Александр Антонов - Кодекс звезды

Не могу сказать, что этот танк был точной копией Т-28 из ТЕХ времён, наверное, в чём-то и уступал, но ведь и появился он на добрый десяток лет раньше!

– Скажите, Глеб Васильевич, – обратился Ленин к Васичу, – эта машина действительно так необходима нашей армии?

– Крайне необходима, Владимир Ильич! – твёрдо ответил Васич. – Особенно в преддверии войны с Польшей.

– А что, без таких машин нам поляков не победить? – хитро прищурился Ильич.

– Победим в любом случае. Но с этими танками быстрее и меньшей кровью!

Ленин кивнул и нахмурился. Следующий вопрос он адресовал начальнику Генерального штаба:

– Михаил Дмитриевич, когда, по-вашему, поляки могут начать войну?

– Как только закончат подготовку к наступлению. Думаю, до начала зимних холодов. Генштаб ориентируется на первую декаду октября, Владимир Ильич!

– То есть, у нас в запасе около месяца, а танк пока всего один, – Ленин повернулся ко мне. – Как предполагаете поступить, Николай Иванович?

– ВОК намерена разместить срочный заказ на нескольких питерских заводах одновременно. Пусть займутся выпуском отдельных деталей, а сборку поручим Обуховскому и Путиловскому заводам. Если рабочие коллективы всех предприятий, где будет размещён заказ, поднапрягутся, то к первому октября из изготовленных танков вполне сможем сформировать танковую бригаду.

– Поднапрягутся! – сказал подошедший Киров. – Сам спать не буду, но рабочий Питер свой пролетарский долг перед армией выполнит!

– Значит, решено! – рубанул ладонью воздух Ленин.

– Может, переночуешь здесь?

Наташа сначала хотела сказать «переночуешь у нас», но вовремя спохватилась. По отношению к Михаилу такая фраза, сказанная в его собственной, как она до сих пор считала, квартире, была бы неверна.

– Спасибо, Наташа, – поблагодарил Жехорский, – но я лучше пойду.

Наташа стояла у окна и смотрела на медленно бредущую вдоль канала фигуру. Жехорский шёл, тяжело опираясь на трость. Острая жалость к этому некогда очень уверенному в себе человеку, придавленному теперь грузом свалившихся на него несчастий, пронзила сердце молодой женщины. Но отчего к жалости добавилась ещё и тревога? Догадка пришла быстро. Охрана! Обычно за Жехорским на отдалении следовали парни из «девятки», а один из охранников всегда дежурил на лестничной площадке, когда Жехорский находился в квартире. Сегодня – Наташа теперь это отчётливо вспомнила – площадка была пуста, да и сейчас за Михаилом никто не шёл. Наташа поспешила к телефону и позвонила Ольге.

Генерал-майор Абрамова проводила совещание, когда зазвонил телефон. Ещё не выпустив трубку из руки, Ольга была уже на ногах.

– Совещание окончено, товарищи!

По её озабоченному лицу подчинённые поняли, что случилось нечто экстраординарное и безропотно потянулись к выходу из кабинета. А Абрамова уже отдавала приказы:

– Дежурный, машину к подъезду! Вы, товарищи, – придержала она двух инструкторов спецкурсов «Штык», – поедете со мной!

Жехорский, погружённый в мысли, мало что замечал вокруг. Сегодня утром он сдал, наконец, дела новому начальнику ГПУ и перестал быть руководителем этой организации даже формально. Да, да, именно формально! Ведь несколько последних недель он фактически устранился от руководства. Пусть на то были уважительные причины – Господи! Да за что же ему их (причины) уважать? – всё равно это было неправильно. И он сам настоял на своей отставке. «Вот ты, Жехорский, и безработный, – грустно думал Михаил. – Хорошо хоть за Анюту волноваться не надо». Воспоминание о встрече с дочкой, навестить которую он и приходил в свою бывшую квартиру, вызвало на лице Жехорского тёплую улыбку, которая, впрочем, довольно быстро слетела с лица. В сгущающихся сумерках навстречу шли четверо. Было в их движении что-то такое, что заставило ментовское сердце ёкнуть в дурном предчувствии. Между ним и встречной четвёркой набережная образовывала в сторону реки небольшой выступ, и Жехорский счёл за благо зайти в него. Если предчувствие его обмануло – пусть идут себе мимо, если нет – по крайней мере, со спины не обойдут, а там и охрана подоспеет…

… Мимо не прошли. Сгрудились у входа в выступ, стали приставать с наглыми вопросами. Нападать не спешили, хотели до того подавить будущую жертву морально. Михаил отвечал, стараясь тянуть время. Где же охрана? И тут до него дошло: нет у него больше охраны! Кому придёт в голову охранять безработного? А он и пистолет дома оставил, отвык стеречься. Как глупо…

Бандиты меж тем решили, что пришла пора перейти от слов к делу. Один вытащил нож, и, поигрывая лезвием, пошёл на Михаила. Ох, зря он это сделал! Выхваченный из трости клинок был гораздо длиннее лезвия ножа. Удар в левую грудину – и бандит валится на камень тротуара. Жехорский торопится перейти в нападение, но былая сноровка утеряна. Он успевает достать лишь ещё одного бандита, и тот, вскрикнув от боли, шарахается в сторону, держась за бедро. Двое других отскакивают невредимыми. Один кричит:

– Ах, ты, падла! – и тянет из кармана пистолет.

