Harry Turtledove - Око за око
– Сначала проклятый национальный парк Арапахо, потом богом забытый национальный парк Пайетта или этот чертов национальный заповедник Нез-Перс? – спросил он, когда ехал по шоссе 95 в сторону Льюистона, штат Айдахо.
Ларссен привык разговаривать сам с собой на дороге; нередко случалось, что за целый день ему не удавалось обменяться ни с кем и парой слов. И чем больше времени он проводил наедине со своим велосипедом, тем меньше хотел общаться с другими людьми.
Ларссен вытер рукавом пот со лба. День выдался жарким, но он не снимал ни рубашки с длинными рукавами, ни шляпы с широкими полями – у него была такая белая кожа, что он ужасно боялся сгореть. Шляпа не защищала покрасневшие уши, которые вдобавок постоянно шелушились.
– Теперь всем наплевать на то, как я выгляжу, – заявил Йенс.
Впрочем, он выглядел совсем неплохо: худощавый тридцатилетний викинг со светлыми волосами и ярко-голубыми глазами.
Над головой Ларссена с воем пролетел самолет ящеров, направлявшийся на запад. Ящеры захватили долину реки Змея от водопадов Айдахо до Близнецов и построили воздушную базу. Создавалось впечатление, что их интересуют только взлетные полосы, а на местность вокруг им наплевать. Это чувство Ларссен полностью с ними разделял. Он проехал через несколько небольших поселков – некоторые теперь вполне могли сойти за города – и нигде не встретил ни одного маленького чешуйчатого ублюдка.
– Может быть, стоит остановиться и поискать их? – сказал Йенс, обращаясь к деревьям.
Он знал, какое известие приведет ящеров в ужас. Лучшего способа отомстить Барбаре за то, что она его бросила, и полковнику Хэксхэму, из-за которого он потерял жену, не найти. А еще хорошо бы отплатить Оскару за то, что он помешал ему вернуть Барбару. И рассчитаться с Металлургической лабораторией, а заодно и со всей вонючей человеческой расой. Возможно, на Денвер и не сбросят атомную бомбу, но с землей сровняют наверняка.
У дороги журчал горный ручей. Йенс еще раз провел рукавом по лбу и решил, что заслужил передышку. Он слез с седла и аккуратно положил велосипед у обочины. Вытащил из рюкзака жестяную кружку и спустился к ручью. Ему пришлось сосредоточиться на ходьбе, ноги по привычке норовили жать на педали.
Вода – очевидно, растаявший снег – оказалась очень вкусной, но такой холодной, что после первых глотков у него мучительно заболела голова. Ларссен выругался, дожидаясь, пока боль пройдет. Серо-голубая сойка, сидевшая на сосновой ветке, принялась его сердито отчитывать.
– Заткнись, – сказал ей Йенс. – Ты бы тоже возмутилась, если бы с тобой случилось что-нибудь похожее.
Он снял винтовку «спрингфилд», которую носил через плечо, и огляделся. Он никогда не был хорошим охотником, но если бы олень пришел на водопой, Йенс мог бы разжиться мясом. Сойка продолжала сердито щебетать. Ларссен вскинул винтовку, но только рассмеялся. Скорее всего, он промахнется, а даже если и попадет… стрелять в сойку пулей такого калибра – все равно что давить таракана наковальней. В лучшем случае останется несколько перьев.
Он выпил еще кружку воды. Если не появится Бэмби, на ужин у него будет только вяленая говядина. Он выменял ее на несколько патронов от своей винтовки возле городка с гордым именем Кембридж; чем больше Йенс думал о сделке, тем яснее ему становилось, что его облапошили.
Вода произвела свое обычное действие. Ларссен встал и подошел к дереву – не тому, на котором сидела сойка. Он расстегнул ширинку и, сжав зубы, помочился на ствол. Боль была уже не такой острой, как в первые дни, когда он подхватил триппер. В ту пору всякий раз, когда ему приходилось мочиться, Йенсу ужасно хотелось, чтобы у него отвалился член. Но и сейчас он не испытывал от процесса удовольствия.
– Проклятая сука, – прошипел он, застегиваясь.
В первый же раз, когда он решил переспать с чужой женщиной, вонючая официантка преподнесла ему подарок. Уж лучше бы он остался монахом.
Олень так и не пришел. Как, впрочем, и медведь, но Ларссену ни в чем не хотелось видеть хорошее. В сотый раз проклиная подлую шлюху-официантку (он с легкостью забыл удовольствие, которое она ему доставила), Йенс вернулся к велосипеду и вытащил из рюкзака кусок вяленого мяса. На вкус оно напоминало хорошо просоленную кожаную подметку.
