше саксонской. Распорядился делать в запас, а сразу в продажу не пускать. В торговом соперничестве внезапность нужна не меньше, чем на войне; да и не помешает сначала перед царем похвастаться.
Пока я занимался в Европе коммерцией, на южных границах России дела оборачивались все хуже. Восьмидесятилетнему хану Аюке сил недоставало, чтоб удержать в дрожащих старческих руках власть над калмыками. Его старший сын и соправитель Чакдоржап прошлым годом помер. Оставшись без пригляда старших, внучата степного патриарха передрались меж собой: Дондук-Омбо с двадцатитысячным войском принялся разорять улусы чакдоржаповых детей. Где могли спастись побежденные? В крымских владениях, конечно! На Кубань потянулись тысячи кибиток. Ногаи тоже воспользовались смутой и во множестве выбежали из-под калмыцкой власти. Между тем старый мой неприятель Бахты-Гирей, прозванный соплеменниками "дели-султаном", сиречь бешеным, вопреки прозванию показал себя расчетливым политиком. Женившись на черкесской княжне, сей лихой джигит обрел поддержку ее воинственных родственников. Приняв бежавших с русской стороны степняков, он стал главою многочисленного войска из черкес, ногаев, калмыков и казаков-некрасовцев. Тех, которые помнили экзекуцию за прошлый набег, вождь успокаивал: дескать, Шеремет-паша умер, а Шайтан-паша то ли казнен, то ли за границу бежал — теперь бояться некого. Так, по крайней мере, рассказывали перебежчики.
С появлением новой враждебной силы война полыхнула сплошным тысячеверстным пожаром от Шемахи до Азова. Ахмед Третий имел основания радоваться: он в этом формально не участвовал и всегда мог отговориться своевольством вассалов, а русские войска на юге оказались связаны. Петр попал в положение медведя, разорившего даже не улей — ибо сладостей в недрах Кавказа не обреталось — а осиное гнездо. Терпеть больно, а бежать стыдно. Передавить злобную мелюзгу? А ты ее поймай сначала! Выказывать бессилие опасно: крымцы давно точат сабли и кормят коней, им днепровские городки поперек горла. Без воли султана по-крупному воевать вряд ли посмеют — но ведь Ахмед и его визирь Ибрагим-паша тоже поглядывают, не даст ли царь слабину. Оплошает — быть войне!
