Двуногое всесилие - Харитон Байконурович Мамбурин
— Откуда ты знаешь? — женщина осторожно протягивает руку и трогает мой лоб. Поджимает губы.
— Чувствую, — просто отвечаю я, — Поэтому и… стою. Хотел додумать. Всё додумать. Вы… знаете, кто наш дракон, Нелла Аркадьевна?
— Дракон? О чем ты? — бормочет она, а затем, слегка повысив голос, обращается к тем, кто сгрудились там, за углом, — Эй! Он не опасен! Проносите сюда оборудование! Быстрее!
— Дракон… — шепчу я, закрывая глаза и вновь прислоняя руку к лицу, чтобы еще пару раз с силой пройтись ладонью, — Наш дракон — недоверие, товарищ майор.
— Ты о чем, Витя? — мягко произносит голая горящая блондинка, продолжающая контролировать аккуратно вползающих в эту оплавленную полупещеру наших.
— Наш… враг, — пытаюсь объяснить я, что вся проблема в людях. Что мы, люди, мы ненадежны. Недолговечны. Изменчивы. Мы не доверяем друг другу. Если бы доверяли, если бы сделали явление неосапиантики общим достоянием, если бы сделали его наконечником прогресса, объединив все свои ресурсы и силы, то уже б, наверное, жили бы минимум на четырех планетах. Ведь даже я, Витя Изотов, оперируя такими малыми силами, просто вдохновив несколько девушек и призраков, сумел спровоцировать появление искусственного интеллекта. Нет, не искусственного и не интеллекта, всего лишь виртуального, ограниченного, не чувствующего, добросовестного, но… смог же? А вот если бы…
Но ничего из этого я произнести не успеваю. На меня налетает Молоко, начиная трясти, осыпать ругательствами и одновременно неуклюже пытаться выказать заботу. Она настолько доставуча и надоедлива, так заколебала за последнее время, что моё шаткое внутреннее равновесие, нашедшее точку покоя в размышлениях и темноте, начинает нарушаться. Я попросту беру их за руки, что Окалину, что Нину Валерьевну, а потом веду, а может быть тащу… туда, куда указывал совсем недавно. Нам действительно надо всего лишь пройти с десяток метров и два поворота. Нужно лишь быть чуть-чуть осторожными, переступая ногами на этом черном оплавленном камне.
— Вот! — тяжело дышу я, отпуская руки женщин, — Вот… ваша хреновина! Вот центр! Вот он ви…ви-сит! Вот!
Я хотел сообщить этой доставучей маленькой женщине о том, что вот этот очень узкий, очень вытянутый полуматериальный кристалл, светящийся тем же белым светом, что и «зрелые» деревья, что он является её целью, её Моби Диком и всем вот таким вот главным, так что вот ему, Нина Валерьевна, и еб*ите его красивые блескучие грани, а мне дайте побыть в тишине… Я всё это хотел сказать. Выпалить, а потом снова мотнуться туда, в тишину, хоть немного успокоиться, понять, почему меня уносит мыслями куда-то в философию, а может быть, просто убежать, но…
Всегда есть это чертово «но».
На этот раз нужная мысль мелькнула в голове вспышкой сверхновой. Зуд, внутренний огонь, напряжение, спутанность сознания, всё это за краткую долю бытия приобрело для меня смысл. Это неимоверно медленно растущее внутри меня напряжение, вышедшее рядом с левитирующим кристаллом за рамки обычных человеческих ощущений, оно не могло закончиться просто так. У него должен был случиться конец, апофеоз, взрыв, что принесут мне облегчение даже через уничтожение тела и окончательную смерть. Я это понимал, я с этим жил, но вот уж точно не предполагал, что этот конец настанет ровно в ту же секунду, как я отпущу кисти рук ошеломленных женщин, чтобы повернуться и убежать во тьму, но… не успею.
Волнообразно поднявшийся из глубин меня взрыв сотрет всё. Реальность, мысли, желания, устремления. Каждую искорку моего сознания. Каждый порыв воли. Каждый ошметок мысли.
…и лишь самый последний, неведомым образом осознающий себя мизерный кусочек Вити удивлением поймет, что всё это, то, что сейчас стирает его из небытия — является просто… оргазмом. Небывалым, неестественным и непонятным, совершенно непредставимым по сути, но… не более чем.
А уж как удивятся свидетельницы…
Глава 7
Застрявшее колесо Сансары
— Здравствуйте, Кирилл Дмитриевич!
— Здравствуйте, Тамара Васильевна, здравствуйте! Ну что у нас сегодня, чем порадуете?