– Хорошо еще, что у меня есть острый нож, – заметил Йенс вслух.
Сойка, словно продолжая прерванный разговор, заверещала в ответ.
– А тебе я уже велел заткнуться, – напомнил Ларссен птице, но она обратила на него не больше внимания, чем все предыдущие его собеседники.
Йенс проглотил мясо. В горле заскребло, и он мрачно рассмеялся.
– Хотел бы я посмотреть, как проклятый мистер Сэм Игер жрет эту дрянь своими купленными в магазине зубами.
Чем больше он думал о случившемся, тем яснее ему становилось, что если Барбара могла влюбиться в такого типа, то о ней и жалеть не стоит.
Но даже убедив себя в том, что от этой женщины в любом случае следовало избавиться, Ларссен не испытал облегчения. Почему она так быстро поверила, что он погиб? И вообще его жена не имела никакого права прыгать в постель к сукину сыну Игеру, а уж тем более – выходить за него замуж. Про беременность и говорить нечего…
– Секретность! – оскалившись, Ларссен выплюнул ненавистное слово, будто оно превратилось в грязное ругательство.
Если бы вонючий полковник Хэксхэм разрешил ему отправить Барбаре записку, когда фургон Металлургической лаборатории плелся по Великим Равнинам, все осталось бы на своих местах. Но Ларссену пришлось устроить настоящую забастовку, чтобы Хэксхэм позволил ему связаться с женой. А к тому времени, когда Барбара получила письмо, она успела забеременеть и выйти замуж за Сэма Игера.
В мирное время какой-нибудь адвокат купил бы себе роскошный «паккард» на гонорар, который получил бы за участие в таком процессе. Но прилетели ящеры, и все пошло к чертям, никого больше не интересуют тонкости юриспруденции. Если Барбара желает остаться с мистером Искусственная Челюсть – значит, так тому и быть.
– В результате все поимели меня – точнее, меня теперь никто не имеет, – пожаловался Ларссен. – Неплохая получилась фраза, не так ли?
Во многих отношениях он был прав. Да, его бросила жена, но этим дело не кончилось. Он так переживал из-за ее ухода, что его прогнали из Метлаба. Теперь, вместо того чтобы заниматься ядерной физикой, которую он так любит, он вынужден играть роль Нэтти Бампо[7].
Если бы Йенс был склонен мириться с поражением, он бы никогда не сумел вернуться из Западной Виргинии – из Уайт-Салфер-Спрингс – в Чикаго. Он никогда бы не узнал, куда направилась Металлургическая лаборатория, и не сумел бы первым прибыть в Денвер (конечно, если бы он вел себя иначе, то имел бы больше шансов выиграть Барбару).
Да, он должен рассчитаться с ящерами, которые испортили ему жизнь. Поэтому он доберется до Ханфорда и выяснит, можно ли построить там атомный реактор, чтобы отправить их в ад. Это будет справедливо.
– Но после того как я с ними покончу, я расквитаюсь со всеми людьми, которые отравили мне жизнь, – тихо проговорил Йенс. – Вот увидите, так и будет.
Он поднялся с камня, на котором сидел, вскочил на велосипед и покатил дальше на север.
* * *Людмила Горбунова видела с близкого расстояния множество бомбовых воронок. Однако она и представить себе не могла, что под крылом ее маленького У-2 возникнет нечто столь огромное.
Выжженная земля простиралась на километр, может быть, больше. В центре почва превратилась в субстанцию, напоминающую стекло, – в ней отражалось ослепительное солнце. А дальше деревья, дома – практически все лежало в руинах. Казалось, на землю в нескольких километрах к северо-востоку от Калуги сошел сам Господь.
Людмила не верила в Бога – во всяком случае, разумом. Дитя революции, она родилась в Киеве во время гражданской войны. Но иногда, в моменты наибольшего напряжения, она непроизвольно использовала реакционные обороты речи.
– Мы еще не успели построить настоящий социализм, – напомнила себе Людмила. – Даже после нападения фашистов только следующее поколение могло бы рассчитывать, что ему доведется жить в обществе всеобщей справедливости. А теперь…
Ветер унес ее слова прочь. Признав собственное несовершенство, она спокойно согласилась с тем, что только вмешательство свыше могло остановить наступление ящеров на Москву.
Она возвращалась после налета на позиции неприятеля, когда произошел взрыв. Сначала Людмила подумала, что ящеры сбросили на Советский Союз такую же бомбу, которая разрушила Берлин и Вашингтон. Далеко не сразу она сообразила, что ее собственная страна сумела нанести врагу такой же страшный удар.
