Двуногое всесилие - Харитон Байконурович Мамбурин
«Девчонки», специальное подразделение «когтей», чувствовали себя в лесу не очень, на что активно матерились, будучи снайперами городской выучки. Только вот обойтись без них было никак, поэтому две тройки самых опытных советских киллерш выполняли сейчас функцию летающей разведки в попытках найти эту самую проклятую дорогу.
Мы шли к руинам реактора. Ну ладно, не реактора, а экспериментальной энергетической установки, но всё равно её все называют реактором, так почему бы и да?
— Симулянт, стой! — захрипело в рации, присобаченной к моему уху, — У нас помехи! Видишь что-нибудь необычное?
— Стою. Вижу, — отчитался я, уже замедлявший шаг, — Дерево здесь, Ржа. Прямо по курсу, метрах в пяти. Созревшее. То есть светится.
Оно не просто светилось, а прямо-таки сияло, отчетливо выделяясь среди других полностью опавшей хвоей и черными кончиками веток. Чернота, понял я, вызвана тем, что рабочего тела в самых тоненьких частях на параллепипед не хватает, вот их и не задействует, от чего складывается вот такая картинка. Дополнительной необычности зрелищу добавляла сама структура коры сияющего лампой дневного света дерева — я, находясь метрах в пяти от этого чуда-юда, отчетливо видел, как поверхность ёлки уже разделена черными четкими линиями на очертания будущих артефактов.
— Надо его обойти, — отрубила Окалина, — Отступай, а потом по широкой дуге… Так, подожди. Коза! Коза, приём! Говорит Ржа! Симулянту слева или справа обходить? У него дерево на пути, помехи идут! Слева? Поняла, отбой! Слева обходи, Витя.
Обхожу. Почему бы и не обойти. На связь тем временем выходит Кладышева и хвалит меня хорошими словами — там у них всё налаживается со связью. Сам в ответ предупреждаю, что начинаю спускаться вниз. Вниз? Какой вниз? Да овраг у нас тут… или, скорее, перепад высоты под углом градусов в семнадцать, так что готовьтесь, девочки и мальчики. Воздух чисто? Хорошо. Здесь тоже ничего не… черт!! Что? Ничего особенного, в мертвяка наступил. Гадко. Смотрите сами не вляпайтесь…
Дохлый живой мертвец с раздавленной грудной клеткой вызвал у меня чувство глубокого омерзения. Он и сам по себе красавцем не был, а уж когда наступил на него… фу, вся ступня теперь в этом самом! Ни снять, ни почистить! Еще большую гадливость вызывает почему-то то, что запаха от трупа — ноль, никакого. А он разложился, сильно уже. Но не пахнет. Странно, пугающе, мерзко. Особенно на фоне цветущей природы. Хотя тут всё зеленое и красиво пахнет, только вот ни мошки, ни таракашки, ни лошади Пржевальского какой. Один только Витя лосём прёт.
После спуска начался совсем уж жуткий бурелом и царство кустов, продравшись через которые я остановился, поджидая группу, а заодно обозревая открывшееся передо мной пространство — поросшие зеленью развалины советского экспериментального проекта, подарившего миру неогенов, сверхспособности, надежду, веру в чудеса и кусок корявого черного говна… интересно, а откуда оно взялось? Отсюда? А как его достали?
— Симулянт, мы подходим! — прозвучало в ухе предупреждение.
Самое время совершенно безответственно закурить. Не просто так, конечно… хотя, если честно, то я закурил бы и просто так.
— Витя, как ты⁈ — тут же ломанулась ко мне Молоко.
— Вы были правы, — сквозь зубы пробурчал я, — Чем я ближе, тем сильнее зудит. Сложно держаться.
Зуд и жжение, которые у меня возникли после того, как долбанная Машка пришибла нас с Любимовым экспериментальной херней Валиаччи, усилились. Я научился кое-как жить с тем состоянием, что вынес из Южной Америки, только стал боятся КАПНИМ-ов за то облегчение, что они мне давали время от времени… но это было до того, как мы прилетели сюда. Сейчас я чувствовал себя как перекачанная раскаленным газом оболочка дирижабля. Запор всего Вити, если уж так понятнее, да еще и без малейших шансов «облегчиться». Даже если стану туманом, все ощущения останутся в полной мере.
— Повышен пульс, усилена реакция на раздражители… Витя, ты долго смотрел на то зрелое дерево? Ты близко к нему подходил?
