Память - Владарг Дельсат
— Машеньку надо искупать и покормить, — ответил юноша, причем частично по-русски, заставив мистера Стоуна вздрогнуть. То, что мужчина видел, просто не могло быть, но перед ним действительно стоял юный солдат, пришедший из той войны.
— Почему Маша? — поинтересовался мистер Стоун.
— Имени своего не помнит, — спокойно произнес сержант. — У них бывает, значит, долго там пробыла. Ее бы в госпиталь, но…
Что хотел сказать юноша, мистер Стоун понял даже слишком хорошо. Учитывая, что их фактически предали, то этот «концлагерь» мог расти с самого верха, поэтому в больницу дочери было опасно — могли просто сделать так, чтобы все замолчали, мужчина этот вариант вполне допускал.
Переглянувшаяся с ним миссис Стоун этот вариант тоже допускала, решив в первую очередь заняться дочерью. Опустившись перед диваном на колени, женщина бережно погладила девочку, так сильно изменившуюся за семь месяцев, прошедших с момента пропажи ребенка. Увидев, что Летта от нее шарахнулась, миссис Стоун убрала руки, подняв их вверх. Дочь смотрела на нее со страхом.
— Что происходит? — поинтересовалась женщина.
— Гри… Гри… Гри… — номер девять-ноль-четыре-пять почти не могла говорить.
Опустивший ППС Гришка быстро подошел к девочке, наклоняясь к ней. Внимательно посмотрев ей в глаза, он все понял. Сколько их таких прошло через санбат — не сосчитать.
— Согрейте воды, пожалуйста, — попросил он миссис Стоун. — Надо Машеньку помыть и перебинтовать.
— Почему она так… — женщина всхлипнула. — Так реагирует?
— Так бывает… — объяснил ей Гриша. — Когда пугаются вообще всех взрослых, значит, плохо маленькой… Боится она от этого.
— Почему боится? — поинтересовалась миссис Стоун, не принимая еще факт того, что видела.
— Слабых или немощных убивают, — ответил Гришка, поглаживая Машеньку по голове, что ту явно успокаивало. — Могут просто убить, а могут и в печь засунуть…
— Я… я… — женщина чувствовала себя так, как будто все сейчас вообще не с ней происходит.
— Я подготовлю воду, — решил мистер Стоун. — Насколько горячая нужна?
— Ведро кипятка на два ведра холодной воды, — сержант среагировал автоматически, сообщив знакомый рецепт, а вот мужчина задумался — в ведрах он воду не мерил.
Миссис Стоун тоже была несколько ошарашена такой пропорцией, еще раз взглянув в глаза явно боявшейся ее дочери. У женщины оставался еще один, самый последний вариант, правда, если там результат будет такой же, то из страны придется быстро убегать. Впрочем, Эмма понимала, что, если ничего не делать, из страны тоже придется уходить чуть ли не с боем.
С подозрением посмотревший в сторону женщины Гришка решил поверить, потому повесил ППС на плечо, занявшись Машенькой. Осторожно погладив девочку, мальчик вздохнул, медленно стягивая кальсоны, по которым было заметно, что бинты не справились. То есть надо было их отмачивать, да и сюрпризы ожидались. Также бережно стягивая гимнастерку, сержант вполне спокойно относился к обнажению девочки, а номер девять-ноль-четыре-пять своему спасителю уже доверяла.
— Что это?! — прошептала миссис Стоун. — Как это?
— Концлагерь это, — объяснил ей юный солдат. — Били, не кормили, кровь сливали…
— Н-не может быть! — воскликнула женщина, отказываясь верить тому, что видела.
— Как тебя называли там, доченька? — послышался голос мистера Стоуна от двери в ванную комнату. Он говорил с усталыми интонациями, по-видимому, вполне ожидая сюрпризов.
— Я, номер девять-ноль-четыре-пять… — заговорила девочка, но тут ее прижал к себе Гриша, прерывая.
— Ты не номер! Не номер! Ты девочка! Машенька! Не номер, понимаешь? — с болью в голосе говорил ей Гриша, а мистер Стоун слушал. Казалось, он не понимает, о чем говорит юный сержант, потому что говорил тот по-русски.
— Ты хочешь позвонить Дэвису? — заметил движение жены мужчина, сразу же покачав головой. — Не делай этого.
— Почему? — удивилась она, воззрившись на мужа.
— Потому что забыть о том, что у нас была дочь, мне советовал именно он, — объяснил мужчина. — У нас нет выбора, наша страна нас предала. Парень, тебе помочь?
— Не надо, Машенька боится, а пугать нас сейчас совсем не надо, — объяснил товарищ сержант. — Сейчас я тебя помою, маленькая, а потом перебинтуемся, хорошо?
— Ты не страшный, — ответила ему девочка, потянувшись тонкими, как спички, руками.
Гриша взял ее на руки и понес в ванную, с удивлением обнаружив действительно ванну. На дне плескалась вода, куда мальчик и опустил свою Машеньку. Вода сразу же приобрела характерный цвет, на что сержант только вздохнул. Вошедшая туда же миссис Стоун прижала руки к губам. Выглядело это действительно страшно, а молодой парень смотрел на это спокойно и сам факт этого пугал гораздо больше.
— Сейчас я тебя разбинтую, — предупредил Гриша девочку. — Будет больно — скажи, договорились?
— Да… — прошептала номер девять-ноль-четыре-пять, чувствуя, что ее положили в тепло, хотя на словах о помывке она сжалась. Перед глазами девочки голые люди бежали по снегу…
— Ну, начнем, — сам себе сказал сержант, принимаясь за работу.
Миссис Стоун забыла, как дышать, видя спокойные, но уверенные движения совсем юного еще человека. За плечами солдата был опыт, это женщина заметила сразу, но видя, как сходят бинты с израненного тела, не могла не вскрикнуть. Выглядело это, конечно, страшно.
— Это за малышей наказывали… — услышав вскрик, номер девять-ноль-четыре-пять решила объяснить маме. — Ну, когда…
— Когда ты их прятала, — закончил за нее уже не раз слышавший такие истории Гриша, ласково поглаживая Машеньку. — Сейчас помоем мою хорошую и перевяжем.
— Господи… — прошептала Эмма, даже не представлявшая себе, что когда-нибудь увидит такое. — А что значит «за малышей»? — спросила она у сержанта.
— Машенька, — Гришка очень бережно обращался с девочкой, его движения были уверенными, что опять-таки выдавало опыт, — прятала малышей от этих, чтобы их не убили, за это ее били, но она все равно прятала… Потому что была их мамой.
— От этих? — не поняла женщина.
— От палачей из эсэс, — выплюнул сержант с такой ненавистью, что миссис Стоун отшатнулась.
— Это концлагерь, — констатировал мистер Стоун, осознавая эту истину.
Трижды сменив воду, Гришка домыл Машеньку, завернув ее затем в полотенце. Девочка еще кровила, поэтому нужно было сменить повязки, и подумать, что сделать для того, чтобы улучшить заживление. Врачом воспитанник санбата, все-таки, не был, поэтому использовал только то, что слышал, видел, о чем говорили врачи и медсестры. Госпиталь, конечно, был нужен, но фрицевский госпиталь был для Машеньки опасен, это было ясно и так. Нелюди есть нелюди.
Вернув девочку на диван, мальчик полез в свою сумку, доставая индивидуальные пакеты, а Эмма, замерев, смотрела на то, как почти ребенок со знанием дела перевязывает ее дочь. Вид Летты сзади ужасал, а слова мальчика — вдвойне.
— Перевяжем нашу девочку, — приговаривал,