Свет фар вывернувшего из-за угла автомобиля ослепляет бандита, и тот, не успев навести пистолет на цель, невольно прикрывает глаза рукой. Звучат выстрелы. Жехорский видит, как валятся скошенные пулями бандиты, включая раненого. Из ореола света к нему спешит Ольга.

– Ты как?! Цел?

Замирает, увидев в руке Жехорского окровавленный клинок. Качает головой.

– Ну, ты, Мишка, даёшь…

– Ну что, наказал виновного?

Ежов хмуро смотрит на грозно нависшего над ним Абрамова, и отрицательно качает головой.

– Был бы виновный – наказал бы. А так…

– Какое тут может быть «так»?! – ярится Абрамов. – Когда твоего друга чуть не угробили?!

– Кончай, Васич, на него наседать, – просит Жехорский. – Ёрш прав. Нельзя наказывать людей за то, что они добросовестно исполнили свой служебный долг.

– А их что, было много? – уже на полтона ниже спросил Абрамов у Ежова.

– И одного хватило, – вздохнув, ответил тот.

– И что теперь? – уже совсем спокойно интересуется Абрамов, – нам самим Макарыча охранять, пока его на новую должность назначат?

– Зачем? – удивился Ежов. – Охрану я ему уже восстановил.

– Восстановил… – ворчит Абрамов. Нет, чтобы сразу… Вы, ребята, Ольге теперь руки должны целовать!

– Это мы с нашим удовольствие, правда, Шеф? – восклицает Ежов. – И не только руки, но и ноги, и вообще всё, что она пожелает!

– Но, но! – хмурится Абрамов. – Исключительно руки! Ну, разве ещё в щёчку…

– Оль… – Наташа смотрела на подругу со скрытым ожиданием. – Можно я у тебя спрошу?

– Ну, спроси… – осторожно согласилась Ольга.

– Ты как-то обмолвилась, что там, ну в ТОМ времени, ты была бойцом спецназа. Расскажи, как это случилось?

– Как я попала в спецназ? – уточнила Ольга. Потом кивнула: – Ты угадала, подруга, тут есть над чем пролить женскую слезу. Случилось это не по причине моей недалёкости – школу я закончила с медалью, – и не потому, что меня завертело в поисках приключений на свою пятую точку. Была второкурсница Рязанского педагогического института, и был курсант военного училища. Первогодок. И возникла между нами большая любовь. Из-за него я стала заниматься тхэквондо, стрельбой и ещё целой кучей, казалось бы, странных для девушки вещей. А через два года случилось ему попасть в большую драку, разумеется, из-за меня. Отметелили мы этих подонков вдвоём, а из училища отчислили только его. И отправили дослуживать в город Бердск, что около Новосибирска, который теперь пока ещё Новониколаевск. Я бросила институт и стала декабристской, то есть отправилась за любимым в Сибирь. Как я добивалась права служить с ним в одной части – отдельная история. Когда кончилась его «срочная», остались служить дальше. Потом родилась у нас дочь, а потом он погиб… Ничего, – успокоила Ольга огорчённую Наташу. – Случилось это давно, даже не в этой жизни. Теперь у меня есть Васич, я с ним счастлива.

Ольга замолчала. Притихла и Наташа. Потом спросила:

– Так ты сколько недоучилась?

– Всего ничего, – ответила Ольга. – Мне тогда многие говорили: дура. А я и по сей день считаю, что поступила правильно. Любовь двух таких мужчин удаётся познать не каждой женщине!

«Осень, осень – это моё время.Серым утром так приятно взгляду.Я в кофейне милой между всемиНе спеша, как в облаке, усядусь…»

Юлиан Тувим, ау! Долго нам ждать, когда прелестница муза и в ЭТОМ времени нашепчет тебе на ухо эти прекрасные строчки?

Всё ещё будет, верьте, друзья. Но, видно, не этой осенью, когда поляки ждут от своего любимого поэта совсем других стихов.

«Я в военной форме между всемиНа прощальном ужине, усядусь…»

Как-то так…