Не то что у нас был привал, но люди явно чересчур быстро уверились, что здесь никого нет. Окалине даже пришлось разгонять по сторонам как своих бойцов, так и моих девчонок, пока Молоко замеряла мне все, от давления до температуры. Наконец, призвав крепиться, держаться и не падать духом, ученая удивленно выпучилась на мой рявк «я вам курс рубля, что ли⁈», а затем и я сам, не желая объяснять сказанное, попёр буром вперед.
Благо, уже очень хорошо чувствовал, куда нужно идти.
Знаете, дорогие мои несуществующие слушатели… кстати, хочу отметить — именно слушатели, а не собеседники, так что я нормааальный! Знаете, что хочу вам сказать? Что жизнь — говно. Не вся вообще, а вот моя, жизнь Вити Изотова, который сверхсильный, сверхмощный и очень опасный суперчеловек, который способен на всякие злые и великие вещи. И знаете почему? Вовсе не потому, что ему сейчас печет как восьмикласснице, организовавшей себе горчичник на писю в качестве контрацептивного средства, а вообще, в глобальном плане!
Что человеку нужно для счастья? Стабильность ему нужна. Он сам хочет себе выдавать бананы! Ему эти ваши приключения и превозмогания на хер не упали, он вам не герой! Как говорил один мудрый еврей из анекдота: «на песке нельзя построить даже маленький сортир»! А вот на тебе — мощь, сила, полная тумбочка денег, вечная жизнь, вечно юные любовницы, согласные на такие эксперименты, которых не то, что нормальная девушка не вынесет, но даже Буцефал! А тот какое-то время нес двоих, просто вынести не мог!
И вот я пробираюсь по развалинам, наблюдаю поросшие мхом кирпичи и целые куски зданий, а внутри уже настоящее пламя революции тревожно гудит так, что я почти не слышу тех, кто говорит мне по микрофону в ухо и даже в мозг. Что я тут делаю? Почему я — один? За что эти гребаные напряги⁈
Самое обидное, думаю я, тратя пару секунд на разглядывание массивного полуутопленного в землю здания с напрочь оторванной крышей, самое обидное во всей моей жизни — это отсутствие точности!
В любой книге, любом романе, любой истории есть антагонист! Есть зло, которое нужно победить! А где моё зло? Где мой дракон⁈ Машка, что ли? Не смешите мои тапочки, она просто дура-дурой, у которой что-то перемкнуло в черепной пустоте! Валиаччи? Так он просто представитель системы, конкурирующей с другой, нашей, системой, за ресурсы. Революционер, можно сказать. Он злодей⁈ Да я уверен на 98 процентов (и не я один), что с Васей Колуновым сейчас всё в полном порядке!
Тут, внутри, полутьма, зелень и немного влажно. Кажется, рабочую зону наши стахановцы хорошо так притопили поглубже, что неудивительно. Любят у нас всё зарывать поглубже, уважаю. Даже меня зарыли на какой? Минус четвертый этаж? Ага. А эту штуку так вообще должны были…
Стою, остервенело потирая лицо рукой. Почему-то именно такое энергичное растирание позволяет… позволяет…
— ВИКТОР! — сзади раздается не крик, а самый натуральный рык.
Рассеянно оборачиваюсь. Окалина, которая старшая. Голая, прямо совсем. Вся горит этим своим розовым пламенем. Света мало даёт, досадливо думаю я, а чего тогда горит?
— А? — хрипло спрашиваю, опираясь рукой на стену. Влажная такая, черная. Скользко. А ведь когда-то горела так, что аж плавилась.
— Ты как? — спрашивает меня будущая теща, приближаясь осторожно и боком. Голос уже куда мягче.
— Я? — вопрос туманит голову, поэтому неуверенно мямлю, — Ну… хреновато. Пытался… пытался задуматься. Помогает.
— Ты шлем сломал, — еще мягче говорит продолжающая приближаться майор, — И маску.
— Да? — я удивлен, но не очень. Намного больше удивляет то, что вокруг и что становится куда лучше видно, потому что рядом со мной голая светящаяся женщина. Пусть майор дает не так много света, но я теперь вижу, что мы в оплавленном до черноты помещении, с неровным полом, неровным потолком, всё тут как будто волнами пошло, а потом застыло. И воздух… странный. И шлем сломал…
— Как ты, Витя? — повторяет Нелла Аркадьевна, подойдя почти вплотную, — Почему ты стоишь?
— Потому… потому что оно… там, — вяло тыкаю рукой в стену, — За стенкой. Вот туда пройти, повернуть, чуть… пригнуться, да? Нам с вами… и мы его
