Андрей Муравьев - Меч на ладонях
«Как подкачанные китайцы», – подумалось Косте, когда он попробовал понять, кого эти воины ему напоминают.
Городок Хобург состоял из нескольких десятков срубов, крытых дранкой. Среди них выделялся дом ярла. Шестистенный двухэтажный дом имел внутренний двор, конюшню и колодец. Кроме того, дом вмещал оружейную, помещения для рабов и кладовую с провизией.
Напротив стояли два больших дружинных дома, деревянная церквушка и гостиный дом. Как объяснили потом местные, в большом дружинном доме жили семейные хирдманы, в меньшем – холостые. Всего дружина ярла насчитывала пятьдесят четыре гридня. В пределах города селились рыбаки, местные крестьяне, промысловики и ремесленники. У входа в городок стояли купеческие дома с лавкой на первом этаже. С обратной стороны города чадили кузнецы. Вокруг городка также виднелись землянки и два десятка бань у самой воды. На взгляд Сомохова, население городка составляло человек пятьсот.
Вопреки распространенным стереотипам, по улицам городка свиньи не бегали. Только орава голых детей и свора лающих собак. Несмотря на прохладную весну, дети носились в рубахах из мешковины, сверкая голыми пятками и коленками. От самых ворот пришедших сопровождали горожане. К дому ярла, перед которым выстроилась дружина, вернувшиеся из поиска гридни подошли в окружении почти сотни человек. Впереди встречавших стояла жена Гуннара фру Ингистид с тремя сыновьями. Большая часть населения городка молчаливо стояли сзади. Взгляды всех пробегали по рядам пришедших, выделяя тех, кто вернулся, и отмечая тех, кого нет.
Струппарсон остановился напротив супруги.
Фру Ингистид, полная, но еще привлекательная женщина лет тридцати пяти, поклонилась и, глядя только на него, спросила:
– Удачной ли была охота, муж мой?
Гуннар пожевал усы и ответил натянуто:
– Мы шли по следам Сигпорсона до самого Кьерского леса, но там коварное исчадье Локи[34] заманило нас в ловушку. Сотня разбойников напала на нас. – Толпа гридней и горожан притихла, ожидая продолжения рассказа. Женщины заохали.
– Но, – ярл повысил голос и торжествующе обвел взглядом толпу, – Тор любит своих детей. Удача нам не изменила. Нет на свете храбрее моих отважных хирдманов! Нет удачливей ярла Хобурга! Мы разбили врага, захватили много оружия и эти чудесные доспехи.
Ярл провел рукой по джасерану, и вздох восхищения пронесся по толпе при виде такой дорогой добычи. Дружина радостно взревела и начала славить вождя, но ярл прервал ликование.
Пришла пора признать и потери, и он с честью вышел из положения.
– В бою коварством и колдовством враг убил троих моих смелых хирдманов: Уле Весло, Кирку Плешивого и Ярни Лукунга по прозвищу Жук. Это были смелые воины, и погибли они с мечом в руке и кровью врагов на сапогах. Вечером мы будем отмечать эту победу и освобождение торговых гостей из лап разбойников. А также провожать души погибших к Христу в Вальгаллу[35].
Ярл обвел взглядом двор и стоящих людей.
– Я все сказал.
Все вопросы были оставлены до пира. Люди начали расходиться, хотя языки у многих чесались от незаданных вопросов. Остававшиеся в городе хирдманы обступили вернувшихся рядовых дружинников, и Кухля с Бобром тут же затерялись в толпе. Освобожденных торговых гостей все обходили стороной.
На объяснение ярла, откуда в отряде появились новые люди, Сомохов только ухмыльнулся, а более впечатленный речью Горовой досадливо крякнул.
– Это ж что получается, а? Я вас спрашиваю. – Он повернулся к Сомохову. – Не мы эту консерву спасали, а, выходит, он нас от лихих людишек слобонил? Эта, мать его…
Костя, повернувшись к Сомохову, заметил:
– А в летописях скажут, что славный князь Гуннар, в году от рождества Христова одна тысяча девяносто третьем или там девяносто пятом, под своим городом Хобургом разбил несметное войско и освободил обозы полоцкого князя. И побито было не счесть, и в полон взято сверх меры.
Улугбек улыбнулся. Его скуластое лицо прорезали морщинки.
– Да, пожалуй, здесь стесняться в рассказах не принято. Победа должна быть значимой, а добыча великой. Иначе скажут, что удача ушла от тебя. И ты не удачливый ярл, а, как бы это выразиться?..
Костя нашелся быстро:
– Лузер.