— Разве что стабильностью, Кирилл Дмитриевич! Никаких изменений!
— Что, совсем никаких? Давайте посмотрим, почитаем. Ну или своими словами скажите, будьте любезны. Я же, Тамарочка, не про что-то глобальное спрашиваю, а про пульс там, давление, реакцию зрачков, ну хоть что-то?
— Ничего, совершенно! Вот, смотрите на показатели! Я их трижды сверяла! Точно такие же как вчера, как три дня назад, как… ну, помните, когда нас убрали на полдня, а потом вернули и он весь был…
— Помню-помню, успокойтесь. Да… дела… А ведь это, Тамарочка, это еще более странно, чем то, что наш пациент человеком стал обратно. Не может быть у настоящего живого человека таких вот стабильных показателей, это я вам со всей ответственностью говорю. Организм не может не реагировать на травмы, на электрический шок, на… да какая разница. Мы всё испробовали. Никаких реакций. Ни малейших. Даже ампутация не помогла. Он даже моргать чаще не стал.
— Вот, кстати, я хотела…
— Не надо хотеть, Тамарочка, честно. Молчим и делаем свою работу. Здесь у нас не просто молодой человек в заключении, а некто… в общем, жалеть его — последнее дело, точно вам говорю. Так что, вот я вам тут распишусь и пойду дальше. Отсутствие результата — тоже результат!
Слова… слова огибали сознание, как это делало и всё остальное. Зрение, осязание, обоняние. Я всё понимал и ощущал, но, при этом, был абсолютно пассивен. Сатори. Нирвана. Полное недеяние. Существование в несуществовании. Мне было всё равно. Ни желаний, ни чувств, ни каких-либо мыслей. Понимание чего-либо приходило сразу, целиком, и также испарялось, не встречая никакой реакции. Я был как камень в форме человека, дышащий, потеющий, слегка аномальный и совершенно, полностью равнодушный ко всему.
На нас была расставлена ловушка. Около Центра в Дремучем, как оказалось, работала дивизия научников, вылетевших туда чуть ли не через несколько часов после того, как упали мертвецы. «Стигма»? Нет. Наши, из какого-то близлежащего научного городка. С полным военным сопровождением. Был развернут полевой лагерь, налажены маршруты, разминированы дороги.
Нас просто подпустили с «дикой стороны». Там все стороны были «дикими», к Центру вела одна дорога, так что всё, что нужно было сделать людям, решившим захватить нас в плен — это скоординировать атаку на дом с дирижаблем, парализовать «когтей» и пригрозить остальным огнеметами. Даже грозить особо было некому, потому что… всё пошло не по плану. Не по-нашему, каким бы шатким он не был, ни по плану кремлевских агентов. Мой контакт с Центром Дремучего спровоцировал импульс, вырубивший всех неогенов в радиусе нескольких километров. Не только вырубивший.
Дремучего больше нет. Есть обычный кусок сибирского леса. Совершенно обычный, полностью, абсолютно. Висящий в воздухе ромб просто пропал, а вместе с ним исчезла энергия из всех заряженных деревьев, и даже еще не использованных артефактов, собранных в Дремучем. Вроде бы пропало что-то еще. Как минимум — Симулянт, то есть я. Вроде бы я стал обычным человеком…
Вроде бы нас перевезли, используя наш же транспорт. Вроде бы обследуют. Вроде бы все живы.
Всё равно.
Полный дзен.
Моё понимание не имеет ничего общего с нормальной мозговой активностью. Я понимаю, что в плену, что надо мной проводят эксперименты, снимают показания с тела и мозга. Что несколько дней назад несколько человек пытались меня допрашивать, задавая сотни вопросов о Системе, о Центре, о Валиаччи. Угрожали, отмахиваясь от того самого Кирилла Дмитриевича, пытавшегося служить голосом разума. Даже приказали ему отрезать мне… мизинец? Да, мизинец, по вторую фалангу. Планировали привести кого-то из моих, для угроз или для чего-то иного, но это им запретили?
Боятся.
Дверь палаты открывается вновь, внутрь буквально врывается Нина Валерьевна. Свободная, без наручников, без следов побоев, приходит ко мне понимание. Именно оно, потому что глазами я многого не вижу. Вися на специально закрепленной крестовине, я вижу лишь участок пола и стены. Бокового зрения и слуха хватает, чтобы достроить картинку. Хотя это и бессмысленно.
— Витя, — говорит ученая, подходя ко мне и начиная гладить по голове, — Как
