Непобедимый - Алим Тыналин
— Ну, как дела? — они уже виделись утром, так что здороваться снова нет необходимости. Зато Боря протянул руку. — Ты откуда такой? Как глаз, не болит?
Утром он не заметил, потому что сын старался спрятать глаза, но сейчас ясно видел, что синяк Витьке зарядили классный. Эх, жаль, что так получилось, сын у него характером в мать, спокойный и добродушный, с детства такой.
Бывало, в песочнице у него отберут машинку или лопатку, так даже не пытался вернуть обратно, стоял и хлопал глазами. В школе тоже обижали, хулиганы тамошние, мать вечно ходила разбираться. Вот и теперь так же случилось, наваляли по первое число.
— Я ходил на тренировку к Борьке, — сейчас сын какой-то другой, не старался прятать синяк, смотрел прямо и даже с легким вызовом. — Вроде получилось неплохо, буду ходить дальше.
Вот оно как. Аркадий обрадовался. Автобус подъехал к их остановке, они вышли. Боря поехал дальше, ему выходить на следующей остановке.
— Ну и отлично, — сказал Аркадий, когда они пошли от остановки дальше. Сын сначала отправился в другую сторону, как будто забыл, куда идти. Отцу пришлось его окликнуть. — Я же давно тебе предлагал пойти на бокс. Больше к тебе бы никто не лез. Но ты не хотел идти. Мы тебя на гимнастику даже из-под палки загнали.
Сын бодро шел рядом и думал о чем-то своем. Быстро же он пришел в себя после избиения. Аркадий вспомнил про приговор врачей и почувствовал, как желудок резануло, будто ножом.
Хотя, быть может, это у него разыгралось воображение. Впрочем, эти боли он и в самом деле в последнее время испытывал все чаще.
— Нет, теперь буду ходить, — твердо ответил сын. Он посмотрел на отца более внимательно. Что-то вспомнил. — А у тебя как дела? Ты почему так рано? Обычно ты приходишь… Гораздо позже.
Он опять слегка запнулся, как будто мысленно вспоминал, когда приходит отец. Странный какой-то, изменился за день.
— Я ходил в поликлинику, язву проверял застарелую, — Аркадий тут же перешел на другую тему. — А где находится секция? Боря давно уже ходит?
Он думал, что сын сейчас ощетинится, но тот просто кивнул.
— Да, конечно. Он уже давно ходит.
Волковы свернули с Люблинской улицы и очутились в дворике, образованном между четырьмя многоэтажками, выстроенными уже давно. В центре детская площадка и повсюду деревья и кусты.
Они подошли к подъезду, поздоровались с двумя старушками, сидевшими на скамейке и ведущих пристальное наблюдение за окрестностями.
— Ну что, пойдем домой, — сказал отец, помрачнев при мысли о том, удастся ли скрыть диагноз врачей от жены. Она читает его мысли и понимает состояние, как только он просто входит в дом, так что придется трудно. — Очередной день закончился. Ты иди, а я тут посижу на скамеечке, покурю.
* * *Отец оказался интересный человек. Сразу видна старая закалка. Сдержанный и спокойный, но в то же время видно, что если разозлить, мало не покажется.
Сколько ему, наверное за сорок, но на лице уже полно морщин. Еще и курит, сейчас дымят все мужчины, без ограничений, даже в присутствии детей. Я оставил его у подъезда, а сам поднялся по лестнице.
Сначала не мог вспомнить, где наша квартира, а потом вдруг в памяти всплыло, что мне надо на третий этаж. Добрался до площадки, потом вспомнил, что теперь надо к двери слева, с черной обивкой и крючком посередине на уровне пояса, чтобы можно было вешать сумку, когда достаешь ключи.
Кажется, это установил я сам, то есть, прежний я. Еще когда учился в седьмом классе. Я быстро вытащил ключи и вошел внутрь.
Странное чувство, когда я знаю эту квартиру и одновременно вижу ее в первый раз. Темный коридор, из открытых дверей комнат льется свет, сбоку у стены шкаф для одежды и телефон на тумбочке.
Из дальней комнаты выскользнула серая кошка с еле заметными полосками, с легким мяуканьем подошла ко мне. Потерлась о ноги, выгнула хвост трубой, просила покормить. Как там ее кличут, кажется, Маркиза.
— Подожди, малышка, дай я освоюсь, — пробормотал я, снял туфли и отправился осматривать новое жилище.
При звуках моего голоса кошка замерла на месте, уселась на задние лапки и пристально посмотрела на меня, как будто догадалась, что я чужак. Так и глядела вслед, когда я ходил по квартире.
Дома пока никого нет, поэтому я пока беспрепятственно смог все поглядеть и зайти в каждую комнату. Мы жили в трехкомнатной малогабаритной панельной квартире, из расчета по семь квадратов на каждого члена семьи.
У меня и у сестры Даши отдельные спальни, родители спали в гостиной на раскладном диване. В каждой комнате на стенах красно-черные ковры с геометрическими узорами, в гостиной сервант, набитый посудой и громко тикающие настенные часы с маятником. В кухне рычащий холодильник и на столе обязательная хлебница, в которой томился каравай хлеба.
Я зашел в ванную, чтобы помыть руки и впервые очутился перед зеркалом, получив возможность рассмотреть себя вблизи. Ну, что можно сказать?
Вполне себе симпатичный парень. Темноволосый, белокожий, зеленоглазый, с упрямым квадратным подбородком. Плечи широкие, руки тонкие. Был бы решительнее, от девчонок отбоя не было бы. Даже синяк не портил. В полном расцвете сил и здоровья.
— Ну что, Витя Волков, повоюем? — спросил я у изображения.
Подмигнул здоровым глазом, который без синяка. Мне понравился огонек в глазах у парня. Свидетельствует о том, что в груди бушует пламя.
В коридоре хлопнула дверь. Я думал, что пришел отец. Но там затопали несколько человек.
— Витя, ты дома? — знакомый и в то же время незнакомый женский голос. — Иди сюда, возьми сумку.
Глава 7
Жизнь студента