Сомохов напрягся:
– Как-как вы сказали?
Теперь улыбался Малышев:
– В мое время широкое распространение получили язык и философия Соединенных Штатов Америки…
Сомохов перебил:
– Это Северных Штатов?
Малышев задумался.
– Ну да… А что, еще есть какие-то Соединенные Штаты Америки?
Сомохов покачал головой:
– В мое время были[36]. Ну, не важно. Я вас перебил, простите великодушно. Продолжайте, пожалуйста.
Малышев собрался.
– Так вот. У них краеугольный камень жизни – успех, удача. А главное ругательство – лузер, неудачник. Смешно, американский фильм напоминает.
Сомохов нахмурился. Горовой даже не пытался следить за нитью разговора. Что касается Захара, то он увязался за кем-то из дворовых девок, объясняя, что неплохо бы и покормить гостей.
Улугбек Карлович переспросил:
– Простите, что напоминает?
Малышев прокрутил в голове, что он знает о начале двадцатого века. Вроде кинематограф уже был.
– Ну, фильм… Синема. Кинематограф.
Сомохов понимающе закивал:
– А, ну да. Синема. А что, уже и в такой глуши, как Североамериканские Соединенные Штаты, кинематографические ленты снимают? Я думал, они больше по производству стали и животноводству специализируются.
Малышев вспомнил о Голливуде и решил закончить экскурс в будущую историю.
– Да уж. Дошел прогресс.
Сомохов все покачивал головой:
– Надо же…
11ПирВечером были похороны хирдманов ярла или, как их стали недавно называть на славянский манер, дружинников.
Христианство все еще было религией немногих. Русь крестилась, но на окраинах все так же почитали древних славянских, а некоторые и неславянских богов, отмечали языческие празднества, совершали жертвоприношения. Тот же Святополк Изяславович, князь Новгородский и наследник конига Киевского, хоть и получил при крещении имя Михаил, был известен более под языческим именем. Говорят, с нехристианским именем князь получил и неуемный дух, кидавший его из одной войны в следующую.
Двух погибших викингов готовили хоронить на плоту у берега Лупы. В креслах, прибитых по центру бревенчатого помоста плота, с мечами в руках, обложенные щитами и мешками с зерном и рыбой, они уходили в свое последнее плавание. В городке довольно мирно уживались рядом православный священник отец Варсонфий и языческие идолы. Более половины населения Хобурга крестились и почитали Христа, но сам ярл и большая часть дружины, особенно выходцы из норвежских и шведских земель, продолжали приносить жертвы старым богам – Одину и Тору.
Своих священнослужителей у старой религии в городке не было. Один из хирдманов Струппарсона, высокий седой ветеран многих боев, исполнявший роль жреца, у основания деревянных идолов, стоящих у входа в город, перерезал горло жертвенному бычку. Вместе с первой кровью животного, капнувшей на землю и жертвенный камень, зазвучала песнь старого хирдмана. Двое дружинников из числа ближайших товарищей погибших подожгли плот.
Подвывая и грохоча рублеными словами забытых скандинавских наречий, воин говорил речитативом. Он просил богов за своих друзей, души которых уносились в жертвенном дыму горящего плота в Вальгаллу. Просил Отца воинов принять их, славил их подвиги и смелость, удачу и захваченную в боях добычу. Если бы погиб ярл или кто-либо из его ближайших родственников, то церемония была бы торжественней. Принесли бы в жертву целое стадо коров, зарезали бы лошадей. Вожди в последний путь уходят в собственных драккарах с умерщвленными рабами и трупами врагов, с золотыми украшениями и лучшим оружием, чтобы предстать перед очами Одина во всем блеске и славе, пировать в его небесных палатах, готовясь каждый день к последней битве мира. Для самых выдающихся возводят курганы.
Простые воины прощались с окружающим миром более буднично. Даже в капище за жрецами не посылали…
Одновременно в городе у церкви отец Варсонфий отпевал Кирку Плешивого. Здесь жгли ладан и свечи, пели псалмы и крестились. Потом процессия из христианского храма двинулась через городок к единственным воротам, направляясь вдоль шеренги идолов языческих богов к христианскому кладбищу.
«Полочане» наблюдали все это действо с большим интересом.
Сомохов и Малышев больше внимания уделяли обрядам викингов. Это объяснялось профессиональным интересом первого и любопытством второго. Горовой, как глубоко верующий человек, счел своим долгом присутствовать на церемонии в церквушке, где поразил всех своей привычкой креститься щепотью и подпевать настоятелю.
