Стрелки Аустерлица - Августин Ангелов
И этот дворянский снобизм Федора коробил мою натуру попаданца. Армейская субординация, конечно, имелась и у нас в двадцать первом веке, но совсем не до такой степени. Здесь же дистанция между нижними чинами и офицерским составом была просто поразительной. Но, воспоминания князя Андрея подсказывали мне, что так уж тут заведено. Унижение нижних чинов считалось вполне обыденным и, как бы, само собой разумеющимся. Любой офицер мог избить солдата или унтера, придравшись к чему угодно и не опасаясь никакого служебного разбирательства за рукоприкладство и мордобой. Ведь телесные наказания в этой реальности практиковались повсеместно.
К моему сожалению, с этим неблаговидным явлением пока ничего не поделать, поскольку здешнее российское общество к 1805 году давно официально поделено на сословия, между которыми нет никакого товарищества, а есть лишь узаконенная чванливость тех, кто стоит на социальной лестнице выше. В связи с этим я понимал, что и сам должен быть не менее чванливым с простолюдинами, если я князь. Иначе и из князей, наверное, выгнать могут. Но, мне такой обычай узаконенного унижения подчиненных и нижестоящих вышестоящими совсем не нравился. Социальной справедливостью в этом времени и не пахло. А несправедливость я не любил с детства. И всегда за справедливость дрался. Но, может быть, я еще все-таки привыкну к местным реалиям? Иначе жить в такой несправедливой общественной среде будет для меня морально очень уж тяжело…
Мои размышления прервало появление виконта Моравского. На этот раз толстяк ехал на своей пегой лошади во главе целого взвода моравских добровольцев. Сбросив французские шинели, они были одеты все по-разному. Многие — в гражданские камзолы. Но, некоторые все-таки сохранили австрийскую военную форму, хоть первоначально они и дезертировали из армии Австрии, когда их где-то по пути к Гельфу подобрал Дорохов, присоединив этих австрийцев к своему отряду стрелков Семеновского полка.
Те же, кого Дорохов назвал разбойниками, пока сидели, в основном, тихо в глубине рудника. Но, как только кто-нибудь пробовал приблизиться к входу в штольню, оттуда сразу раздавались выстрелы. И хорошо еще, что пока ни в кого не попали, поскольку мы с Дороховым, как и разведчики, ушли с линии огня, находясь сбоку, за развалинами амбара. Драгуны, прибывшие ради подкрепления, тоже сразу последовали нашему примеру. А лучшие наши стрелки по-прежнему держали вход под прицелом и отвечали на каждый подозрительный звук изнутри, стреляя в темный проем.
Потому Леопольд Моравский, которого уже предупредил наш гонец, обрисовав ситуацию, остановил свою большую лошадь подальше, не желая, чтобы какая-нибудь шальная пуля задела Забаву. Моравские добровольцы тут же помогли своему тучному предводителю слезть с седла на землю, поддержав его неуклюжую тушу с разных сторон. А он, отдышавшись, дал им какие-то распоряжения на местном языке. После чего несколько из них, видимо самые храбрые, двинулись в сторону рудника, заходя к входному проему сбоку по тропинке, идущей по краю леса. Осторожно добравшись ко входу в штольню, моравы внезапно разом начали что-то кричать в проем на своем языке. А сам виконт, подойдя к нам с Дороховым, объяснил, что они пытаются растолковать тем австрийским стрелкам, которые засели внутри, что они приняли за французов русских разведчиков.
Довольно долго никакого ответа изнутри штольни не было. Но и стрелять оттуда прекратили. А потом наконец-то донесся голос. Причем, он явно принадлежал русскому человеку и достаточно молодому.
— Если вы русские, так извольте и говорить по-русски! — выкрикнул неизвестный из темноты.
— Вы кто такой будете? — крикнул Дорохов.
— Я гусарский корнет Василий Жирков. А вы кто? — прокричал человек из штольни.
Федор выглядел остолбеневшим, тихо пробормотав:
— Не может такого быть… Неужели там внутри Васька? Вроде голос его…
И тут же поручик, взяв себя в руки, прокричал:
— Васька? Ты что ли? Здесь я, Федор Дорохов. Помнишь меня? Выходи, черт бы тебя побрал!
— Не могу. Я ранен в ногу. Со мной австрийцы. Они решили, что вы французы, потому стрелять начали! — прокричал Жирков из тоннеля.
— Да не французы мы никакие! Это недоразумение! Такой у нас маскарад ради разведки и маскировки. Выходите скорее наружу. Что вы там спрятались, черти? Мы уже взрывать вход собирались! — прокричал и Дорохов.
— Сейчас! Только объясню австрийцам! — крикнул Жирков.
И вскоре из тоннеля послышались звуки шагов, а затем четверо солдат в мундирах австрийской легкой пехоты вынесли на растянутом плаще молодого парня в форме русского гусара, у которого левая нога была перевязана окровавленной тряпкой, опустив его на каменистую почву возле скального основания холма, чтобы он мог привалиться спиной к камню.
— И правда Васька! Вот чертяка! — воскликнул Дорохов и, подбежав к нему, обнял парня, как старого приятеля.
Я же в этот момент вспомнил памятью князя Андрея, что при штабе Кутузова этот паренек ошивался на посылках в качестве вестового. И он, кажется, был протеже толстого, высокого и красномордого князя Несвицкого, вечно улыбающегося своим большим губастым ртом, и с влажными от смеха глазами, который тоже служил при штабе адъютантом Кутузова, как и сам Андрей, то есть, я. Но, я, то есть тот прежний князь Андрей, который жил в этом теле до момента моего «попадания», хорошо помнил, как Несвицкий и Жирков вместе потешались в штабе над тем, что французы разгромили австрийскую армию Мака. Когда союзная нам армия была разгромлена, они смеялись. Странные люди, мягко говоря. И как только этот Жирков сюда попал?
— Вот так встреча, Васька! — не переставал удивляться Дорохов.
А я, глядя на раненого черноволосого и черноглазого гусара, вспомнил еще и о том, что слышал о нем, как он запутался и заблудился во время Шенграбенского сражения, не передав вовремя распоряжений на левый фланг, когда его временно назначили одним из адъютантов князя Багратиона. И эта преступная халатность тогда привела к дезорганизации на нашем левом фланге, отчего Азовский и Подольский пехотные полки попали под удар превосходящих сил французов. И, понеся немалые потери, наша пехота вынуждена была бежать в лес. А кавалерии стоило немалых усилий, чтобы как-то исправить положение и предотвратить разгром решительной атакой. При других обстоятельствах за такое Жиркова, в лучшем случае, разжаловали бы в рядовые. Но, его покровитель князь Несвицкий как-то замял дело.
А Дорохов все тормошил своего знакомца, расспрашивая его:
— Ну давай, Васька, рассказывай, как здесь оказался?
— Во время Аустерлицкого сражения мой конь испугался, и я потерял направление, заблудился и оказался в расположении австрийцев. А потом вместе с ними уже и
